Театр Теней

[j-rock-gay]

аффтар: PornoGraffity
фэндом: BTOB\B2ST
бэта: нет. вообще.
название: Театр Теней
пейринг: Ilhoon\Eunkwang, 2JUN
рейтинг: G
жанр: fairytale, drama, romance
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои принадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: скаочка про богов и кукол.
статус: закончено

В какой-то момент Чунхён просто устал чувствовать боль.
Боль была колючая, злая, непонимающая, и, кажется, всегда.
Не смотря на то. что он почти, почти, без какой-то малости, стал Богом - Дуджун не любил его. Не любил, и всё.
Такие дела.
Не любил, хоть ты тресни.
И Чунхён треснул. С тихим хрустом, ровно по середине спины, поперёк позвоночника. Можно было бы принять за простой вывих, если бы вывихи были ведомы Богам.
Чунхён встал, свыкаясь с этим новым надломом в себе, взял с полки в ванной семь жизней, взял кое какие тряпки в корзине для белья, и сделал Кукол.
Куклы вышли разные, странные, но все - на славу. Чунхён дал им время свыкнуться с грязной, поношенной одеждой, с тем, что теперь придётся жить. Он забыл, что когда-то сам был такой же куклёшкой, никому не нужной, вытащенной из помойного ведра. Но он смог, он сделал себя и ему больно.
Боги, даже самые Нежные-Молчаливые - отвратительно жестоки, когда им нечем дышать.
Семь Куколок начали дышать, Чунхён дал им сердца и мысли, присмотрелся внимательно и выбрал себе двоих. Им достались самые сочные сердца и самые тяжёлые мысли.
- Шоу вот-вот начнётся.
Чунхён взял самые крепкие нитки, он рассказывал своим Куклам о жарком свете софитов, о морях и океанах любви, о городах и странах, о блёстках на одежде - новой и чистой, когда затягивал крепкие узлы на из запястьях и шеях. Говорил о шансе тоже стать Богами. Когда-нибудь.
Двоим Избранным Куклам достались красные нитки.
- Да будет Шоу.
Чунхён одел петли ниток себе на пальцы, встряхнул руками и Куколки стали плясать.

- Хей, Лидер, в какой вселенной ты болтаешься?! - возмущённо воскликнул минхёк, в упор глядя на лидерский затылок.
"Чёрт подери," - подумал Минхёк, - "ну какого чёрта я родился на неделю позже? Бестолковый Ынкван."
- Ты танцевать вообще намерен? Или у тебя мега идея провалить дебют?! ЭЙ!
Минхёк, не выдержав, схватил блондина за плечо, и только тогда тот вздрогнул.
- Да-да, извини, что-то я задумался.
- Задумался? О чём, можно узнать?
Между двумя старшими протиснулся Сондже, примирительно похлопал каждого по плечу, лучезарно улыбаясь.
- Все волнуются, все ждут дебюта, все не в себе. Давайте не будем ссориться.
Минхёк фыркнул, Ынкван как-то отрешённо кивнул и отвернулся обратно.
- Ну, скажем, не совсем все, - весело улыбаясь, протянул Хёншик, разминая руки, - Ильхун вон вообще похож на будду. Пляшет в уголочке, словно каждый день на сцену ходит...
- ...Уже лет сорок. - добавил Чансоб, копируя движения Хёншика.
Ынкван вдруг как-то странно скривился, резко развернулся и пошёл к зеркалу. И, кажется, только Пыниэль заметил, что Лидер очень нервничает, но явно не из-за дебюта. Но предпочёл промолчать.
Ынкван словно пришёл в себя, старательно отрабатывая каждое движение надвигающегося выступления, на ходу рассуждая, как лучше смотреть, улыбаться и прочее. На Ильхуна он больше не смотрит. Вообще.
Ильхун же действительно сторониться согруппников, под конец репетиции одев наушники и беззвучно повторяя свои партии. Взмокший Ынкван, дав себе и группе лёгкую передышку, решил, всё же, подойти к главному рэперу группы, сказать что-то, спросить... Не важно, что. Он сделал только шаг, и сразу болезненно скривился, зажав левое запястье, и остановился. Так случалось всегда - стоило ему только захотеть приблизиться к младшему, как тут же дёргало - в запястьях или шее. Словно что-то не пускало его.

Чунхён устаёт под вечер, зевает, и снимает своих Кукол с ниток. Заботливо собирает с дощатого пола перед ширмой и относит в чулан. Встряхнув каждую, он вешает их на вилки, торчащие из стены, за хрупкие шеи. Избранные куколки висят рядом.
Чунхён долго смотрит на них, предусмотрительно убирает их нитки подальше, и уходит спать. Один, без Дуджуна.
Куколка с выбеленными волосами-нитками, не поднимая картонных век, боязливо вздыхает и стискивает пенопластовые зубы от боли в шее. Куколка прекрасно знает, что тот, к кому пришито его сердце - вот он, висит рядышком, совсем близко. Даже запах пыльной ткани чувствуется.
И Куколка с выбеленными волосами начинает стараться. Нитки спущены, трупиками валяются на полу, но слишком далеко и только вековечные узлы всё так же давят запястья. Куколка старается изо всех сил, старается сделать такую малость - поднять шарнирную ручку, поднять и отнести в сторону - коснуться того, к чему пришито спящее в картонном теле сердце. Ручка не двигается ни на миллиметр - создавший их Бог всё хорошо продумал, шарниры без ниток не желают двигаться, но Куколка всё равно старается, так сильно, что бежевая краска на лбу немного подтекает.

В репетиционном зале царит веселье, никто не может собраться с мыслями и всех хватает только на то, чтобы, в какой раз, обсуждать самые мельчайшие подробности вчерашнего выступления. Чансоб смеётся больше всех, по очереди изображая каждого участника группы поочерёдно, на что Сондже визжит, пародируя фанаток, даже швыряет в него где-то раздобытую женскую кофточку, на партии Ильхуна.
Сам Ильхун заливисто смеётся на это, сгибается пополам и чуть не падает со стула, на котором сидел, пока не напарывается на мягкий, просительный взгляд Ынквана.
- Поговори со мной. - беззвучно, едва заметно шепчет Ынкван, продолжая смотреть. - Пожалуйста, поговори.
С Ильхуном что-то происходит, он напрягается весь, каменеет, он очень хочет поговорить. Подойти. Успокоить. Но не может, по глазам видно, что не хочет - словно что-то его держит. И только запястья потирает ноющие.
Ынкван всё смотрит на Ильхуна, которого постоянно куда-то от него относит, словно случайно, ненароком. Словно кто-то за нитки его дёргает и не позволяет подойти. И, как только он пытается это сделать - дёргает в шее и Ынкван молчит.

Чунхён рассматривает своих Куколок, криво ухмыляется, то так, то сяк дёргая за нитки. И когда нитки слегка путаются, позволяя Избранным Куклёшкам сблизиться - он перегибается через ширму и втыкает в картонные грудки Куколоу две кривые сапожные иголки.

Ынкван сжимает микрофон чуть сильнее, когда чувствует укол в сердце, короткий и острый - до слёз. В общем-то, это даже неплохо - песня медленная, печальная, и со стороны кажется, что он просто переживает текст через себя. Он бросает короткий взгляд влево и видит, что Ильхун тоже кривится.
Когда иголка в сердце двигается, Ынкван поёт особенно красиво.

- Ой, кто это такие? - весело спрашивает Ёсоб, перегнувшись через ширму, расписанную танцующими драконами.
- Это мои игрушки. - бубнит Чунхён. Ему не очень приятно, что его игру кто-то нарушил, что кто-то видит то, во что превратилась его боль.
- Ой, какие у них сердечки хорошие! - смеётся Ёсоб, - особенно, у этих вот двоих. У них любовь?
- У них ад.
Чунхён смотрит на своих Кукол без малейшего сочувствия.
- Ну нет! Пусть будет любовь!
Ёсоб перехватывает нитки и соединяет их.

В репетиционной грохочет музыка, они репетируют танец. Ильхун вдруг оказывается рядом с Лидером, его глаза расширяются от ужаса, когда он спотыкается. Он спотыкается, летит, падает на Ынквана и замирает в каком-то сантиметре от его губ. И тут же запястья не просто дёргает - рвёт оглушительной болью. У обоих.

- Ну нет, это мои игрушки, Соби!
Чунхён выхватывает у ребёнка красные нитки и резко разводит руки широко в стороны. Куколки безвольно дёргаются, у одной руки путаются и один шарнир выходит из сустава. Чунхён сердится, выталкивает Ёсоба из своей комнаты и, устало вздохнув, снимает Куколок с ниток, закончив спектакль раньше срока.
О Дуджуне он старается не думать.
Тонкие картонные шейки снова сжимает металл вилок, и Куколка со спутанными белыми нитками, вместо волос, снова начинает стараться. Выбитый накануне шарнирчик лёг в лунку неправильно, противно ноет и в эту ночь у Куколки ещё меньше шансов дотянуться. Куколка, к которой пришито сердце беловолосой - спит. Спит и не желает даже помочь. Потому что в этот раз Бог, создавший их, разозлился и туго примотал тонкие ручки к безвольному тельцу.
Беловолосая Куклёшка всё никак не может понять, за что из Бог так жесток к ним. Зачем дал им любовь, не дав шанса даже смотреть друг на друга.
Чунхён забывает про своих Кукол, они ему надоедают, потому что оказываются слишком упёртыми, слишком старательными. Совсем не такими, как сдавшийся Бог.
Чунхён злится, обходит свою комнату стороной, и сам не смотрит на Дуджуна. Так не смотрит, словно у него самого - нитки. Чтобы хоть как-то оправдать свою... трусость.
... А пока Куклёшки висят на стене, ожидая нового выхода на сцену, Избранный всё пытается и пытается пошевелиться хоть немного, хоть на миллиметр поднять безвлольную ручку, чтобы коснуться Любимого. Но Любимый спит. повесив голову, и смотрит страшные сны.


Ынкван становится молчаливым, нервным и худым. Всё валится из его рук, ничего не получается. Единственное, что он делает так же упорно, как раньше - смотрит на Ильхуна. Ильхун тоже сдаёт, но не смотрит, постоянно отворачивается, отходит в сторону, затыкает уши наушниками. Отрекается.
Парни уже откровенно ржут над ними, называют "Ромео" и "Джульеттой", постоянно подкалывают и делают ставки, когда же "влюблённые поженятся". Ильхун злится, огрызается на всех, кроме Лидера. На Лидера он даже не огрызается, он просто очень устал. И сердце постоянно колет.
Ынкван чувствует какой-то внутренний рывок однажды вечером, когда все сидят в гостиной и смотрят музыкальное шоу. Сильный, непреодолимый рывок, словно нитки, на которых он держится - натягиваются до предела. Он закусывает губу, подходит к Ильхуну и замирает в шаге от него.
- Ты отвратительно выступил. - без предисловий зло говорит Лидер, - И ты задрал вечно молчать и шкериться.
Эти слова вылетают сами, в глазах Ынквана плещется паника, потому что вовсе не это он хотел бы сказать. Ильхун оборачивается к нему резко, открыв рот от удивления.
- Что уставился?!
- Да какая муха...
Ынкван не успевает дослушать вопрос Минхёка - он выметается из комнаты и замирает только на кухне. Что с ним происходит - он не понимает. Не может понять.

- Слушай... - Ёсоб заходит в комнату Чунхёна, когда тот, наконец, возвращается туда.
Чунхён стоит за ширмой, Избранные Куколки с Большими Сердцами болтаются у самого верхнего края, одной рукой Чунхён заставляет плясать остальных, другой - втыкает тонкие ровные булавки с цветными круглыми головками.
- Чунхён...
- Соби, уйди пожалуйста, мне очень паршиво сейчас.
Ёсоб не уходит, только подходит поближе и болезненно щурится, глядя на Куколок, из которых уже выбивается вата. Он набирает полную грудь воздуха и, подойдя вплотную, трогает чунхёново плечо.
- Кен. Отпусти ты их, м?
- Не собираюсь. Мои игрушки. И не говори мне, что они живые - я тоже живой.
Ёсоб замечает гуашевые слёзки под глазами-пуговицами и отходит, обернувшись к двери. Присматривается и едва заметно кивает.
Дуджун заходит в полутёмную комнату, в пару шагов оказывается у ширмы и берёт Чунхёна за руку.
- Пошли, хватит трусить. Не мучай Кукол, это не достойно Бога. Пошли, хватит. Хватит страдать, Чунхён.
Чунхён замирает, вздрогнув, отпускает нитки и Куколки медленно ползут вниз. Чунхён начинает мелко подрагивать, когда Дуджун дёргает его на себя.
- Иди, иди ко мне, глупый Бог. Пошли, я так устал спать без тебя, безмозглый.
Ёсоб провожает их широкой улыбкой, обходит ширму и осторожно расслабляет узлы на шарнирных ручках, чтобы не давили. Потом мягко тянет нитки вверх и заставляет Куколку с красиво подведёнными глазками-пуговицами обнять ту, у которой белые нитки вместо волос.
- Вот всё и кончилось, - шепчет маленький Бог Ёсоб, и отворачивает остальных Куколок, чтобы не подглядывали. - Всё кончилось хорошо. Больше не будет больно.

- Какого чёрта ты орёшь на меня?! - Ильхун врывается в кухню, хватает Лидера за грудки и даже не замечает, что ни шею, ни запястья больше не режет, - Какого чёрта?!
- Я.. Я... - а вот Ынкван замечает, теряется, смотрит во все глаза на Любимого, - Я люблю тебя.
- Боже, ну и кретин...
Ильхун вздыхает, хватает Ынквана в охапку и прижимает к себе.
- Ну что за идиот.
- У меня не болит больше. Я могу тебя трогать. Ты говоришь со мной. - лепечет Ынкван ошарашенно, но прижимается, прижимается к тёплому телу, от которого слабо пахнет гуашью.
- Ну... Наш Бог успокоился? - улыбается Ильхун и судорожно выдыхает. Теперь можно выдохнуть. - Поцелуй меня?
Ынкван поднимает голову, берёт лицо Любимого в ладони и целует. И когда он закрывает глаза, то слышит мягкий, ребячий голос в своей голове.
"Всё, всё, больше не будет больно"
OWARI