Невидимка

[j-rock-gay]

аффтар: PornoGraffity
фэндом: B.A.P
бэта: нет. вообще.
название: Невидимка
персонажи: BangZelo
рейтинг: G
жанр: drama, romance, fairytale
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои принадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: маленькая лёгкая сказочка про любовь. волшебство, никакого сюжета, много красивых слов.
статус: закончено




И он смотрел ему в след, как тот, лёгкими шажочками, вовсе не оставляя следов, шёл дальше, дальше. Он, лёгкий, был уже слишком далеко, уже растворялся в вечерних сумерках, и уходил, не имея в мыслях даже остаться, уходил, не думая даже о том, чтобы спасать. Не оставляя следов розоватыми своими пятками шёл, и ни одна пылинка не шелохнулась под его ступнями. Уходил всё дальше, исчезая, забываясь в мелочах, не замечая даже, как с собой сердце чужое уволок.
Он смотрел ему в след, не моргая, дольше двух минут, затаив дыхание, измеряя время всё удаляющимися ударами сердца. Сердце теперь там, у лёгкого, невесомого на рукаве, и в груди больно. В груди пусто, страшно, колет и давит, пахнет дымом благовонных, священных деревьев. Сандал, рудракши - богатые, сочные когда-то, совсем недавно, рощи - горят, маслянистым дымом застилая грудной потолок.
Дым жёг глаза, мешал дышать, выталкивая из лёгких только кашель, и священные деревья гибли, делая мёртвым и пустым всё, что было свято. И делая всё неважным, пустым и тщетным, ненужным и смешным. И смешным стало казаться всё, чем дышалось и жилось: ни рифм теперь, ни строчек, ни веселящего кровь питья, ни дороги к становлению крохотным, жалким божком - ничто не важно, ничего не хочется. Только вернуть бы сердце, отлепить от широкого, цветастого рукава, не дать быть выброшенным, как непрошенный кленовый листок по осени.
И он смотрел ему в след, и не помнил уже ни лица, ни запаха - только лёгкую поступь, не тревожащую дорожную пыль, да перезвон серебряного бубенца в ребячьем, розоватом ухе.
И встал, сорвался с места, и понёсся в след тому, кто сердце ненароком отобрал, кто разучил дышать, кто спалил все священные, благородные деревья в богатой на мотивы грудной клетке. И выдохи раздирали подреберье, и сжималось горло, не давая вдохнуть свежего, незакопчёного воздуха, и взметали ноги пыль в густое лето. И бежал, и бежал, не разбирая дороги, не видя ничего вокруг, за своим сердцем, прилипшем к рукаву.
И тот, лёгкими шажочками, не оставляя и тончайших следов, шёл дальше, глядя в небо, не думая ни о чём, не помня и не нуждаясь ни в чём. И бубенец сладко пел в розовой мочке, веселя сердце и поднимая над дорожной пылью. И сердце чужое, случайно, без цели подцепленное, пело, пело бубенцу в унисон, превращаясь в рисунок на рукаве, в акварельно-прозрачный, винно-бордовый бутон пиона. И не было до этого дня сердцу чужому большей радости, чем быть рядом с тем, чьих ступней не касалась земля дорог.
И бежал он, бежал всё быстрее, и аромат жжёного сандала и рудракши заполнял собой всё, из чего состояла жизнь до этой мимолётной встречи. И увидел его, лёгкого, снова, и узнал, и разглядел, что сердце уже стало пионом на чужом рукаве, и заныло в груди от осознания того, что не вернётся оно больше, и ничто не вернётся на круги своя, и не будет, как прежде никогда больше. И побежал быстрее, и догнал, и край лепестка своего пиона ухватил непослушными пальцами.
И боль прошла, и рассеялся дым. И обернулся лёгкий, легчайший из мальчиков, обернулся и звякнул бубенец, и лизнула пыль розоватые пятки. И кончился полёт, и бутон пиона распустился, врастая стеблем в кожу.
- Ты забрал моё сердце, чёрт подери, забрал.
- Это твоё? - и звонкий смех, не тяжелее поступи, сотней колокольчиков чистого серебра, рассыпался вокруг, - Твоё? Красивое, мне нравится, не отдам.
И взмахнул рукавом, и из обугленных деревьев показались новые ростки, свежие и ломкие от сока.
- Не отдавай, Чунхон. К чему оно мне, раз тебе так понравилось? Играйся, пока весело.
И в первый раз в жизни улыбался, и смотрел на легчайшего из мальчиков, каких знала земля, и дышал впервые полной грудью, и видел под закрытыми веками новые, совершенно новые рифмы и строчки.
И лёгкий, с бубенцом в розоватом, ребячьем, почти детском ухе, брал за руку и гладил по узору вен на запястье, и тоже улыбался, и рад был в первый раз в жизни ступить в пыль. Рядом с тем, кто, наконец, его увидел.
Ибо говорилось в придании, знакомом каждому Невидимке: "Лишь тот, кто любит, увидит Незримое, и отдаст Необходимое, и наречёт Безымянное".
И настала ночь, самая идеальная ночь для поцелуев.

OWARI