двое во мне

[j-rock-gay]

аффтар: AkiTaka
мыло: vot_durrra@bk.
фандом: B2ST
бэта:  Sasha Nemes
название: двое во мне
рейтинг: angst, vingette
пейринг: DongSeun
жанр: vingette
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои принадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: ангст, ООС, зарисовка, страдания и немножечко косвенного упоминания NC. написано по беседам с милой Мару о сходстве Сынни с его сестрицей. вот.
размер: 961 слово

оххх...

Он восхитительный, кареглазый, тонкий, как лучшая арабская шерсть. Он восхитительный, нежный до истерик - конечно, моих - смятых, ночных, подушечных.
Он такой, что не выкричать, не выплакать, с кровью густой, ароматной не выпустить.
Не шепнуть даже.
Только пальцами напряжёнными, покрасневшими, по изголовью кровати - тссс, лишь бы не разбудить.
Такие чувства вынуждают причинять себе боль - пусть номинальную, незначительную, как я сам для него.
Он восхитителен, как бушующее грозой ночное небо летом, как Сезон Дождей в Камбодже или Вьетнаме.
Не выдохнуть: бесконечный вдох восхищения рвёт лёгкие ощущением распада каждого миллиметра ткани. На уровне молекул.
Я люблю его. На уровне молекул - тоже.
Я люблю его бесконечно, уже три с половиной жизни, обрывающихся в новогоднюю полночь. И смотреть не смею, не в глаза даже - просто в лицо.
Потому что я обязан выжить и жить дальше ради того, чтобы однажды осмелиться, с гордо поднятой головой, расслабленными, сухими ладонями. Осмелиться:
- Сон, я люблю тебя. Ты - моё всё, ты - всё, что у меня есть и, самое главное, - нежность. Я даже научился тебе всё прощать, даже вот это восхитительно-растерянное выражение лица, даже то, что ты отобрал у меня совершенно всё и выбросил за ненадобностью. Даже то, представь, что ты никогда меня не полюбишь.
Выдохнули.
Смущается он тоже восхитительно, так, что больно-страшно внутри, а хочется рассмеяться, обнять, успокоить, пообещать, что всё будет даже много легче, чем он смел мечтать в детстве.
Не обнимаю, конечно. А с виду и не скажешь, что самому тупому идиоту на свете просто хочется провалиться сквозь землю, да? Х-ха!


Он влюбляется внезапно, словно тонкой стрункой вокруг шеи, не досчитав до трёх, как дёрнуло, воздух перерезало. Только морфин как-то забыли дать - хоть опием бы надышаться. А нет: ходит он, то счастливый, то несчастный, окрылённый, чудеса в нём и с ним - всё впервые, я же знаю.
А она, дурёха эта, сука, сволочь, гадина, сестрица моя непутёвая, нос от него воротит, не играется даже - скучно ей, неинтересно, дура набитая! Кривится, на звонки не отвечает, он гаснет, тухнет, губы его дрожат, а в глазах - растерянность.
Я молчу, ненавижу её и всё сущее, болю за него изо всех сил, чтобы хоть как-то облегчить.
Ну почему из шести миллиардов он выбрал именно эту идиотку?!
Мою сестру!!!

- Привет...
Я сижу перед мельтешащим чёрно-белыми точками экраном, схожу с ума, и даже вздрагиваю от неожиданности.
- Не спится?
Мне без тебя в принципе не спится, только умирается.

Космос сминается старой пожелтевшей газетой, я был размазан по её поверхности, у меня трещат кости и, кажется, идёт кровь из носа.
Сон Донун садится на подлокотник моего кресла, поднимает моё лицо за подбородок и целует. Нежно, надрывно – так надрывно и больно кричат во всё горло "НЕ УХОДИ!!!" вслед уезжающему поезду, или летящему к асфальту с верхнего этажа телу.
Он даже кровь замечает не сразу, отрывается, в глаза смотрит, потерянный и несчастный, влюблённый и трогательный до ужаса.
- Я не могу без тебя... Я без тебя совсем умру, без шуток, умоляю, не бросай, можно я тебя ещё раз поцелую?..
И он пальцами своими, горячими да нервными, губу мне верхнюю вытирает, и всего за секунду до Конца Света я уже знаю, как он произнесёт имя. Не моё. Её имя.
И он его произносит, и безумие уже не таится в его карих глазах – плещется на стены, мои щёки, плечи, нервы. Я улыбаюсь, киваю сдержанно и целую сам. Для него, Любимого, как и прежде – «сама».



Так бывает только по вечерам. Он говорит со мной только тогда, когда его безумие становится несносным и в чертах моего лица он видит своё спасение.
Он обнимает, смеётся, перебирает мои волосы: "Дурочка, ну зачем ты их отстригла?". И целует и виски и щёки и губами горячими боязливо в плечо жмётся.
Мне страшно, от страха тошнит, но отказаться от него, по законам жанра, я не в силах.
Позвонил этой твари, наорал, сообщил, что у неё нет сердца, а у меня - сестры. Одной потерей больше/меньше - что это меняет?
Любимый мой зовёт меня не моим именем, обнимает раз в десяток дней, а то и чаще.
Потом к углам жмётся, молчит, не смотрит даже - ему же нужен вовсе не я.


- Я хочу тебя.
И я умирал, умирал от нежности, огромной, острой, злой, совсем не ласковой. Захлёбывался, почти-слёзы давил, кулаки до синяков сжимал. Он был нежен, внимателен, заботлив, не скуп на поцелуи и судорожные всхлипы признаний. Мне было, пожалуй, слишком хорошо.
А потом его ладони, всё такие же нервные и горячие, коснулись моих бёдер. Чадра его безумия не выдержала, треснула, обнажила Суть Положения Вещей. Он посмотрел на меня, как бы говоря "Как ты смела?! Как ты могла оказаться ИМ?!". Мне стало больно. Потом стало ещё раз, длилось минут пятнадцать. Думаю, он просто не смог терпеть возбуждение. Конечно, моё. Пожалел, что ли?
Мне было больно, сухо, смято, нервно, почти скучно и мучительно хорошо. Неумело, нелепо и грубо. Он меня наказывал. Обвинял каждым движением.

И потом, конечно, ещё и ещё. Через пару раз минус боль и всё чётче граница в его голове между мной-ею и мной-мной. Нежность-граница-грубость. Всё грубее, злее, приятнее. А я и не знал, что мне нравится это.

Это был первый раз, когда он, глядя мне в глаза, ещё одетый, не раздевающий меня ещё, шепнул мне в ухо "Сынни". Я плакал, отвернувшись, как ребёнок, идиот, влюблённый и обречённый школьник. Он был ласков, благодарен, целовал, как заведённый, просил прощения, смято что-то обещал. Я не слышал. Он любил именно меня. Не её, не своё безумие - моё тело. Моё. Долго, горячо, хорошо до омерзения.
Конечно, это был единственный раз, когда он назвал меня по имени.

Завтра он придёт и улыбнётся: я купил длинный парик и со всем смирился. Любить безумца - безумный труд.

OWARI