Мой Личный Штат Айдахо

[j-rock-gay]

аффтар: PornoGraffity
фэндом: B2ST
бэта: -----
название: Мой Личный Штат Айдахо
рейтинг: R (за немного секса)
пейринг: 2JUN
жанр: AU, Romance
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои принадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: блюз. просто блюз. в тексте использован кусок песни Чигракова "перекрёсток".
статус: закончено
Размер: 1870 слов.

Дуджун сидит за старым, раздолбанным пианино. У инструмента ободраны края, один бок наспех замазан синей краской, а клавиши все разные: и жёлтые от времени, и белоснежно-
новые, и криво выструганные из дерева и скрепленные стальными скобками - Дуджун собирал это пианино сам, из всего, что мог найти и запихать в найденный на свалке корпус.
Пианино выглядит удручающе, но никогда старый штат Айдахо не слышал звучания прекраснее.
Дуджун сидит за своим любимым пианино и осторожно гладит клавиши. Надо подкрасить пару чёрных в субконтроктаве - лак совсем обтрепался. Закатное солнце треплет густо-чёрный затылок, жалит открытую шею - Дуджун не признаёт никакой одежды, кроме старых, застиранных футболок и всегда распахивает окно, когда садится играть. Дом у него хиленький, покосившийся, дешёвый, почти полностью самодельный: Дуджун убил почти полгода на это окно. Чтобы оно было огромным, во всю стену и открывалось легко, чтобы можно было играть практически во дворе, под открытым небом.
Айдахо, Айдахо - Дуджун любит этот город всем сердцем, его нищету, простоту и открытость. Любит его за любовь к его музыке. Дуджун наклоняется, вынимает из пластикового ящика предпоследнюю бутылку виски, откручивает пробку зубами и делает хороший глоток. Он всегда играет пьяным, хотя он вообще практически всегда пьян: так легче ловить музыку, вплетать в неё слова и не думать ни о чём.
" Я искал тебя здесь и там, я думал - свихнусь.
Я не нашел тебя ни здесь, и не там, я думал - свихнусь.
О гитара, и струны, священный союз,
Когда кидает любовь, начинается блюз"
Он поёт громко, размашисто и похоже на маятник. Он поёт самым сердцем, никогда не поёт о своём - он сам не тратит себя на любовь к людям, тем более - к женщинам. Но блюз требует, и Дуджун подчиняется. Сочиняя на ходу эти незамысловатые строчки, он правда верит, что она ушла, что он искал её и чуть не свихнулся. Потому что блюз начинается только тогда, когда кидает любовь, а без блюза Дуджун не может жить. Иногда ему кажется, что Айдахо - пыльный, жаркий - перестанет существовать без этой музыки. Поэтому он поёт и мучается.
Его пианино ласково подаётся навстречу, звучит именно так, как нужно этому "разбитому" сердцу, клавиши тёплые и уютно толкаются под пальцы. Дуджун делает паузу между каждым куплетом, чтобы сделать очередной глоток. Потом закрывает глаза, закусывает губу и ловит очередную строчку. Блюз однотипен, особого мастерства не требует, но иного удовольствия Дуджуну не нужно. Ни любви, ни денег, ни славы, ни хорошей еды - только бы звучали струны под потресканной крышкой, да виски бы не кончался. Солнце жалит голую шею.
Дуджун, живущий а штате Айдахо уже шесть лет, приехавший сюда сразу, как сбежал из детдома, допевает последнюю строчку этой песни, которую непременно забудет через пять минут. Допевает и открывает глаза.
- Йо?
Он смотрит на незнакомого парня, стоящего метрах в семи от веранды с пианино. Парень смотрит на Дуджуна во все глаза, у него пропылённые джинсы, красная клетчатая рубашка и, кажется, совсем пустой рюкзак на спиной. Дуджун весело и вопросительно приподнимает бровь и делает ещё глоток виски.
- Чего уставился?
Парень только мотает головой, как-то ошалело. Потом собирается с мыслями и выговаривает на очень плохом английском:
- I can`t speak english.
- Ok. - отвечает Дуджун и поворачивается на такой же старой вертящейся табуретке, - Where are you from?
- Korea, Seoul.
Дуджун молчит несколько секунд, потом резко захлопывает крышку пианино, держащуюся на одной ржавой петле, и хлопает себя по коленке.
- Земляк!
Его корейский уже с приличным акцентом, слова звучат неказисто и по-американски развязно. Парень недоверчиво улыбается и переминается с ноги на ногу, поднимая в рыжий воздух облачко пыли.
- Да ладно...
Дуджун вскакивает со своего места, улыбаясь, как идиот, смешно размахивая руками, расплёскивая виски из прихваченной бутылки. Он тормозит в полуметре от парня и заглядывает глаза.
- Юн Дуджун.
- Ён Чунхён. - парень всё так же неуверенно улыбается, косясь на бутылку.
Дуджун ловит этот взгляд и протягивает её Чунхёну.
- За знакомство? Что ты тут делаешь, парень?
- Ты.. так классно играешь...
- А, ерунда. Бери, пей. Или трезвенник? В Айдахо трезвым не выжить.
Чунхён берёт бутылку, отпивает хороший глоток и заметно расслабляется.

- Я, если честно, не совсем знаю, почему выбрал именно этот город. Просто решил, что нужно что-то менять в жизни, Америка показалась мне самым простым вариантом. - тихо и ритмично говорит Чунхён, удобно усевшись рядом с хозяином на ступеньках веранды. В ход уже идёт вторая бутылка.
- Ага. Не зная языка...
- А ты знал английский, когда сюда ехал?
- Ничерта я не знал! - смеётся Дуджун, запрокидывая голову. - Парень, мне было шестнадцать, я сбежал из детдома, автостопом проехал полстраны, потом забрался в какой-то грузовой корабль и вышел в Портленде. Потом вот добрался досюда. Хотел ехать дальше, но нашёл пианино на свалке и пришлось остаться. Оно, знаешь, меня словно приковало к этому месту. Довольно быстро оброс знакомцами, сколотил этот домик...
- Откуда у тебя столько денег было? - удивляется Чунхён и лезет в рюкзак за сигаретами.
- Да не было у меня денег. Я тут живу на птичьих правах, просто местный шериф - довольно славный парень и фанат блюза. Вот и "одолжил" мне бесхозную развалину. Ну я её и подправил со временем. О боже, это что, Red Cat?!
Дуджун смотрит на сигареты, как на Восьмое Чудо Света и Чунхён протягивает ему пачку.
- У меня ещё полтора блока осталось. Так себе, конечно, дешёвые, но курить можно..
Дуджун с удовольствием затягивается.
- Вкус, знакомый с детства... Как же хорошо...
Они молчат до тех пор, пока ночь не спускается на низкую крышу дома, выкуривают пачку и допивают виски.
- Слушай, а можно мне...
- Оставайся. - легко соглашается Дуджун. - Помогу, чем смогу, но никогда не мешай мне играть с моей деткой.
Чунхён кивает и смотрит на пианино, темнеющее в открытой комнате.

Дуджун пьёт постоянно, все заработанные деньги тратит на виски и простую еду. Работает, где придётся - то крышу кому подлатать, то ограду починить на конюшне. Чунхён старается запоминать нескладные американские слова, но в памяти упорно остаются только "korean brother", как его называют местные, "what`s up" и "dunking bluez man" - это уже про Дуджуна.
Жить с Дуджуном хорошо, не напрягает: большую часть времени он предоставлен сам себе, потому что хозяин дома занят либо работой, либо сочинением очередного блюза. Чунхён работает совсем редко, потому что ничего особо не умеет, он живёт в Айдахо третью неделю.
Чунхён думает, что Дуджун - он как виски: согревает, помогает расслабиться, ничего не требует в ответ, но вызывает зависимость. Зависимость и тоску.
Не за этим Чунхён покидал уютный и привычный Сеул. Не за этим оставил лучшего друга, однокомнатную квартирку и память о болезненном прошлом. Не за тоской он проехал и проплыл какое-то безумное количество километров. Он искал покоя. Именно того покоя, который видится тут со стороны. Именно того, которого не нашёл, услышав тихий и пронзительный блюз на незнакомом языке.
Чунхён сидит на плоском участке крыши дома, курит уже американские, слишком крепкие "Camel" и слушает, как Дуджун сочиняет очередную историю про несчастную любовь.
"Блюз, это когда хорошему человеку плохо". По этой логике выходит, что Чунхён - очень, очень хороший человек. Потому что ему не просто "плохо" - ему смертельно паршиво. Паршиво уже какой год: всё не так, всё как-то ровно и пусто. Чунхёну двадцать два, в последний раз он целовался в девятнадцать. Чушь, конечно, мелочи. Если это не является чуть ли не самым важным в жизни. А для Чунхёна так и есть - важнее не придумаешь. Чунхён слушает чистый звук пианино, пьяный, жаркий голос, стрекот цикад и думает, что он - просто невыразимый неудачник. Уезжал от себя, за новым собой; уезжал от одиночества, к новому Смыслу, не завязанному на других людей. Приехал к новой, горячей, идиотской и безнадёжной влюблённости.
Чунхён невесело усмехается, треплет себя по волосам и спускается с крыши. Терпеливо ждёт, пока Дуджун закончит "играть со своей деткой", чтобы можно было немного выпить и покурить вдвоём. Он лежит на диване в темноте, думает о том, что сегодня Дуджун заигрался, не будут ли против соседи - через три дома живёт семья с маленьким ребёнком. Никто, конечно, не будет против, Чунхён уже давно уяснил, что Дуджун тут кто-то навроде Ангела Хорошего Настроения. Играет - и хорошо, значит можно жить дальше. Чунхён тоже так думает, хотя хорошо бы...
Чунхён не замечает, как засыпает. Просыпается он от ощущения тяжести и влажного жара на шее. Он открывает глаза, но ничего не говорит. Дуджун пьян, но не так сильно, как ждал Чунхён. Дуджун пьяный, горячий, уже без своей извечной серо-голубой футболки и смешно сопит на ухо. Чунхён глубоко вдыхает воздух с привкусом виски, медленно выдыхает и позволяет. Только сцепляет руки за дуджуновой спиной.
Старый диван ритмично скрипит, Дуджун безумно хорошо целуется, пьяно и нежно улыбается и гладит Чунхёна по голове. Чунхён блаженно прикрывает глаза, кусает губы и старается не стонать - только сипит едва слышно. Ему хорошо, до головокружения. И грустно, просто грустно от необъяснимого предчувствия. А сразу после Дуджун коротко целует его в закусанные, алые от поцелуев, мягкие губы, и заваливается на бок к спинке дивана, прижав плохо соображающего Чунхёна к себе.
На утро Чунхён просыпается один.
Он мог бы не удивляться. Мог бы не расстраиваться. Мог бы просто встать и пойти прогуляться: узнать, не нужна ли кому помощь - физический труд в таких обстоятельствах всегда помогает не сойти с ума. Но он просто лежит, смотрит в дощатый потолок и заставляет себя не вспоминать. Ничего не вспоминать. Со двора доносится голос Сэма - их ближайшего соседа, славного выпивохи, держащего конюшню. Сэм что-то спрашивает у Дуджуна, весело смеётся - Чунхён всё ещё не понимает этого языка - а Дуджун отвечает, тоже смеётся, только немного натянуто. Чунхён раздражается на дуджунов акцент - ему хочется послушать блюз на чистом корейском. Но это желание, как и сотня других - останется смолчаным.
Через пару часов Чунхён всё же выбирается из колючего пледа, долго стоит под душем, потом лениво одевает дуджунову майку, свои джинсы и свою рубашку. Нужно делать вид, что всё хорошо. Что всё в пределах нормы. Ну потрахались, с кем не бывает. В конце концов, сам Чунхён не был против, оба остались довольны - чего теперь обижаться.
Полдень серый, пасмурный и жаркий, небо затянуто ровной плёнкой облаков и Чунхёну становится ещё сложнее дышать. Идиотское сердце. Дуджун сидит по-турецки на своей потрепанной табуретке, уронив голову на крышку пианино и не шевелится.
- У меня осталась последняя пачка Red Cat. - почти спокойно говорит Чунхён и тыкает Дуджуна пачкой в затылок.
Дуджун мотает головой и снова не шевелится. Чунхён думает, что надо бы свалить. Погулять и правда, выйти за пределы района, узнать, каков он - Айдахо. Но, почему-то, остаётся. И даже садится на корточки рядом.
- Что с тобой?
- Что такое блюз? - вдруг тихо и сдавленно спрашивает Дуджун.
Чунхён молчит, молчит долго. Откуда ему знать, что такое этот чёртов блюз?! Он знает только, что Дуджун - как виски. И больше ничего.
- Блюз, это когда я. - неожиданно говорит он, - А виски, это когда ты. Мне так кажется.
Дуджун поднимает голову, хлопает по крышке пианино, от чего инструмент отдаётся глухим жалобным звоном.
- Как блюз возможен без виски? Трезвый блюз?! Смешно, Чунхён. Просто смешно.
Чунхён ничего не понимает, потому что Дуджун смотрит ему в глаза и явно ждёт ответа.
- Я не понимаю ничерта. Ни в блюзе, ни в этой речи, ни в правилах жизни этого города. Я знаю только, что...
Дуджун мотает головой, проводит Чунхёну рукой по волосам и наклоняется к его уху с золотым колечком в мочке.
- Я тебя тоже.

OWARI