фэндом: B2ST
бэта: пока нет
название: sumyeon*
рейтинг: G
пейринг: 2JUN
жанр: Syr
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои принадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: написано под "Love Ya" от SS501. на её звучание. и очень походит на "Nekojiru sou". sumyeon (кор) - сон
статус: закончено
Размер: 1749 слов
собственно, Nekojiru sou
сны
Чунхёну снится сон. Реалистичный, даже тактильно.
Чунхён стоит на сцене, небольшой квадратной сцене незнакомого клуба. В зале совершенно никого нет, Чунхён раздражён. На нём широкие штаны, безразмерная белая футболка и красная кепка, надвинутая на глаза. Он ощущает, что ему девятнадцать, в нём бурлит кровь, немного пива и агрессия.
Перед ним стоит Дуджун, весь с иголочки, в белых брюках и пиджаке на чёрную майку, с идеальной укладкой и подведёнными глазами. Дуджун зол не меньше. Точнее не зол - именно агрессивен.
Из колонок начинает стучать ломаный бит, Чунхён надвигает кепку ниже на глаза, и, задрав голову, вздёргивает верхнюю губу. Он смотрит на пока спокойно стоящего Дуджуна, указывает на него и недвусмысленно дёргает себя за ремень штанов. Он делает несколько пружинящих шагов и начинает читать. Он чётко, ритмично произносит каждое слово о своей ненависти. Он подходит вплотную и толкает Дуджуна грудью в грудь. Дуджун сверлит его неподвижным взглядом и только иногда чуть дёргает верхней губой. Чунхён дочитывает строчку, толкает ещё раз, нападает. В этот момент Дуджун начинает петь. Поёт он громко, мелодично, звонко, красиво до чертей. Тоже о ненависти. Злые, болезненные слова. Чунхён слушает, скрестив руки на груди, и смотрит из-под козырька.
И по новой. Это походит на игру в пинг-понг: речитатив-вокал-речитатив-вокал. Они почти дерутся, в прочем, не выходя за рамки сценического выступления. Хотя эмоции совершенно настоящие.
Чунхёна просто выносит от звенящей агрессивной ненависти, плотно забившей всё пространство пустого клуба. Дуджуна это, кажется, выносит тоже.
Бит обрывается как на полувздохе, Чунхен резко отворачивается и опускает голову, вытянувшись в струнку и прижав козырёк кепки к носу.
Чунхён просыпается, морщится от неприятного ощущения в груди и идёт на кухню выпить воды. На спящего Дуджуна ему смотреть даже не хочется. Аж трясёт.
Дуджуну снится сон. Достоверный, совершенно реальный в каждом звуке и запахе.
Он смотрит на фигуру, закутанную в чёрный плащ. И вдруг понимает, что это он сам. Фигура стоит, мягко раскачиваясь вперёд-назад, из-под капюшона гулко доносятся слова незнакомого языка. Его голос звучит певуче, почти гипнотизирует. Тот Дуджун, который смотрит этот сон, оборачивается и рассматривает стены, задрапированные алым бархатом. В комнате душно, пахнет ладаном и очень жарко. На полу стоят золотые канделябры, образуя ровный круг. Дуджун в чёрном плаще читает свою молитву громче, мелодичней, пока не срывается на блаженные, торжествующие стоны.
Латынь.
Дуджун в капюшоне медленно поднимает руку, в которой зажато серебряное распятие, допевает молитву и коротко говорит "привести".
Складки алого бархата на одной из стен расходятся, пол разрезается полоской света и в комнату вводят человека в грязной сорочке. Человека кидают под ноги Дуджуну с распятьем, у человека связаны руки за спиной и завязаны глаза. Человек падает на колени, но остаётся стоять так, с гордо выпрямленной спиной.
Дуджун, смотрящий сон, впивается глазами в губы человека и понимает, что это Чунхён. Ему хочется закричать, отменить эту реальность, но он не может. Не может и пошевелиться.
Невидимый Дуджуну хор поёт тихо и так страшно, что мурашки по спине продирают.
- Ты знаешь, кто я? - властно спрашивает Дуджун, так и не сняв капюшона.
Чунхён кивает и сплёвывает ему под ноги. Дуджун хмыкает.
- Ты смеешь плевать под ноги Великому Инквизитору, животное?
- Ты будешь проклят моей ненавистью, Великий Лжец. - тихо, но очень вкрадчиво цедит Чунхён.
-Что ж. Иного я и не ждал от твари.
Дуджуну, смотрящему со стороны, становится страшно, потому что голоса становятся громче и тяжелее, запястие во взметённой руке блестит в свете сотен свечей. Он снова хочет кричать, но не успевает: его вдруг заполняет восторг и упоение от предстоящей мести. Нестерпимое желание казнить этого человека, уничтожить его физически. Его захлёстывают чувства Великого Инквизитора. И он позволяет происходящему случиться.
Великий Инквизитор Дуджун стоит на помосте перед кострищем и читает громкую, фанатичную проповедь о Боге, Вере и еретиках. Толпа гудит, переливается, клокочет и требует крови.
К кострищу выводят Чунхёна, тощего и избитого, грязного. Но гордого. Его привязывают к столбу и поджигают хворост. Чунхён не опускает головы и молчит.
Дуджун просыпается до того, как пламя коснулось кожи. Тяжело дышит, вытирая пот со лба, и не спит до рассвета.
Чунхёну снится сон. Нереальный, гротескный и с чётким привкусом ЛСД, которого он никогда не употреблял.
Он стоит на тонкой жердочке под самым куполом цирка, яркого, цветастого, шумного и жадного до зрелищ. На нём - сияющий миллионом блёсток фрак, большая брошка из перьев на груди, узкие атласные штаны и высокие сапоги с пряжками. На голове - высокий красный цилиндр, на руках - белоснежные перчатки. Он легко держится за одну из трапеций и начинает легонько раскачивать свою качель. Разноцветная толпа далеко внизу восторженно кричит, кипит, как масло: Чунхёну нравится. Качель поднимается всё выше, красно-белые полоски купола почти сливаются в розовое пятно на головокружительной скорости. Чунхёну жарко, пахнет сеном, потом и смехом.
- Только сегодня! Только сейчас! Только в Цирке Самоубийц! - он выкрикивает по фразе на каждом вираже и улыбается, вытянув вперёд дну руку в приглашающем жесте, - Вы увидите ни с чем не сравнимое! Увлекательное! Поистине завораживающее шоу! Аплодисменты нашему актёру!
Зал заходится в аплодисментах, Чунхён резко останавливает свою качель, даже не шелохнувшись. Фонари, фонарики, мелькающие лампочки и факелы так же внезапно гаснут. Чунхён раскрывает ладонь и резко сжимает пальцы. В этот же момент цирк сжирает звенящая тишина и на арену падает луч синеватого света. Качели вздрагивают и с лёгким скрипом опускаются, остановившись метрах в пяти над ареной.
- Ну же, выходи, тебя ждут. - тихо и почти ласково говорит Чунхён и его губы трогает лёгкая улыбка.
В тишине раздаются робкие шаги, и в кружке света появляется Дуджун. Напуганный, ничего не понимающий, он озирается по сторонам, пока не натыкается взглядом на Чунхёна. Он хочет что-то сказать, но напарывается на ледяной взгляд и закрывает рот.
- Умница какой... Господа! Сейчас вы поймёте, почему мой цирк носит именно такое имя!
В руке у Чунхёна появляется длинная плеть, он поднимает её и тонкий жгут со свистом разрезает воздух. Кончик плети пролетает в миллиметре от щеки Дуджуна и тот вздрагивает. Толпа делает единый шумный вдох и снова затихает.
Чунхён снова вздёргивает руку, плеть взвивается вверх и, опускаясь, обвивает щиколотки Дуджуна. Дуджун распахивает глаза, но смотрит только на Чунхёна. Запах его страха бьёт Чунхёну прямо в мозг, и он улыбается широко. Дёргает трапецию и качель медленно ползёт вверх.
Дуджуна вздёргивает, он бьётся головой о пол арены и влетает вверх. На нём - белый с блёстками костюм и чёрный бант, стягивающий запястья.
- Отпусти.. - тихо с паникой просит Дуджун.
Чунхён отрицательно мотает головой, не снимая улыбки с лица. Дуджун поднимется на пару метров и замирает. Чунхён, кажется, не прилагает ни малейшего усилия для того, чтобы держать его так своей плетью. Дуджун медленно кружится, болтаясь между куполом и полом, но смотрит только на Чунхёна.
- Дамы и господа! - весело кричит Чунхён, легко соскальзывает, усаживаясь на тонкую жердь, - Посмотрите на этого человека! Его сердце заражено неизлечимой болезнью! - свободной рукой Чунхён делает жест, словно рассыпает что-то, и у Дуджуна на груди появляется красное пятно. - Он влюблен, Господа и Дамы! Но, горе, горе! Его любовь не взаимна! - Чунхёну весело, Дуджун начинает дёргаться, но молчит и смотрит только на Чунхёна. - И что же ему остаётся?
- Смерть! Смерть! Смерть! - скандирует толпа, вызывая в Дуджуне приступ тошноты. - Смерть!
Чунхён оглядывает толпу, упивается этим гулом и обнажает зубы в нежном оскале.
- Может, что-то другое? Любовный напиток, колдовство... Смотрите, как страдает его сердце!
Пятно на груди Дуджуна расползается, сверкает блёстками и кровь капает на его подбородок. Он мучительно хочет кричать, но молчит. И смотрит только на Чунхёна.
- Смерть! Смерть! - механически гудит толпа. - Смерть!
Чунхён изображает разочарование на своём лице, пожимает плечами и дёргает плеть. Вытягивает руку в направлении своей жертвы и сжимает так, словно хочет вырвать сердце. Толпа верезжит, как раненный зверь, заходится в восторге, и...
Чунхён просыпается, резко садится в кровати и пытается отдышаться. Ему холодно, его трясёт и тошнит. Он почти не помнит своего сна. Он встаёт и смотрит на верхнюю койку, на которой спит Дуджун. Медленно выдыхает и натягивает одеяло на босую пятку.
Дуджуну снится сон. Пластиковый, декоративный, душный.
Поле, утренние сумерки, стелящийся по траве низкий туман, вязкий и тягучий. Холодно. Он смотрит на белую стену, такую нелепую, такую неправильную тут. И замирает, набрав в лёгкие промозглого воздуха: лицом к стене на коленях стоит Чунхён. Совершенно точно, именно он. У него завязаны глаза и руки стянуты в локтях за спиной. Дуджун морщится от резкого укола в сердце и резко оборачивается. Метрах в десяти от стены стоят трое в военной форме и держат на плечах взведённые винтовки. Тихо, только трава иногда хрустит под неспокойными ногами солдат.
Дуджун присматривается к скучающим лицам и в одном вдруг узнаёт себя.
- Прекрати, не делай этого. - тихо и почти обиженно говорит он себе.
И не реагирует. Тот, с винтовкой.
- Последнее желание? - лениво спрашивает один из солдат.
- Я его уже называл. - тоже тихо говорит Чунхён. - Давай скорее.
- Я передам ему.
Солдат кивает и поднимает руку. Дуджун с винтовкой прицеливается и начинает обратный отсчет с десяти.
- Перестань! Не смей!
Когда Дуджун срывается со своего места и летит, он не понимает, в кого же попала пуля: в него или в Чунхёна. Потому что в момент прыжка он является обоими.
И любит за двоих.
Дуджун просыпается от собственного вскрика, ничего не соображает, спрыгивает с кровати и трясёт Чунхёна. Тот просыпается неохотно, бурчит, натягивая на себя одеяло.
- Поговорить надо. - ошалело требует Дуджун. - Вставай сейчас же.
- Прямо сейчас? - Чунхён, лохматый и вполне живой, садится и зевает. - Я в кои-то веки уснул нормально.
- Сейчас. Сейчас же. Сию секунду.
Дуджун всё ещё не понимает, где он и что, его потряхивает. Он разворачивается и идёт на кухню. Чунхён выползает через бесконечную минуту, зевает до хруста и останавливается, уперевшись руками в стол.
- Что стряслось?
- Мне снился сон, много снов, страшных и непонятных, все про тебя... - тараторит Дуджун, держась за голову, - и ты всегда был какой-то... Я всё время пытался тебя...
Дуджун смотрит прямо пред собой, поэтому не видит, как меняется лицо Чунхёна, как тот обходит стол и встаёт совсем близко. Чунхён смотрит на Дуджуна с пару секунд, потом осторожно берёт его запястье и отнимает от головы.
- Ты пытался меня что?
Дуджун поднимает голову, смотрит на руку Чунхёна, держащую его запястье, потом на губы, потом на лоб, в котором нет дырки. Чунхён вдруг наклоняется и хмурится.
- Пытался поцеловать?
И касается губами сухих со сна, горячих от страха губ. Дуджун вздрагивает, хочет оттолкнуть, но не толкает. Потому что то, что делает Чунхён - единственно правильно. Он только сипло говорит в Чунхёну в губы:
- Убить.
Чунхён медленно выпрямляется и долго смотрит.
- Мне тоже снилось такое. Что я тебя убил. Потому что ты...
- Да, - кивает Дуджун, - потому что ты меня тоже.
OWARI