Fucking X-mas

[j-rock-gay]

аффтар: PornoGraffity
фэндом: B2ST
бэта: пока нет
название: Fucking X-mas
рейтинг: R (за мат
пейринг: 2JUN
жанр: Romance
дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои принадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: романтическая пежня.
статус: закончено
Размер: 3209 слов

We wish You a marry Cristmas

- Ты заебал! Ты заебал меня, дальше некуда, ясно?!
Дуджун хорошенько встряхивает Чунхёна, схватив того за грудки. Он так зол, он просто в бешенстве, таком сильном, что голос дрожит.
Чунхён смотрит на него со смесью недоверия и лёгкого испуга. Чунхён явно утверждается в мысли, что лидер - тронулся умом.
- Да что я такого сделал, мать твою?! Ты вообще какого хера руки распускаешь, кретин?
Чунхён отдёргивает от себя дуджуновы руки, резким движением оправляет пиджак и тоже дышит тяжело. Он замечает краем глаза, как сидящий в комнате Ёсоб старается слиться с креслом от шока.
- Вот! Доволен?! - он указывает вытянутой рукой на Ёсоба и не отрывает уже откровенно рассерженных глаз от лидера. - Напугал своего ненаглядного ребёнка! Постеснялся бы!
Дуджун начинает выть с низких, тихих нот, пока не переходит в громкий рёв. Ему хочется что-нибудь сломать. Он подрывается с места, хватает со стола ни в чём не повинную чашку и со всей дури швыряет её в стену. Осколки со звоном падают на пол, а Ёсоб со скоростью света поджимает под себя ноги. Он вообще весь сжимается и явно думает, как бы незаметно вызывать санитаров.
- Ты пьяный, что ли? - рявкает Чунхён, схватив Дуджуна за руку. - Совсем охренел?!
Дуджун сверлит его тёмными, блестящими глазами, громко дышит и открывает рот, чтобы дать достойный ответ. Потом он захлопывает рот, снова его открывает, выдирает руку из чужой, громко фыркает и выметается из квартиры.
Чунхён долго смотрит ему в след, потом медленно разворачивается к Ёсобу.
- И ничего у меня не спрашивай. Я не знаю. Я понятия не имею. Я нихера не понимаю.
Ёсоб что-то пищит и, быстро соскользнув с кресла, залетает в спальню. Нахер ему такие завороты.
Чунхён теперь смотрит в след младшему, потом медленно начинает потирать виски. Он устало садится на пол и вообще ничерта не понимает. Дуджун таким никогда не был. Дуджун никогда не позволял себе срываться, особенно при младших. Он никогда беспочвенно не повышал голос, никогда не хамил. Но в последнее время он стал каким-то слишком нервным. А сегодня, с самого утра, явно закипал, закипал и вот - сорвался. Чунхён прекрасно понимает, что такое нервы, что такое стресс и усталость. Но он не понимает, причём тут он. Хотя он спокойно допускает вариант, что он-то, как раз, и не причём вовсе, просто под руку попался.
Чунхён медленно встаёт, одевает толстовку, джинсы, куртку и большую глупую шапку. Он хочет пройтись. Успокоиться.
На улице идёт мелкий снег, неприятный и красивый. У Чунхёна мёрзнут руки, он едет на автобусе в крохотный, неприметный бар, в котором можно спокойно выпить, а главное - покурить. Он заказывает пива, достаёт помятую пачку сигарет и затыкает уши наушниками. Думать о причинно-следственных связях в поведении лидера - совершенно не хочется. Тем более, что понять что либо - шансов нет. У человека истерика. Истерика, заебись. Ещё немного, и этот придурок бы ему, Чунхёну, в морду дал!
Чунхён злится, заказывает ещё пива, потом, через час - виски. И ещё виски. К часу ночи он надирается основательно. Надирается и понимает, что пора спать. Желательно - дома. Чунхёна немного расстраивает тот факт, что эта истеричка явно там, и явно будет портить существование. Но сейчас, в этом состоянии, это кажется не такой большой бедой.
Он добирается до дома на такси. Быстро забегает в квартиру, хватает деньги и слетает по ступенькам вниз: всю наличность он оставил в баре. Запала хватило только на эти передвижения, выпитое дало о себе знать, как только таксист уехал. Чунхён пьяненько прислоняется лбом к входной двери и замирает так минут на пятнадцать. Почти засыпает, просыпается от холода и очень долго тупит у дверей лифта, не понимая, как его вызвать.
Когда он, всё же, добирается до квартиры, на настенных часах уже почти три. Чунхёну очень не хочется говорить с кем либо, особенно с Дуджуном, поэтому он прикладывает просто титанические усилия, чтобы раздеться тихо. Ему это, как ни странно, удаётся, Чунхён мысленно ставит себе памятник и доползает до ванной. идея, конечно, так себе, разбудят рано и начнут мучить, но сейчас ему плевать. Он берёт полотенца, все, которые находит, забирается в ванную, кладёт их под голову и засыпает, скрючившись в нескладный комок.
Ему снится Дуджун с разбитым лицом, сломанной рукой и в окровавленной майке. Где-то Чунхён это уже видел. Дуджун в его сне полулежит в том кресле, в котором давеча прятался Ёсоб, у него закрыты глаза, он тяжело дышит и говорит что-то тихо и невнятно. Чунхёну сон откровенно не нравится, но проснуться никак не получается.
Проснуться получается от короткого, но очень эмоционального визга. Чунхён пытается сесть, не понимая, где он вообще находится, пытается понять, какого чёрта так темно и почему так болит голова.
- Хён?
- Что, бля, происходит? - ошарашено выдаёт Чунхён, хватаясь за края ванной и пытаясь перевести дыхание.
- Ты меня в могилу сведёшь... - жалобно стонет темнота голосом Ёсоба.
Раздаётся шуршание, как будто Соби сползает по стенке на пол. Чунхён дуплит несколько секунд, потом, наконец, до него доходит.
- Прости. Просто не было сил до комнаты дойти.
- Где ты был... пил, точнее? Почему у тебя был выключен телефон? - тихо и так же жалобно спрашивает младший.
- Телефон? Выключен? Я не знал. Извини.
- Вы - два дебила. Два дебила - это сила. Такая сила, которая кого хочешь с катушек сорвёт.
- Мы?
- Ты и "папочка".
От упоминания Дуджуна Чунхёну моментально сводит скулы и что-то в животе. Сразу хочется просочиться в сливную трубу и отправиться куда угодно.
- Сколько времени?
- Половина пятого.
Всего полтора часа. Это слишком мало для сна. Спать тут Чунхён больше не хочет - а то доведёт до инфаркта ещё кого-нибудь; но идти в спальню он не согласен не за какие коврижки.
- Иди спать, а? - устало говорит Ёсоб, зевая. - Дай мне сделать то, зачем я сюда припёрся и проспись нормально.
- Я туда не пойду, он меня во сне придушит.
Судя по звукам, Ёсоб встаёт.
- Не задушит, не бойся. Его там нет. Его вообще нет дома, он так и не вернулся. Звонил, сказал, что будет шляться, пока совсем-совсем не остынет. Так что иди, освободи помещение.
Чунхён нехило удивляется. На его памяти, Дуджун никогда не ночевал вне дома. Хотя, сегодня этот псих сделал уже сто вещей, которые не делал раньше. По этому он с трудом, сжимая зубы от пульсирующей в затылке боли, встаёт, вышагивает из ванной, чуть не спотыкается о младшего. В коридоре темно, но слабый свет из окна помогает добраться до спальни с минимумом потерь. В этот момент Чунхён особенно сильно рад тому, что спит внизу.
Его вырубает за миг до того, как он кладёт голову на подушку, успев стянуть толстовку и джинсы.

Чунхён просыпается от приглушённых закрытой дверью голосов. Точнее - голоса. Дуджун в гостиной говорит с кем-то, старается сдерживаться, но явно снова психует.
- Да, я понял. Ну что ты пристал? Я уже извинился раз сто! Я понимаю, что поступил плохо, что напугал тебя, что вообще веду себя, как хренская истеричка. Я-по-ни-ма-ю.
- Я просто за тебя волнуюсь. - тихо и твёрдо отвечает Ёсоб.
Дальше Чунхён не слушает, накрыв голову подушкой. Суровая реальность в виде Дуджуна и головной боли накрывает его тяжёлой волной и ему очень хочется подохнуть. Особенно потому, что все пути, ведущие к воде и аспирину - лежат через этого самого Дуджуна.
Чунхён мается ещё минут пятнадцать, под монотонный бубнёж этих двоих и под сладкое сопение Хёнсына. Донун на учёбе, Кикван в качалке. Чунхёну хочется учиться и в качалку, куда угодно, хоть по подиуму в платье ходить, лишь бы не быть тут. Он сам не понимает, почему стал так остро реагировать на Дуджуна.
Потом головная боль берёт своё, позвав на подмогу дикий сушняк и Чунхёну просто приходится выйти из своего укрытия.
Когда он выходит на свет Божий, Дуджун резко оборачивается, меряет его внимательным взглядом, немного задержавшись на синих трусах с пикачу, коротко вдыхает через нос и так же резко отворачивается к Ёсобу. Соби слабо машет Чунхёну ручкой и кисло улыбается.
- Водички?
- Угу.
Чунхён заходит в ванную и долго тупит на горстку измятых полотенец, лежащих не там, где им положено. Потом плюёт на это и подставляет голову под холодную воду, с трудом наклонившись к ванной. Становится немного легче, даже появляются силы до кухни дойти, а не доползти.
Когда он появляется там, на столе стоит банка колы, рядом лежит баночка с таблетками. Ёсоб сидит за ноутбуком, Дуджун что-то ковыряет на кухонном столе, с большим ножом в руках. На это Чунхён только пожимает плечами, забирается на стул с ногами и пьёт ледяную колу. Жизнь становится, если не божественной и прекрасной, то хотя бы просто весьма сносной штукой. Запивать обезболивающее газировкой - верх дебилизма. Но вся его жизнь - верх дебилизма, поэтому он не особо расстраивается.
Дуджун подходит к столу с миской салата в руках, не ставит её, а почти роняет.
- Оденься, умоляю тебя. - подчёркнуто-спокойно просит Дуджун.
- Ща, голова пройдёт...
Дуджун почти стонет и возвращается к нарезке продуктов. Чунхён приходит в себя почти окончательно и идёт одеваться. Ему вдруг неожиданно очень хочется помириться с придурочным лидером. Он выходит в гостиную с твёрдым намереньем сделать это во что бы то ни стало.
Дуджун оборачивается на звук шагов и, кажется, удовлетворяется внешним видом штатного рэпера. Чунхён огибает стол и подходит к нему, встаёт рядом и уставляется на полку с тарелками.
- Я тебя правда так сильно достал?
Дуджун неопределённо хмыкает и высыпает нарезанное холодное мясо в сковородку.
- Я тебе честно скажу, я понятия не имею, чем тебе так насолил, но я намерен мириться.
Дуджун долго молчит, потом искоса смотрит на Чунхёна и почти улыбается.
- Посоли мясо и включи плиту. - потом думает и добавляет: - пожалуйста.
Чунхён кивает, делает, что просят и чувствует, как атмосфера хоть немного разрядилась.
- Что готовишь?
- Ужин. И да, да. Я помню про тушёные овощи для тебя.
Дуджун ухмыляется уже почти совсем спокойно, а Чунхён смотрит на него с подозрением.
- По какому поводу такой пир?
Дуджун замирает, медленно поворачивает голову и вылупляется на него в своих лучших традициях.
- Ты шутишь?
- А?
- Прикалываешься?
- Чего?
- Тупишь?
- Туплю.
- Дебил, сегодня Рождество.
Дуджун хлопает глазами, Чунхён хлопает глазами. В тишине, разбавляемой только тихим шкворчанием мяса на сковородке, голос Ёсоба звучит, как гром средь ясного неба.
- Вы друг друга стоите, ну вот точно. Я просто в шоке.
- Чё, реально сегодня? - глупо уточняет Чунхён.
- Ты совсем уже? - осведомляется Дуджун.
- Да! - отвечает Ёсоб сразу на оба вопроса.
- Ну что за ёмаё? - Чунхён жалобно заламывает брови, - Как это вообще возможно? Когда оно успело? Где я был?
- В своём обожаемом Чокоболле. - язвительно отвечает Дуджун и гадко улыбается. - Или со своими женщинами.
Чунхёну кажется, что во втором заявлении было на много больше яда, чем в первом.
- Так. Ты тут готовь, ты тут сиди в интернете, Сынни там пусть спит, а я пойду. - уже из комнаты сообщает Чунхён, натягивая первые попавшиеся шмотки.
- Подарочки побежал покупать. - устало, но довольно поясняет Ёсоб.

Чунхён носится по магазинам, как ужаленный. Как на зло - в голове ни одной идеи. Но, если с детьми он хоть как-то разобрался, то на Лидере начался суровый, бескомпромиссный ступор. Киквану шапку, Хёнсыну пиджак, Донуну кеды, Ёсобу кепку. Чунхён молится на то, что правильно вспомнил размеры. Чунхён молится, что деньги на карточку придут в ближайшее время, потому что в противном случае он умрёт с голода. Хотя он так и так умрёт. Дуджун, ну вот точно, опять начнёт беситься, что остался без подарка. Рождественская драка не входит в чунхёновы планы, но ничего более-менее путного в голову ему так и не пришло, поэтому пришлось возвращаться вот так.
Весь город пестрит огоньками, праздничными витринами, гудит смехом и радостными голосами - ну как он мог не заметить этого вчера?? А всю прошлую неделю - как не замечал?! Вообще беда.
Весь город дышит в едином романтическом ритме, праздничном и немного сказочном и Чунхёну немного грустнеет. Он не знает, каких именно "женщин" имел ввиду Дуджун, но это Рождество явно придётся отмечать с парнями. От этого становится тоскливо и как-то одиноко.

В гостиной шумно, весело и празднично. Донун и Кикван развешивают по стенкам какую-то дурацкую мишуру, Ёсоб и Хёнсын расставляют еду на полу в центре комнаты, Дуджун шурует на кухне - хозяюшка. Чунхён умиляется этой картине, кладёт свои подарки под ёлку в общую кучу и интересуется, к кому ему присоединиться.
- Реши, что мы будем пить и купи это. - советует Дуджун.
Чунхён не спорит, хотя ему страшно лень. Он покупает в ближайшем магазине шампанского, сока, колы и, немного подумав, бутылку текилы. Себе. И пару лаймов.

Веселье в самом разгаре, Чунхён даже успевает забыть, что ему грустно без женщины. Это действительно хорошее, тёплое, хоть и такое спонтанное для него Рождество. Часам к одиннадцати Дуджун вдруг просит его выйти с ним в комнату, хочет что-то сказать. Он уже успел выпить пару бокалов шампанского, развеселиться, и щёки у него смешно порозовели. Чунхён идёт в комнату, внимательно смотрит, как Дуджун тщательно прикрывает за ними дверь, как встаёт перед ним и как выпрямляет спину.
- Чего?
- Того.
- Я не понял.
- Я люблю тебя. - говорит Дуджун и смотрит с вызовом.
Чунхён расплывается в ухмылке и хлопает лидера по плечу.
- Заебись, я тебя тоже.
- Не дибилуй.
- А?
Чунхён изображает дауническое непонимание на своём лице и склоняет голову на бок.
- Блядь. Забудь.
Дуджун выходит первым, Чунхён думает, что у лидера какое-то ну уж совсем тупое чувство юмора. И выходит вслед за ним.
Веселье продолжается, продолжается, Дуджун нехило напивается и делается таким ржачным, что пробивает даже самого Чунхёна. Ёсоб принимается танцевать, кричать и вдруг вспоминает о подарках. Начинается кутерьма с разрываением обёрточной бумаги. Чунхён становится счастливым обладателем охрененных духов, новой пары кедов, комплекта шарфа и шапки, навороченного плеера и набора из запонок и заколки для галстука. Он только хочет попытаться угадать, от кого что, как Дуджун начинает буянить.
- А я вот не понял. А почему у меня четыре подарка?! Почему у всех по пять, а у меня - четыре? Кто так любит папочку?
- Я подарил! - сразу реагирует Ёсоб, заслужив одобрительный кивок от оскорблённого Дуджуна.
- И мы! - хором говорят Хёнсын и Донуни.
- А? Не-не, это не я. - протестует Кикван.
Пять пар глаз уставляются на Чунхёна. Чунхён отворачивается.
- Ну... Понимаешь....
А Дуджун вдруг начинает смеяться. Немного истерично и как-то неприятно. Он падает на спину, раскинув руки, и всё смеётся.
- Хён? С тобой всё хорошо? - интересуется Ёсоб.
- Со мной? Нет, не очень. - Весело и громко говорит Дуджун, поворачивается к Чунхёну и закусывает губу на секунду. - Нееет, не хорошо! Я люблю тебя, ёбаный ты тупой алкоголик! Я люблю тебя, рожа твоя дебильная, да за что же? Люблю, ясно? - потом он поворачивается к ребятам, - Вот так, дети. Я люблю глупого, вечно пьяного, совершенно ничерта не понимающего алкоголика в трусах с покемонами! А он что? Даже подарка мне не придумал. А чего от него ждать, он даже про Рождество забыл.
- Мамочки. - как-то излишне спокойно констатирует Хёнсын.
- В каком смысле? - интересуется Кикван, придвигаясь поближе.
- Дебилы. - коротко поясняет Ёсоб и уходит в фейспалм.
Донуни ничего не говорит, но по его лицу ясно, что он подписывается под всеми тремя заявлениями.
- Я... Я солидарен с Кикваном. - медленно выговаривает Чунхён.
- Да в прямом. В прямом, не братском и не дружеском. - устало и немного потеряно говорит Дуджун, поднимается, садится и отпивает колы. - Но это фигня, забудь. Для тебя это не проблема.
- Вот как.
Чунхён немного ошалело кивает, медленно встаёт и уходит в комнату. Запрещая себе думать, он берёт с полки свой плеер, вставляет наушники в уши и включает на рандомное воспроизведение. Окружающее отрезается плавной мелодией, в которую вплетается голос Стинга. "Shape of my heart". Когда он успел залить Стинга? Он не понимает. Он стоит в полутьме комнаты, смотрит прямо перед собой и заставляет себя ничерта не осознавать. Версия, только что выдвинутая Дуджуном, объясняет многое. По крайней мере - эти тупые истерики и просьбы одеться. Дальше в своих размышлениях Чунхён не идёт. Нахер ему такие передряги.
Он стоит, понимает, что у него открыт рот, но любое движение кажется невозможным. Он просто стоит и просто охуевает.
Песня начинает играть по второму кругу, по третьему, Чунхён почти срастается с окружающим. И тут заходит Дуджун. Напряжённый, пьяный и какой-то стремительный. Чунхён на него не смотрит. Дуджун подходит совсем близко, почти вплотную, наклоняет голову и целует в шею, осторожно обходя свисающие проводки наушников. Он целует Чунхёна в шею, у него горячие, влажные, пьяные губы. Дуджун целует его в угол челюсти, в скулу, в щёку. Замирает в миллиметре от уголка губ. Чунхён старается не дышать и ничего не предпринимает. Даже глаз не закрывает.
Дуджун берёт губами проводок, мягко его дёргает, ждёт секунду.
- Я люблю тебя.
Дуджун шепчет, выдыхает судорожно и снова ждёт.
- Можно тебя поцеловать?
Чунхён молчит. Смотрит прямо перед собой и ни о чём не думает. Ни единой мысли в голове. Только два голоса в оба уха. Стинга и Дуджуна. И Дуджун целует. Мягко, осторожно, тактично даже. Чунхён не реагирует, Дуджун отходит на шаг, пытается поймать его взгляд. Потом коротко говорит "прости" и медленно, пошатываясь, выходит.
У Чунхёна слабеют руки, плеер выскальзывает на пол, вытягивая второй наушник. На секунду по ушам бьёт тишина, потом он слышит голоса. Дуджун настоятельно просит продолжать веселье. Начинает орать музыка, начинает орать Дуджун.
Первая мысль, которая появляется в его голове - это мысль о том, что он, Чунхён, его, Дуджуна, только что очень обидил. Почему-то думается, что надо было ответить на поцелуй. Обнять. Утешить. Попытаться понять.
Он медленно разворачивается и выходит в холл. Он всё так же смотрит прямо перед собой. Губы немного чешутся от тактильного воспоминания и привкуса текилы с колой. Он садится на своё прежнее место, отпивает шампанского из горла, вяло улыбается парням. У него кружится голова, он ложится на пол и его вырубает.

Когда он просыпается - свет горит только на кухне, вся посуда стоит в мойке, из ванной доносится шум воды. Чунхён переворачивается на бок и рассматривает ножки стула, стоящего в углу комнаты. Через какое-то время мимо проходит Ёсоб, садится на корточки.
- Ты дебил. И он дебил. Вы такие дебилы, что мне хочется плакать, хён. Но, если что, я не против. И ребята не против. Так что не волнуйся на этот счёт.
- Не против чего?
- Того, чтобы дебил под кодовым названием "мама" стал встречаться с дебилом под кодовым названием "папа".
Ёсоб не ждёт ответа, встаёт, громко зевает и уходит спать, пробурчав на прощание "капец, а не Рождество".
Чунхён старательно отдупляет слова малого. Старательно отдупляет, но смысл, основной и самый важный - куда-то утекает. Чунхён закрывает глаза и снова пытается вообразить, что на невообразимую хуйню затеял лидер.
Шум в ванной затихает, тихонько скрипит дверь, босые ступни шлёпают по паркету. Замирают в шаге от Чунхёна не на долго, потом он чувствует сильную руку, приподнимающую его голову и подсовывающую под неё подушку. Потом куда-то уходит, но быстро возвращается и накрывает Чунхёна пледом. И ложится рядом, за спиной, обнимает и затихает.
- Ничего не говори. Пусть это будет моим подарком.
Чунхён кивает. Хотелось бы, но сон не идёт. Чувствовать, как его обнимает сильный мужик, оказывается непривычно, странно и непонятно. Но отвращения не вызывает.
- Прости.
- Перестань. Спи.
Они лежат так очень долго, Чунхён не думает, но в нём что-то происходит. Что-то странное. Непонятное. Вообще охренительски непонятное. Он думает, что Дуджун уже спит, поэтому тихо-тихо говорит.
- Если ты предложишь мне встречаться, то я, пожалуй соглашусь.
Дуджун только обнимает его крепче и тыкается носом в затылок. Чунхён расценивает жтот жест, как предложение, на которое он заранее дал ответ.
- Счастливого Рождества.
- Спи. - бурчит Дуджун.
Но звучит он очень счастливым.

OWARI