Сэльма на пути в Царствие Небесное

[j-rock-gay]

Моё имя...

- Сэльма! Ты там умер?! Иди сюда, мать твою!!

... Да. Сэльма.
Сам не знаю, почему, но мне дали вот такое имя. Странное и женское.

немного дальше

Я с ним уже сжился, притёрся как-то. Притерпелся, в общем.
Зовут меня Сэльма и зовёт меня Эндрю, мой начальник.
Эндрю, в целом, славный парень. Наверное. Только орёт постоянно и лоб у него при этом потеет. Всё бы ничего, но надо идти, смотреть в его влажные от ярости глаза, бубнить что-то про очередной отчёт.
Отчёт, к слову сказать, я так и не написал. Кашлял всю ночь.

Ужасно болят лёгкие, а в этих коридорах страшная сырость. Слёзы на глаза наворачиваются от сдерживаемого кашля. Но я никак не имею права выдать свою болезнь. Эндрю уволит ко всем чертям, и глазом не моргнёт. Он меня терпеть не может.
А работу мне потерять никак нельзя. Жить-то надо на что-то.

Хотя, если так подумать - на кой чёрт человеку работа, какое-то гипотетическое "будущее", если у него, у человека этого - туберкулёз в запущенной стадии?
Так и выходит: меня гробит работа, которая нужна, чтобы выжить.
Всю ночь мучился, опять всю подушку кровью забрызгал. Кэт снова будет брюзжать весь вечер.
Кэт... Я снимаю у неё комнату за копейки. Комната маленькая, под самой крышей. Кэт постоянно суёт нос в мои дела. Заботится. Только эта кровь на подушках, она её не настораживает, а злит, почему-то.

- Да, Эндрю... Нет... Знаю... Не мог... Не важно... - Кашель сдерживать всё труднее, ужасно хочется выйти из этого кабинета и упасть за свой крохотный столик в углу офиса.

Я у нас - крыса бумажная. Все отчёты-графики-планы - на мне. Ну правильно, зачем хорошим людям напрягаться? Сэльма всё сделает, напишет и не вякнет. Сэльме никак вякать нельзя.

- Катился бы ты ко всем чертям со своей бледной рожей, м?

Ну вот. Снова наорал, ничего толком и не спросив. Нет отчёта - мудак и сволочь. Есть отчёт - так уж и быть, живи пока.
А отчёта нет.
Ну хоть не уволил. Пока.

Отчёт тот самый отпустил меня домой заполночь. Иду по отсыревшей, влажной улице, кутаясь в колючий воротник пальто. Старого и уютного. И вдруг вспоминаю, какое сегодня число. Двадцать седьмое октября сегодня. Мой, стало быть, день рождения. Двадцать четыре года уже.
Стало как-то грустно. Кэт, конечно, поздравит. Через пару недель. Если вспомнит. Больше ни кто и не знает. И чёрт с ними.
Надо как-то себя порадовать. Нахожу в кармане горсть монет, захожу в круглосуточный цветочный магазин. Мелочи хватает на одну пожухлую гвоздику. Выбираю жёлтую - никогда таких не видел - и снова выхожу на ужасную промозглую улицу.
Всё в груди болит, царапает от подступающего кашля. И на языке привкус металлический. Хоть и сладкий. У меня совершенно не солёная кровь, в детстве все врачи этому удивлялись.
Иду, думаю ни о чём. На пимер, о том, какая у меня будет могила. Скромная и запущенная. Мне нравится. Люблю, когда трава растёт там, где ей хочется.
Я, кстати, вовсе не боюсь смерти. А вот умирать - страшно боюсь. Знаю же, не умру во сне. Буду задыхаться этим чёртовым кашлем, пока не выплюну все лёгкие, так что дышать уже нечему будет.

- Привет.

Вздрагиваю. Улочка узенькая, тёмная. В паре шагов от меня стоит парень в тёплой куртке и перчатках. Лица не разобрать. Я пугаюсь - район-то не из спокойных. Только этого мне не хватало! Эндрю порвёт, если я с синяками приду на работу! Хочу просто пройти мимо, но это сложно в этом тесном пространстве.

- Ты что, испугался? - Он говорит спокойно, даже как-то по-доброму. Молчу. - Не пугайся, глупый. Хотя... я бы и сам перепугался. - Он делает шаг и попадает под тусклый свет фонаря.

Азиат. Молоденький совсем, хотя по ним никогда не угадаешь. Невысокий, совсем немного выше меня. И лицо у него доброе. Вот не знаю, почему.

- У тебя кожа голубая. Замёрз? - Он улыбается легонько и прячет руки в карманы. Заглядывает мне в глаза. У него белые волосы, чуть прикрывающие уши. И шапка дурацкая. - Или болеешь? - Я снова молчу.

И вдруг он снимает перчатки и начинает показывать что-то руками. Странные, резкие жесты. Через несколько секунд понимаю, что это язык глухо-немых.

- Я не немой. - Я долго молчал, горло болит. По этому голос резкий и сухой.

- А чего молчишь?

- Говорить больно немного. - Удивляюсь. Обычно я с незнакомцами вообще не разговариваю, а тут - гляди ж ты, даже сознался в болезни. Почти.

- Заболел, значит. И замёрз. Слушай, а выпьешь со мной?

- С чего бы?

- У меня день рождения сегодня. - Немного виновато говорит парень, - Я только вспомнил об этом. А отметить - не с кем.

- Почему - я?

- Потому что у тебя жёлтая гвоздика. - Он смотрит на меня, как на идиота.

- У меня тоже день рождения сегодня.

Я стараюсь кашлять не очень громко. Что-то в этим парне есть. Тепло какое-то внутреннее. И мне не хочется его напугать.

- Пошли. Тебе надо согреться. Меня Мидзу зовут.

Он не ждёт моего ответа, хватает под локоть и тащит обратно на большую улицу, где цветочная лавка.
Если честно, я даже не успел испугаться. а чего бояться? Опасностью от этого парня не пахнет, а хоть сколько-нибудь приятное происшествие мне не помешает. Мидзу молчит, идёт уверенно и, наконец, заталкивает меня в небольшое кафе на углу двух безымянных улочек.
В помещении почти совсем темно и, главное, тепло. Сухо. Мои лёгкие тут же блаженно расслабляются и даже горло начинает болеть чуть меньше. Я сажусь за столик в дальнем углу, который предложил Мидзу.

- Давай я сам выберу, что ты будешь пить?

- Выбирай. - Киваю и, всё же, закашлеваюсь. Тут накуренно, хоть и не сильно. А табачный дым для меня, что диабетику - торт с кремом. Мидзу смотрит на меня немного озабочено и убирает сигареты в карман.

- Значит я бросаю курить.

- Вовсе не обязательно. Достаточно просто не курить сейчас. Если это возможно.

- Всё возможно. - Туманничает Мидзу. - Совершенно всё.

Он заказывает чёрный чай, добавляет какие-то непонятные слова, от которых пахнет теплом и вкуностями. Официант, к слову - тоже азиат, улыбается ему, как родному. Завсегдатай, значит.

- Как зовут твоего друга?

- А как зовут моего друга? - Мидзу смотрит на меня весело, но не очень заинтересованно. Так ребёнка просят рассказать всем известный стишок - ну, как ты справишься?

- Меня... - Говорить достаточно громко пока не получается. И, впервые за долгие годы, становится стыдно за своё идиотское имя. Но врать я непривычен. - Сэльма.

- Очень приятно. - Официант легонько кланяется. - А меня - Пё-Мин. - Потом наклоняется ко мне и доверительно шепчет, - Тоже имячко не из серьёзных, особенно в этом городе. Так что не беспокойся. И.. Я всегда буду рад тебя видеть тут. - Последняя фраза произнесена уже в голос.

- Сэльма, значит. - Мидзу задумался. - Значит, Сэльма. Неплохо.

- Да? Почему?

- Ну а чего плохого? Красивое имя. Тебе идёт. Только мне не нравится твой кашель.

К слову - эту фразу я слышал в детстве постоянно, от мамы и тётки. Они всегда звучали, как обвинение. А Мидзу, смотри ка, не ругает. Просто говорит, что его он не устраивает. Странно.

- И мне. Но я привык.

- Давно болеешь?

- Это не то, о чём стоит говорит в день рождения. - Я улыбаюсь. В первый раз за сотню своих не прожитых жизней. "День Рождения", надо же. В один день. - Почему ты про свой забыл?

- Почему? - Он пожимает плечами. У него лёгкий акцент. Или наоборот - очень сильный? Не могу разобрать. Но звучит это очень красиво. - Я только сегодня... скажем так - прибыл в этот город. Добирался долго, совсем замотался.

Нам приносят чай. Пахнет просто потрясающе! Я и не помню, когда в последний раз день рождения отличался от остальных хоть сколько-то. А потом Пё-Мин приносит два полуразвалившихся куска какого-то пирога.

- Моя девушка испекла. Извините, что так выглядит. - А вот у него акцент почти неслышен. Пё-Мин.. Это корейское имя? - Принесла три куска, словно знала, что вы придёте. Он со сливой. Хорошего вечера!

- Он кореец? - Спрашиваю, не в силах перестать блаженно жмуриться от запахов и тепла.

- Кореец. - Мидзу открывает крышку чайника и из него вырывается облачко пара с таким одуряющим запахом, что мне внезапно хочется плакать. - Надо немного подождать, чтобы заварился.

- А ты? - В горле першит, конечно першит. Отвратительно. В превый раз в жизни испытываю лёгкую злость к этой болезни. Потому что сейчас она действительно мешает жить.

- Я? - Он забавно вскидывает бровь и только сейчас снимает свою куртку. Такой стройный! Даже тощий! Это даже сквозь мешковатую толстовку видно. - Японец. Да. - Словно сам себя уговаривает.

- Что значит твоё имя? - Я сажусь поудобней, кладу руки на стол.

- Вода. К слову о воде. Надо твою гвоздику поставить в воду.


и вот вопрос - писать ли мне это дальше?
очень прошу пояснить в комментах.
принимаю заявки на сюжетное развитие. очень буду рад получить хоть одну)))