охренеть...

[j-rock-gay]

аффтар: AkiTaka
мыло: [e-mail]
фэндом: B2ST
бэта:
название: охренеть...
рейтинг: G
пейринг: 2JUN
жанр: Romance, стёб
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои принадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: бля. Я в шоке. Я что-то ТАК полюбил Дуджуна, что даже согласился отдать ему Чуню! Оо но только в данном контексте. я, кстате, хотел соблюсти что-то там риальное, но это всё равно АУ и ООС.
В тексте читатель не найдёт не то, что постельных — даже идущих к постели сцен! И это не потому, что я пожадничал, а потому что вот так у них всё.
ВАРНИНГ: идея развивалась в соавторстве с  Sima_Finnigan, спасибо ему, братишке, за это!!! без него я бы не смог)
Сынни в истории - это однозначно он)
ну и вот. что вышло, то вышло.
статус: закончено
Размер: 4628 слов

это вообще такое ЧТОЗАНАХРЕН, что в пору сдаваться санитарам.

Всё начинается в тот момент, когда Чунхён, зевая и обтёсывая собой углы, решает зайти в ванную посреди ночи. Чунхён сонный, мало что соображающий, не догадался обратить внимание на горящий свет и шум воды.
Собственно, он так же спокойно выходит обратно буквально через секунду, буркнув "сори" и, так же зевая, идёт на кухню ждать, пока Лидер закончит свои дела. Делишки.

Дуджун выметается из ванной со скоростью ядерной ракеты, такой же смертоносный и стремительный, по пути успевает зыркнуть на Чунхёна злобно и чуть ли не дверью в спальню хлопает.
Чунхён старательно отражает ситуацию и стремительно тушуется. Ага, ясно: застал Лидера в весьма... пикантный момент. Косяк, конечно, неуютно.
Чунхёна привлекает политика "забыл, не знаю и значит — не было". Он немного, для проформы, смущается, но когда зевки уже грозят вывернуть челюсть — топает в ванную и быстренько идёт спать.
Дуджун сопит очень показно.

Чунхён не вполне отражает поведение Лидера. Нет, ну всё понятно, кому будет приятно, когда тебя запалит друг, пусть и очень близкий друг, но запалит в момент снятия некоего напряжения? Конечно, это смущает, ясный красный. Да ещё и авторитет Сурового Лидера подорван, какой ужас. На деле, естественно, никакой авторитет и не думал подрываться в тот злосчастный ночной момент, но Дуджуна разве в этом убедишь? Нет, Чунхён бы правда попробовал. Но Дуджун уже вторую неделю шкерится по углам, слова рэперу не говорит на прямую. А если им случается где-то быть всем вместе — отползает как можно дальше, прихватив с собой Ёсоба. Даже если Ёсобу это, мягко говоря, не интересно. Лидер плюёт на интересы ребёнка. Идиот идиотский, а не Лидер. Чунхён немного зол на эту ситуацию. Можно подумать — все они этим не занимаются в удобный момент, с их-то графиком и напряжением.

Чунхён ждёт удобного момента в студии и тащит Дуджуна "на поговорить".
— Скажи мне честно, ты идиот?
— Ты о чём? — Дуджун отводит глаза, но, кажется, он уже и сам на себя зол.
Чунхён наклоняется к нему и доверительно сообщает:
— Слушай, все этим грешат. Нашёл от кого шкериться. Ладно бы Ёсоб запалил, или там Донуни. Давай остановимся на этом моменте и просто забудем?
Дуджун молчит пару секунд, потом смеётся и несильно бьёт Чунхёна в плечо.
— Да, ты прав. Просто растерялся.
— Ты — Лидер. Не забывай это, пожалуйста.
— Тогда помни об этом тоже и уважай меня, как старшего!
Дуджун снова смеётся, а Чунхён думает, что тот слишком отвратительно умеет проигрывать и признавать свои ошибки.

Отношения восстанавливаются и постепенно оба забывают о том небольшом инциденте. Разве что теперь каждый более тщательно подбирает время для релакса.
Проходит пара недель после того случая. Ночь, глубокая и тёмная, день был напряжённым и в общаге царит блаженная дремота. Все давно спят, как убитые, только Дуджун даже сквозь сон ожидает. Потому что рэпер так и не вернулся домой. Дуджун думает, что эти тусовки с Чокоболлом до добра не доведут. Когда он слышит грохот в прихожей, то часы на стене показывают половину третьего ночи. Грохот и не думает прекращаться, напротив — дополняется радостным хохотом. Дуджун сверзается со своей койки и, оказавшись в холле, застаёт умильнейшую картину.
Чунхён, пьяный в мелкие тряпочки, пьяный так, что должен бы трупом упасть — сидит на полу в развороченной куче кедов и пары упавших с вешалки курток и улыбается от уха до уха.
— Хёёён! А чего не спишь?
— Не ори, идиот. Спал, вообще-то. И спал бы, если бы один пьяный придурок не расшумелся, как последняя сволочь.
Пока Дуджун говорит это свистящим шёпотом, он умудряется поднять Чуню с пола и даже дотащить его до холла.
— Да? У вас тут пьяные сволочи? — Чунхён хихикает, сползает с хёнова плеча и устраивается на полу, изображая морскую звёздочку. — Ой, как им не стыдно!..
— Возмущайся тише, идиот. Дети спят.
Дуджун недоволен, он думает, что был чертовски прав про этот Чокоболл, он думает, что Чунхён пьян просто феерически. Он стягивает с него кеды, от чего тот ржёт, но зажимает рот ладонью.
— Ты спишь тут. А то от твоего перегара все вокала лишатся.
— Нет. — Неожиданно голос Чунхёна звучит очень твёрдо. Так твёрдо, что Дуджун даже оборачивается. — Посиди со мной.
— А в жопу тебя не поцеловать, алкашня? — Очень ласково спрашивает Лидер.
На эту реплику Чунхён только идиотически хихикает и пытается выбраться из куртки. Дуджун вздыхает и уже подходит к двери в спальню.
— Ну хён! — От бывшей твёрдости не остаётся и следа, Чунхён принимается ныть, Хёнсын бы обзавидовался. — Ну побудь со мной! Я не хочу спать! Мне так хорошо сейчас, так весело! Ну что тебе, сложно?
Дуджун подходит к барахтающейся на полу "звёздочке" и садится на корточки.
— Мне сложно. Я хочу спать. И все хотят. Прекрати шуметь, я тебя умоляю. И прекрати буянить. Напился? Так спи! Завтра, вообще-то, дела есть.
— Ну пожааалуйста! Просто поговори со мной немножко. И я честно лягу тут, а завтра... посуду помою!
Дуджун в который раз выдыхает с видом великомученика, сдёргивает за рукав болтающуюся на Чунхёне куртку и думает, что он, да, охренительный Лидер.
— Хорошо, чудовище. Но не долго. И отдирай задницу от пола — тебе нужен крепкий чай.

Они сидят на кухне, Чунхён прихлёбывает чаёк и несёт откровенный бред о том, что у СуДжу камбэк и все дома, в их общаге теперь нет свободных мест и Хичоль его, Чунхёна, нагло выставил, отказав в ночлеге. Дуджун качественно фильтрует этот бессвязный поток речи, мечтая о том, чтобы алкоголический элемент его группы, наконец, утомился.
Элемент утомляется чуть ли не к четырём, уже больше зевает, чем говорит и, наконец, уползает в холл. Самостоятельно находит одну из живущих там подушек, сворачивается в нескладный комок и затихает. Дуджун ставит чашку в мойку и тихонечко идёт в направлении собственной койки.
— Дудужун-а...
— Ну что опять?!
Чунхён поворачивается на спину и в полумраке комнаты видно, что улыбается хитро.
— Поспи со мной. Пожалуйста. Мне.. скучно.
— Хрен тебе, алкоголик.
— Пожалуйста?
— А по черепку?
— Херовый ты Лидер. Я сейчас шуметь начну, разбужу тебе детей, и мне не будет стыдно! — С каждым словом Чунхён действительно повышает голос.
— Бля.
Только это слово говорит Дуджун и просто ложится рядом, отобрав у Чунхёна подушку. Тот затихает и как-то странно дышит.
— Чего лыбишься, скотина?
— Рад, что могу провести с тобой время. Знаешь что?...
— Молчать. Спать. — Дуджун нашаривает чью-то шапку и натягивает её на самые глаза.
Чунхён и правда затыкается, только икать начинает. Дуджун начинает сатанеть.
— Меня никто не любит.
Дуджун, почти уснувший, чуть не давится от такого заявления.
— Меняни кто не любит. — Повторяет Чунхён уверенней и кивает. — Никто. Я всё время один. Все всех любят, но Ёна — никто. Кому я нужен?
Дуджун думает, что пьяный бред Чунхёна даже хуже, чем постоянное капанье на мозги от Сынни. Даже хуже, чем тупящий Кикван. Хуже всего. Дуджун думает, что Чунхён очень адекватный парень. Очень приспособленный к выживанию, сильный и почти никогда не жалующийся на жизнь. Пока трезвый. Когда же он напивается, он становится хуже старичка с букетом радикулитов и артритов. По сему он решает не отвечать — во избежание идиотского диспута. Но Чунхёну, кажется, плевать. Он говорит жалобно и — о, ужас! — миленько!
— А я же такой классный! Ну я же правда классный! Я такой секси-секси, такой крутой лирик и вообще! А они?! Они охренели! Хён, я классный?
— Классный, куда деваться, спи давай.
— Вот! Я — очень крутой парень! И вечно один! Знаешь, как меня фанаты зовут?! Forever alone! Мне это делает больно! Это же ужас!
— Заткнись. — Беззлобно советует Дуджун.
— Но ты-то хоть, ты меня любишь?
— Люблю.
— Правда?
— Конечно, придурочный. — Дуджун поворачивается к Чунхёну и смотрит на него внимательно. — Я тебя люблю, ты мне брат и друг, ты отличный лирик и просто охренеть какой секси. Но надо спать.
— Дудужун-а... обними меня?
— Ох ты ж, понесло тебя.
Но он обнимает, ему уже так хочется спать и тишины, что он готов на всё. Чунхён звучит очень довольным. И вдруг проводит пальцами Дуджуну по волосам, с трудом вывернув руку.
— Ой, ты такой хороший!... Ты просто супер-Лидер...
— Ён Чунхён. Успокойся, ты меня нервируешь.
— А давай поцелуемся? — Чунхён ржёт, но рука с дудужуновой головы не исчезает.
— Ага. Давай. А потом трахнемся. — Дуджуну уже самому смешно.
— Ох. — Рука исчезает очень медленно и как-то сконфужено. — Ну не так же сразу...
И наступает тишина. Дуджун думает "пиздец". Ещё он думает "Бля", "хренотень" и "надо вводить сухой закон". Самое странное, что после этой фразы Чунхён отрубается, закинув на Лидера все четыре конечности.

Утро застаёт Чунхёна в самой неудобной из неудобных поз, с затёкшими руками-ногами, больной до чёртиков головой. Глаза открывать кажется просто нереальным, и он мысленно "ощупывает" себя. Он явно на полу, в уличной одежде и джинсы мерзко давят на бёдра. Холодно так, что нос уже почти онемел, на нём нет одеяла, под головой нет подушки. Но рядом обнаруживается что-то тёплое и сопящее. Через некоторое время Чунхён, всё же, продирает глаза и осматривает Дуджуна, зачем-то его обнимающего, и медленно сползает в состояние стресса.
— Чего ты тут делаешь?
— Спать пытаюсь. — Сонно бормочет Юн.
— Какого чёрта ты обнимаешься? И чего ты не в постели? И чего я тут?
Говорить Чунхёну сложно, свет кажется очень ярким, а любой звук и движение — слишком резкими. Дуджун, как почувствовав это, медленно приподнимается на локте и фокусирует взгляд на друге.
— Так. Ясно. Похмельный склероз.
— Дай водички...
— А может ещё и поцеловать? — Ехидно и ядовито журчит Дуджун. Он очень хочет хоть как-то отыграться за ужасную ночь.
— Что за шутки тупые... Не хочу я с тобой целоваться... Я вообще целоваться не хочу, мне воды надо.. и аспирина....
Дуджун только хочет ответить что-то злое, как в холле появляется лохматый и сонный Ёсоб в обнимку с подушкой.
— Ой.
— Ага. — Дуджун встаёт и, зевая, идёт ставить чайник. — Оне изволили напиться с Ким Хичолем. В щепки.
— Хён... — Ёсоб садится перед Чунхёном на пол, подкладывает ему подушку под голову очень осторожно и говорит едва слышно. — Ты зеленоватый... И очень помятый. И совсем некрасивый.
— Воды...
— Мне за тебя страшно...
Ёсоб делает большие глаза, встаёт и просто нечеловечески гремит стаканами. Через время Чунхён получает божественно-ледяной стакан воды с просто обалдительным запахом аспиринчика.
— Санкю...
В это момент в холле нарисовывается Донун.
— Ох ты ж! Дуджун-хён, у нас в квартире инопланетянин и, кажется, он сейчас нас сожрёт. Он очень страшный и опасный на вид.
Донун по стеночке, по стеночке пробирается на кухню и останавливается с нагло игнорирующим происходящее Лидером. Макнэ тыкает его в бок и тот так вздрагивает, что становится ясно, что он банально заснул стоя. Чунхён предсмертно корчится от звона разбившегося о раковину стакана и стонет.

Постепенно в кухне появляются все. Они хоть и стараются говорить тише, но стебутся так нещадно и нагло, что Чунхён, собрав себя в кучу, уползает в спальню. Заявив, что ему всё до одного места, у него сегодня выходной, и если придёт Хичоль — все обязаны гнать его, паршивца, в шею.
Он отрубается под невнятный бубнёж Киквана на тему несправедливости жизни. Что он пашет по ночам, а потом ещё и в шоу снимается, а это невнятное озерцо материи напилось и теперь весь день прохалявит. Чунхён нехорошо злорадствует, правда очень недолго.

Чунхён думает, что Дуджун откровенный параноик. Дуджун думает, что Чунхён откровенно ёбнутый. Надо быть очень ёбнутым, чтобы ничерта, ну вот ничертуленьки не помнить поутру. И чтобы так нагло косить работу. Общение с Хеннимом не идёт на пользу неокрепшим морально реперам. Дуджун в этом уверен.
Чунхён думает, что у Дуджуна, возможно даже, мания преследования. Не иначе. А то почему бы ему опять как-то шкериться и вообще, вести себя, как распоследнему идиоту? Даже стандартные подколы про алкоголизм, обычно длящиеся по неделе после его, чунхёновой, пьянки, в этот раз прекратились в первый же вечер. Ну, от Лидера. Остальные-то, особенно в лице Сынни и Донуна, достойно переняли хёнову инициативу. Не хёнову, а хренову — думает Чунхён.

~~~~

Дуджун буквально молится на СуДжушный камбэк, потому что рабочая сила в виде репера не напивается и вообще постоянно дома. Дуджун напряжён просто нечеловечески, особенно тем, что вынужден скрывать это напряжение. Он постоянно думает о том, что он, во-первых — работает с долбоёбами и только Ёсоб хороший и, во-вторых, его постоянно грызёт одна мысль. Мысль похожа на комара-горца и уже готова стать навязчивой идеей. Вот словно так и говорит: "я готова, принимай". Дуджуну ни в одном месте не интересно принимать идею, какой бы она там ни была. Но, в конце концов, она, стерва, берёт верх над слабым мужским сердцем. Лидер становится глубоко несчастен, ходит с этим несчастьем часа три-четыре. Потом улучает-таки благоприятный момент, когда все его дети заняты своими делами и, как бы ненавязчиво, тащит Чунхёна за рамёном и кофе.
Чунхён рад возможности пошляться вместо скучного сидения дома и радостно трындит о какой-то откровенной хренотени. Дуджун слушает в пол-уха: он формулирует. Они останавливаются у каменного ограждения парка, погодка преотвратная, по сему, людей на улице мало. Чунхён садится на ограждение и достаёт свой стакан кофе. Дуджун формулирует.
— Ты чего такой мутный?
— Я думаю.
Чунхён уважительно хмыкает и, за каким-то чёртом, хлюпает кофе. Дуджун совсем не пропирается этим фактом, но от своего решает не отступаться. А то, что за нахрен? Хотя то, что он формулирует — это вообще такое чтозанахрен, что в пору сдаваться санитарам, но в целом, прикольно. Наверное. Возможно. Дуджун себя в этом убеждает.
— Чунхён-а?
— М?
— Я кое-что тебе сказать хочу, но... опасаюсь за твоё чувство.. собственного достоинства.
— Что? — Чунхён расстраивается. — Ты опять про мои тусовки с Чокоболлом?
— Да нет. Вообще — да, но сейчас — нет.
— А, ясно. Я слажал где-то?
Чунхён привык, что все проблемы по группе Дуджун всегда берёт на себя и высказывает ребятам очень корректно. Но, всё же, высказывает. И тут, раз уж позвал "пройтись".. Он чувствует себя Дуджуном в плане паранойи.
— Да нет же.
Дуджун раздражается. Как-то это напоминает Сынни. Единственную отвратительную черту Сынни — манию на заёбывание.
— Фанаты видели, как я пьяным бегал по улице и кричал, что я фанат СуДжу?
Чунхён выглядит обречённым, Дуджун кашляет.
— Что?!
— Ну.. Я проспорил тогда Хичолю...
Дуджун прикрывает глаза рукой.
— Ты ведёшь себя, как Джанг Хёнсын. Ты можешь, мать твою, не перебивать?
Дуджун очень хорошо представляет, как Чунхён бегает кругами и орёт. Срам какой. Дуджун думает, что отдаст всё, лишь бы об этом и правда не узнали.
— Если что — я ёсобовы шмотки не брал.
Дуджун выходит из себя, выхватывает чунин стаканчик кофе, ставит его на парапет и встаёт напротив него, уперевшись в холодный шершавый камень руками. Он очень строго и не совсем добро смотрит этому придурку в глаза. Чунхён умудряется "включить" мужика и сделать лицо кирпичом тоже.
— Что там у тебя с моим достоинством?
Дуджун думает о двусмысленности фразы и очень хочет взвыть. Но берёт себя в руки и выдаёт ровно и спокойно, как расписание зачитывает. Он тщательно подбирает слова.
— Я уже какое-то время хочу тебя поцеловать. Но не уверен, что ты не взбесишься. Если бы ты взбесился — я бы понял.
Дуджун думает, что Чунхён очень ржачный, когда у него растерянное лицо. Он похож на клинического идиота. В прочем... не только в момент растерянности.
— Чего?...
— Того.
Дуджун чувствует, как напряжение неприятно щекотит волосы на загривке. И вдруг Чунхён дёргается и целует сам. Назвать это Поцелуем смог бы только больной шизофреник — коротко, скупо и с таким видом, словно последнюю печеньку отдал.
— И что?
— Э... Спасибо, конечно. Но я сам хотел.
Дуджуну вдруг становится смешно от этой ситуации. Потому что да — думает он — всё правильно. Если иметь хоть какие-то жалкие чувства к парню, то пусть это будет реальный мэн, а не какая-то женоподобная невнятность. В таком случае проще девушку завести. Хоть резиновую. Потому что всё должно быть сурово. Девушка — так модель с идеальной фигурой; парень — так крутой "секси-рэпер" с эмоциями на лице как у алигофрена. За то Чунхён правда крутой. Ну и ржачный. Алкоголик правда.
Пока Дуджун занят этими занятными размышлениями, Чунхён, не отрывая глаз от Лидера, продолжает хлебать кофе.
— Слушай... — начинает Дуджун.
— Потрахаемся? — Чунхён расплывается в самой дебильской из своих улыбок.
— Да ну тебя в задницу. Я, вообще-то, серьёзно.
— Эм. — глубокомысленно заявляет Чунхён и задумывается.
Чунхён думает, что Лидер, в целом, очень даже крутой мэн. Параноит, конечно, недетски, но это мелочь.
— Слушай, я не понял. Ты мне сейчас, как девочке, предложение делаешь?! — внезапно взрывается Чунхён. Он страшно недоволен этим фактом, как бы он что только что про Лидера ни думал.
— О, чёрт. Ну я же говорил...
— Это отвратно. Я не против, что ты пидарас, я переживу. Но что ты...
— Заткнись. — Дуджун хлопает ладонями по парапету и Чуня затыкается. Всегда бы так — думает несчастный Лидер. — Я тебе не как девочке, я тебе как реальному крутому пацану, как реальный крутой пацан...
— ... делаю реальное крутое пацанское предложение, ага. Круто завернул, бро.


Всё проходит как-то гладко и не особо напряжно. Им обоим эти "отношения" не доставляют никакого дискомфорта. Наоборот даже — хорошо, когда есть человек, о котором можно подумать и позаботиться. Хотя внешне это особо никак не проявляется: Дуджун страшно трясётся над психикой детей. А Чунхён не напрягается вовсе — чего ему напрягаться, когда это за него так славно делают.
Чунхён думает, что Лидер у них — реально классный. В смысле — классный совсем. Всё такой же строгий, вредный и больной до тупых подколов, он может иногда так — бац — и подсунуть свою ладонь под его, а морда спокойная и наглая. Ладонь, конечно, подсовывается под столом, чтобы ни кто не видел. Чунхён любит, когда у него есть тайна, что-то личное, не доступное никому.
Дуджун думает, что Чунхён очень красивый. Тормозной, правда. Дуджун ещё думает, что иметь такие пиздец нездоровые, тайные и вообще недо— отношения — это реально круто. Это весело и приятно в чём-то. Он рад, что нет никаких соплей, нежностей и идиотских смсочек-записочек. Он всегда это терпеть не мог и теперь он думает, что парень — это хороший выбор.
Эти "отношения" очень сложно считать таковыми, даже с натяжкой. Потому что не отношения это — иногда за руки держаться, да изредка, на какие-то минуты, побыть вдвоём. Да и когда выходит — понта мало, ибо никакой любовью там и не пахнет.
Так думает Юн Дуджун, Суровый Парень и Лидер мегакрутой группы, ровно до того момента, как не понимает, что любовь, блядь, есть. Он понимает это через три недели примерно, понимает внезапно и ложится с больной головой. Он думает "ёп твою мать". Он думает "ёп твою мать" и "какого лешего?!" и "вот не хватало!" и "пиздец", конечно он думает тоже. Потому что теперь это всё из веселухи превращается в настоящий косяк. Серьёзный и идиотический одновременно. Потому что раньше можно было поиграться и забить, когда надоест. А теперь... чего это — страдать придётся?! Дуджун ненавидит страдать и просто не выносит лишнего геморроя. Этого добра у него и без любовей каких-то блядских хватает. И что теперь, нахрен, делать?!

Чунхён думает, что это охренеть весело. И не трогает и времени лишнего не отнимает. И никаких рюшечек-цветочков, как с девочками. И никаких скандалов, разборок и тупых претензий. Потому что без любви всё, чисто на поржать. Шуткас на двоих.
Так думает Ён Чунхён, просто охренительно сексуальный рэпер опупительной группы, ровно до того момента, как не сознаёт вдруг, что ему пиздец настал и явно пора завязывать с общением с любящим однополые шутки Хичолем. Потому что очень всё даже с любовью. И такой крышесносной, что захотелось напиться прямо вот сейчас. И, притом — в хлам. Потому что это же просто нездорово — сто три года знать человека, и вдруг влюбиться в него, как в средней школе! И как он выглядел бы, решись он сознаться?!

Дуджун зеленеет на глазах, Ёсоб даже решает вызвать врача. Ээ... Сразу обоим, потому что Чунхён на глазах же делается прозрачным и что-то постоянно царапает в своём блокноте. Донун вообще боится к ним подходить и постоянно о чём-то шепчется с Хёнсыном, на что тот согласно кивает. У Дуджуна вырисовывается простудка и их обоих оставляют дома.
Чунхён сливается со своим цветастым одеялом. Особенно когда видит, как голова Дуджуна свешивается с койки и спрашивает у него, можно ли присоединиться в покрывании цветными пятнами, желательно на совместном пространстве. Чунхён очень хочет сказать "нет" и ещё, в догон, рассказать, куда следует пройти. Но не может. Кивает. Чувствует себя распоследним геем и идиотом — по совместительству.
Дуджун очень похож на шокированное желе, он забирается на чунину койку, садится по-турецки и говорит:
— Люблю.
Чунхён кивает. Он вовсе не трусит. Он просто охреневает.
— Любишь?
— Люблю.
— Тогда... Чёрт.
Дуджун смешно лохматит свои волосы и смотрит исподлобья.
— Веселимся по полной?
Зелень мгновенно спадает с лица Лидера, Чунхён как-то тоже быстро приходит в себя. Потому что можно спокойно посидеть на кухне, поболтать о чунхёновой невообразимой хренотени, или о работе, или о какой ещё ерунде. Просто побыть с тем, кто важен. Кто очень нужен. Кто нужен так офигительно, что на стены бы лезть. Они даже не обнимаются, за руки не держатся. Они просто сидят и молчат много. Потому что это хорошо. Очень хорошо, когда так.
— И что ты думаешь дальше делать?
— Жениться?
— Иди в жопу, Лидер. Я имею ввиду...
— И не думай даже. Ничерта никому говорить не будем. Ещё скандалов нам нахватало.
Чунхён согласен и, в целом, со стороны ничерта заметить нельзя. Никаких палевных моментов, никакой хрени.
Чунхён думает, что он офигеть, как рад, что вот никак не хочет "чего-то большего". Потому что совсем опидарашиваться как-то грустно. Дуджун думает примерно тоже самое.
Отвратительно до соплей, но они счастливы. Чунхён даже подзабивает на Чокоболл.

~~~~

А потом, через какой-то месяц, наступает пиздец. Такой, клинический и совсем уже не весёлый. Потому что Дуджун попал так охренительски, что начинает злиться. Он ненавидит, когда хоть как-то ущемляется его свобода. Пусть даже это делают не люди, а траханые обстоятельства. Он злится, что не может сесть рядом, как-то дотронуться. "Как-то" — не из романтических побуждений, а просто потому что больше не надо, это такая вшивая малость. Это такая малость, а и этого нельзя. Он хочет говорить с Чунхёном. Говорить с ним, только с ним в какой-то момент. Хочет иметь возможность в любой момент уйти в спальню, или, наоборот — на кухню и просто потрепать. Или помолчать там, как покатит. Не катит вообще никак. Мало того, что работы до жопы, так ещё и постоянно ребята кругом крутятся.

Чунхён бесится очень тихо, всё внутри, но внутри ёбаная ядерная война. Его злят обстоятельства, тупые подколы. Но больше всего его бесит собственная зависимость. Как бы он там не плакался всем по пьяни, он привык быть "Forever Alone", а теперь его этого лишил какой-то хренский Дуджун. Мало того, что лишил, а что толку. Как был один, так по сути, и есть.
— Чунхёна...
Они снова умудрились "сбегать за рамёном" вдвоём. Чунхён выглядит уставшим.
— Слушай, надо расставаться. Так нельзя. Это всё до добра не доведёт.
— С языка снял, бро.
Чунхён правда уверен, что, отбери он у себя возможность быть с этим человеком, то и желание со временем пропадёт.
— Ну это... Всё тогда?
— Типа того... Глупо как-то.
— Под стать нам обоим.
Дуджун смеётся натянуто, хлопает Чунхёна по плечу и первым заходит в дом.

И всё бы хорошо — мужики, как никак, могли бы себя в руки взять. Так нет же. Ну полюбил если, что делать?! Первым срывается Дуджун. Расставаться предлагает уже Чунхён. Потом наоборот, потом ещё много раз, во всех возможных сочетаниях. Между двумя людьми, сочетание которых в принципе, не айс, как возможно. Они уже почти смеются, уже открывают счёт. Ни один из них не выдерживает дольше недели без и дольше десяти дней с.
Дуджун становится злым. Чунхён закрывается в себе, закрывается от всех и пишет такую безумную лирику, что Дуджун, читая, тупо впадает в ступор. В ступор, если честно, впадают все парни, и не только от лирики, но и от невообразимой срани, царящей в атмосфере.
Дуджун думает, даже если у него и есть паранойя — он работает не совсем уж с клиническими дебилами. Это плохо, это очень плохо. Ещё он понимает, что это полная срань, что, что происходит. Его злит, что траханые обстоятельства не дают ему любимого человека, что они вынуждены метаться, как подстреленные олени от "нет" к "да" и обратно. Он злится, потому что Чунхёну, по ходу, плохо вообще до финиша, он партии прописывает с чёрт знает какого дубля, рассеянный и вообще отвратительный. Был бы тупо Лидером — прибил бы нахрен.
Чунхёна уже почти ничего не злит, но тупо потому что он не очень-то и умеет злиться долго. Парни ходят притыренные, как пыльными мешками прибитые. Чунхёна просто вообще не впирает всё, что происходит. Потому что происходит откровенная срань, а башку сносит каждый раз, стоит Дуджуну хоть как-то себя проявить. А не проявлять себя нереально в условиях совместного проживания. И это вообще откровенное дерьмо. Пожалуй, самое большое дерьмо в его жизни.

Они сидят на полу в холле, все вместе, едят какую-то заказанную еду. Сынни, как всегда, достаёт Донуна очередным выяснением каких-то подробностей какой-то чуши, Донун ржёт, Ёсоб активно учит какой-то текст. Кикван ест. Кикван просто ест. Дуджун вдруг со всей силы бьёт кулаком в пол так, что все вздрагивают.
— Чунхён.
— Да?
— Сделаешь одолжение?
Чунхён вообще недетски напрягается. Но кивает. Мало ли что, может по работе, или посуду помыть.
— Скажи, пожалуйста, — очень мягко, но вкрадчиво начинает Лидер, — "я знаю, что ты любишь меня, Юн Дуджун". Скажи это, пожалуйста.
Кикван закашливается, остальные трое тупо уставляются на Дуджуна. Дуджун ждёт.
— Ты совсем кретин?!
— Слушай. — он отставляет миску с едой и смотрит только на Чунхёна. — Эту хренотень изначально не нужно было начинать. Потому что это провал. Но я его начал и я должен как-то его разрулить. Так что просто скажи это.
С ребятами что-то происходит, они как-то волнуются и, вероятно, не по-детски, но ни Чунхён, ни Дуджун не обращают на это внимания.
— Я знаю, что ты любишь меня, Юн Дуджун. — послушно повторяет Чунхён и по его лицу видно, что он очень хочет много свежей крови. Из множественных колотых ран.
— А теперь скажи...
— Я собираюсь говорить о своих чувствах тогда, когда я сочту это нужным, а не тогда, когда какой-то кретин от меня этого требует.
Теперь Чунхён выглядит действительно злым. И он вообще неприятно и опасно сжимает в руке палочки для еды.
— Ребят, вы шутите?... — Тихо спрашивает Хёнсын.
Дуджун отрицательно мотает головой и сверлит глазами Чунхёна. Он очень тщательно подбирает слова. Очень тщательно подбирает слова и медленно, тихо выговаривает их:
— Пожалуйста, я тебя очень прошу, давай в последний раз попробуем начать эту хренотень. И начать её так, чтобы не бросать. Я, чёрт тебя дери, тупо хочу быть с тобой.
Чунхён сидит с самым невообразимо-тупым лицом из своего немалого арсенала. Он вдруг замечает, как Донун утирает глаза. Донун страшно впечатлительный. Такой впечатлительный, что даже пинает Чунхёна в бок. Ощутимо так.
— Иди в задницу, Лидер. Ты должен был посоветоваться со мной перед тем, как делать вот эту всю мудню. Она меня, вообще-то, тоже касается.
Дуджун сверлит Чунхёна глазами.
— Ой, а я постель не застелил. — как-то задушено лепечет Ёсоб и сливается в спальню.
— Я, кажись, тоже... — кивает Хёнсын и так же сливается.
— А я... просто пойду. — Донун тянет за собой впавшего в кому Киквана и в холле становится пусто.
Пауза длится не меньше минуты.
— Ты охреневший на всю голову больной пидор, Дуджун.
Дуджун сверлит своими глазищами.
— Они там сейчас чёрти чего наговорят. А нам с ними жить.
Дуджун не отстаёт.
— Бесишь.
Чунхёну кажется, что Дуджун и правда долбоёб. Очень большой долбоёб. Которого он, за каким то хером, любит.
— Это единственный способ быть вместе.
— Твоё лидерство вот тут было как-то не в тему.
Пауза. Отвратительная, тупая и так похожа на хрень с глупыми девчонками.
Дуджун отворачивается, скрестив руки на груди, и аж гудит весь. Чунхён думает, что всё это просто невообразимый дебилизм, что всё это закончится ещё большей сранью. И ещё он думает, что они непременно расстанутся снова. Но, блядь, когда любовь пройдёт.
Он подползает к Дуджуну и обнимает его со спины, ткнувшись носом ему между лопаток.
— Ты шедевральный долбоёб. И да, я люблю.


OWARI