Blue

[j-rock-gay]

аффтар: PornoGraffity
фэндом: B.A.P
бэта: нет. вообще.
название:
пейринг: BangChan (односторонний)
рейтинг: G
жанр: romance, drama, hurt\сomfort
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои принадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: типа сонгфика на Blue от Big Bang
статус: закончено

Химчан идёт по едва знакомой, большой улице, вдоль огромных ящиков из стекла и бетона, таких же серо-голубых, как это небо, этот воздух, эта весна. Химчану кажется, что он сам сизый, сизый изнутри, как мёртвое животное, оттаявшее по весне из толщи льда. И волосы эти, никчёмно-белые, и куртка эта, неуместно-розовая, и все те глупости, которые он вытворяет с завидным постоянством. Всё это - сизое, замёрзшее и шершавое. Как бетон на морозе.
Химчан сворачивает с большой улицы, на которой теснятся всё те же небоскрёбы, только людей поменьше. Он затыкает уши наушниками, но не включает музыку. В плеере - больше тысячи трэков, но ни один сейчас не просится ни в голову, ни в сердце, от любой песни Химчан разочаровано кривится. Всё оказывается не тем, не нужным, неправильным и словно чужим. Нет, один трэк идеально подходит это серой голубизне, она, холодная голубизна эта, словно выползает из этой песни, словно выплетается из её звуков. Песня даже называется подходяще. И именно поэтому слушать её кажется ещё более невыносимо, чем всё остальное.
В таких ситуациях - банальных и нелепых - всегда говорят "постарайся". Говорят "постарайся", "сделай что-нибудь", "борись" или, хотя бы "подожди немного, дай время". Времени были тонны, бесконечные, разномастные, какие хочешь: ненавязчивые, требовательные, обречённые и умоляющие. Просто иногда нужно остановиться и принять решение. Осознать наконец, дураку битому, что не нужно это время. Что стараться бесполезно, что надо просто отойти в сторону и пережить. Как-то.
Утро переваливает через полдень, ничуть не посветлев, ничуть не разбавив своей голубой серости, не стряхнув невидимого, но такого ощутимого инея. Химчан мёрзнет, прячет ладони в рукава и, в какой раз, жалеет, что так и не научился курить. Ёнгук вот сколько ему предлагал, сколько раз тыкал ему в губы ароматным фильтром, упрашивал хоть попробовать, а не трусить.
Химчан трусил, потому что понимал: фильтр у тлеющей сигареты вовсе не ароматный, а вонючий и ядовитый, что Ёнгук просто страдает хернёй и просто хочет, в какой раз, подмять Химчана под себя. И Химчан отказывался, с дьявольским упрямством, плевал на все подколы и собственную "трусость". Сейчас жалеет.
Потравиться бы сейчас, разбавить дымом эту холодную синь, слишком острую для маленького и, в сущности, слабого Химчана.
I`m singing my blues.
Химчан, всё же, тыкает покрасневшими кончиками пальцев по экранчику, пробуждая плеер к жизни и, да, заранее понимая, что идея очень плохая, включает эту песню. I`m singing my blues. Эта любовь, которую я убил.
Химчан невесело усмехается, понимая, что до "убил", даже до "убиваю" - ему, как до старости. Хотя сам Ёнгук очень неплохо с этим справляется, сам того не понимая. Ёнгук вообще ничего не понимает, глупый, большой, нелепый медведь!
Химчан думает, что подождёт ещё. Ещё пока есть силы, есть немного смелости, чтобы подыхать. Потому что остаться без чувства, из которого состоишь на сто пятьдесят пять процентов - страшно. Слишком страшно остаться ничем. Пустотой, не стоящей и сотни вон. Так что он готов подождать до последнего. Пока находиться рядом с ним не станет опасно.
Химчан сбивается со счёта где-то после двадцатого прослушивания песни, растеряно достаёт ключи из сумки, сам не заметив, как оказался у дверей в квартиру. В квартире пусто, холодно - Банг опять забыл закрыть окно перед выходом - и как-то ещё, Химчан не понимает. Не понимает, когда стягивает кеды, вжикает молнией на куртке так, чтобы не вытянуть наушники из ушей. Синь. Вот эта самая серо-голубая холодная синь - наполняет квартиру до краёв, так, что нет ни единого шанса вынырнуть хотя бы на один вдох. Он не закрывает окна, садится на кухне и замирает на своём любимом месте между холодильником и столом. I`m singing my blues. Химчан тихо подпевает, повторяет какие-то отдельные слова, слепо глядя в столешницу. На этой самой столешнице стоит чашка, в чашке - слабый, едва коричневый растворимый кофе с тремя ложками сахара - Ёнгук всегда пьёт эту невыносимую дрянь, наливает до краёв и оставляет половину. И уходит. Ёнгук вообще всё время уходит, порой Химчану кажется, что даже чаще, чем возвращается в эту крохотную однокомнатную картонную коробку. У Ёнгука работа, друзья, пиво, рифмы, биты, девочки, девочки, девочки. И ни одного Химчана. Никак, ни одним боком. Нет у него Химчана, Ёнгук вообще не любит бесполезные вещи.
I`m singing my blues.
Синь густеет, вмерзает в Химчана, пробирается до сердца, которое тоже стало сизым, колючим и хрупким, синь зажигает фонари за единственным в квартире окном и не даёт надежды на потепление.
Химчан чувствует запах коктейля, почти Молотова: сигареты, водка, пот, помада, женские духи и секс. Эту смесь Химчан знает очень хорошо, он способен даже на таком расстоянии угадать марку алкоголя и духов. Роза и ладан - какая пошлятина. Гук заглядывает на кухню, поднимает руку в приветственном жесте и что-то говорит: Химчан не слышит, он слушает эту чёртову песню. Ёнгук очень пьяный, очень счастливый и, в этот раз, сразу с двумя не очень одетыми девочками. Девочки смотрят на Химчана и радостно улыбаются, явно рассчитывая, что их трио превратится в квартет. Химчан смотрит на них равнодушно и отворачивается. Сегодня опять спать на неудобном, слишком маленьком кухонном диванчике, слушать музыку на полную мощность, до боли в ушах, и стараться не сдохнуть.
Потом, под утро, Ёнгук приходит, вынимает один наушник из уха Химчана и, прислушавшись, неодобрительно хмурится.
- Опять слушаешь унылые песенки?
Химчан только кивает. Ёнгук уже почти трезвый и пахнет теперь сильнее всего сексом. Химчану хочется зажать нос.
- Почему?
Химчан не отвечает: говорил уже сотню раз. Говорил "люблю", просил "люби", обещал "я тёплый", спрашивал "можно я подожду?". Ёнгук только отшучивался.
Теперь Химчан понимает, каким идиотом был. Какой же он идиот. Бесполезно, всё бесполезно решительно. И вдруг смиряется. Всем собой, до самой серединки сизого, некрасивого сердца. И выдыхает.
А Ёнгук отводит взгляд, словно не знает, как извиниться. Из комнаты раздаётся писклявый голосок, зовущий Гука назад, и тот вздрагивает.
- И что ты будешь делать?
Ответ находится сразу, Химчан даже почти улыбается.
- I will singing my bluuues. - тихо напевает Химчан, забирает свой наушник и переключает на другой трэк.

OWARI