... и тогда Боги прокляли её, отступницу и иноверку, сослали с Небесного Плато на землю. Боги велели ей не снимать чёрных одежд три тысячелетия, пока срок казни не подойдёт к концу. Боги велели ей ходить по городам и оплакивать мёртвых людей. Боги даровали ей чувство боли за этих людей.
Она была богиней Войны и Разрушения.
Теперь она - плакальщица, льющая слёзы на мёртвые тела воинов. Тех самых, которых она стравливала для развлечения.
Боги прокляли её за то, что она возжелала смертного. Солдата, простого солдата. Она осмелилась полюбить и менять Правила Божественной Комедии. Она спасла солдату жизнь.
Теперь, когда третья тысяча лет на исходе, она уже не помнит, почему.
Почему носит только чёрные одежды, почему подводит глаза обугленными пальцами, почему плачет. Она давно забыла, что она - Богиня.
Она ходит по войнам, как тень воронового крыла мечется от мёртвых к умирающим, плачет на разодранной груди каждого, гордо и храбро шедшего вперёд. Она боится войны. Она боится смерти и не умеет говорить.
Только плакать.
... и тогда он отрёкся от него. Просто ушёл, тихо прикрыв за собой дверь. Ему не нужна ещё одна война, он с трудом пережил ту, страшную и с настоящей Смертью во главе отряда. Он ушёл, тихо прикрыв дверь, потому что война внутри его, покинутого, головы - это слишком.
Он, оставленный, долго смотрит на себя в потресканное зеркало с облетевшей амальгамой, смотрит спокойно. Он берёт острые ещё с войны ножницы и отрезает себе короткую прямую чёлку. Он делается некрасивым, он нуждается быть изгоем во всём, даже в своей красоте. Он смотрит на себя. Зажигает свечку не глядя, не отрывая от себя глаз. Он подносит палец к лижущемуся кончику пламени, белёсо-жёлтому и терпит. Палец покрывается пузырьками и копотью. В крохотной ванной пахнет горящей кожей. Он подносит руку к лицу и подводит глаза жирными кривыми линиями, стрелками до висков.
Он одевает чёрный плащ с широким капюшоном и уходит в никуда. Ему некуда идти. Он - оставленный.
Он стоит на перекрёстках, когда темнеет, он поёт, тихо и болезненно, словно у него в горле - яд и шипы. Он протягивает руку в своё никуда и ничего не ждёт. Он оплакивает погибших на войне. На той войне, что убила его сердце. Он забывает своё имя, возраст и пол. Он может только плакать, подводить глаза чёрным и смотреть в пустоту. Он ждёт, что когда-нибудь его простят. Простит.
... оно ждёт, что когда-нибудь его простит тот, ради которого она-богиня затеяла Войну. Чтобы порадовать его-солдата, чтобы напоить иссушенную землю Палестины. Потому что она не могла мириться с тем, что рядом с Ним - люди. Потому что она - Богиня, проклятая Богиня.
Оно ждёт, что его простит тот, которого он-мальчишка дезертир не смог удержать. Потому что Любимый видел смерть, постарел на три тысячи лет и забыл сердце на поле боя. У Смерти за пазухой. Оно не смогло удержать.
... и когда Боги призвали Её, чтобы позволить вернуться на Небесное Плато, Оно не признало их.
Оно привыкло плакать, быть чёрной тенью, колюче и фальшиво петь на безлюдных перекрёстках о том, которого любило. От его пальцев почти ничего не осталось, глаза стали бесцветными от слёз и плащ прохудился до мёртвых листьев. Оно упало к ногам Богов ворохом погибшей листвы, но не перестало петь.
И Боги не спасли его. Боги позволили исчезнуть последней из рода Богинь.
И Боги не спасли её. Боги позволили исчезнуть последнему из способных Любить.
Богам нет дела до мальчишки-дезертира, до плакальщицы в чёрном, до того, что забыл их.
Высший Бог пнул ногой кучу коричневых листов и с них облетели покорёженные ноты, последним аккордом песни с перекрёстка.
Высший Бог посмотрел на Человека, отрёкшегося от Богини и забрал у него жизнь.
картинка кликабельна.
читать под