Червивое Сердце

[j-rock-gay]

аффтар: PornoGraffity
фэндом: B2ST
бэта: зачем?
название: Червивое Сердце мака
рейтинг: G
пейринг: 2JUN
жанр: angst, сюр
Дисклаймер: не моё, и слава Богу.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: зарисовка и ангстовый кровавый пичальный бред.
статус: закончено
Размер: 495 слов
оно уже было, но я психанул и удалил. а подумал - чего б не повисеть тут, кому мешает.

Он смотрит и молчит, смотрит и молчит. Смотрит в сторону, поджав губы, и молчит.
У него белая кожа, тонкая и упругая, как каучуковая смола. Он медленно поднимает руку и отрывает один красный лепесток. Едва заметно морщится от боли, по рёбрам стекает полупрозрачная капелька крови.
Он хватает его за запястие, там, где начинаются две строчки непонятных ему слов, хватает холодное запястие и замирает: что дальше? Просить остаться? Просить объяснить свою жестокость? Попытаться узнать, почему этот красный мак растёт из его груди?
Нет смысла. Нет шансов, кажется совсем нет шансов.
У него антиударное сердце. Двуликое: снаружи бархатистое, красное, нежное, что эти чёртовы лепестки; каменное, обтёсанное временем - ниже. В той самой чёрной сердцевинке.
Сердцевинка сердца.
Он смотрит долго, вопросительно, выжидательно даже. На каштановый затылок и чуть виднеющийся коротко стриженный висок с выбритыми ритуальными символами. И отпускает руку. Разжимает пальцы.

... Они смеялись, смеялись в голос, как дети небесные - легко и беспечно, когда рассматривали едва проклёвывающийся оранжевый бутон, с дьявольским упрямством пробивающийся сквозь тонкую кожу. Бутон был защищён зелёным коконом, лепестки, пока ещё туго свёрнутые, едва показывались на свет. Он говорил "не больно". Он говорил "щекотно" и смеялся. Он клал голову ему на плечо и ловко перехватывал его ладонь. Они смеялись, всегда смеялись: потому что было легко, потому что было не страшно, потому что было не больно.
- Я люблю тебя.
- Я люблю тебя.
Это было легко и правильно, бутон проклёвывался, набухал, наливался силой и краснотой - красивый до мурашек. Светло-зелёный стебель чуть ниже бутона набух позже, походил на напряжённую вену, потом кожа лопнула, стебель вышел из-под ребра. Он говорил "не больно", он говорил "приятно" и смеялся.
Не было ни одного языка, знакомого им обоим, но что сердцу эти мелочи? Они умели говорить без слов, в редких выдохах незнакомой речи угадывать смысл, угадывать то, что было Важно.
Тот, чья правая рука была изукрашена непонятными письменами, угадал имя возлюбленного первым, сохранил его под нёбом, и улыбался, улыбался.
Тот, чьё имя спряталось за припухшими губами; тот, чьё имя не означало ничего; тот, чьё имя "Дуджун" - перебирал пальцами раскрывающиеся лепестки мака, молчал и боялся. Непонятно, неописуемо, на уровне инстинктов, боялся этого цветка.

Он смотрел и молчал, смотрел и молчал, только цветок свой, мак алый, сердце своё, наизнанку вывернутое, лелеял. Оторвал лепесток - мол, всё твоё, всё, что тебе, то к ногам твоим кину. Кинул. Всего лишь жалкий лепесток, с бисером крови у белёсого основания.
И отвернулся вовсе, угластые, изломанные лопатки взгляду подставил. И замер, и замолчал, как молчат на похоронах.

Он поднял с земли лепесток, рассыхающийся на ладони, пеплом масляным падающий на землю, закрыл глаза и замер.
А по груди, из грудины, как от углей горячих, покраснело. Покраснело, вспухло - больно, больно и горячо. Лопнуло и показалось самое сердце. Червовое, червивое от невыносимой тоски. Тонкое - каркас из сосудов. Набитое чёрными, острыми, пиковыми. Бумажными, тонкими.
Тот, чьё имя спряталось за припухшими губами, упал на землю и взвыл, как воют на похоронах.

И трупик некогда Настоящей Любви скорчился в двух обнажённых сердцах: в кроваво-красном маке и комке острых чёрных пик.

OWARI