I need some sleep

[j-rock-gay]

аффтар: PornoGraffity
фэндом: Infinite
бэта: нет. вообще.
название: I need some sleep
персонажи: SongGyu & co, прозрачные намёки на DongGyu
рейтинг: PG-13
жанр: horror, fairytale, fantasy
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои принадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: а вы знали, что у Оле Лукойе есть Чёрный близнец? не знали? так знайте) а вообще - это Сказка о том, что бывает, если Гю любить, а что - если его обидать, вот так-то.
статус: закончено

часть 1 - Белый

Хочется спать. Спать, спать - так смертельно хочется, что в глазах песок. "Не пойду, не хочу, нет, ни за что" - думает Сонгю, сворачивается в неудобный комок в изножье собственной кровати, и моментально засыпает. В эту ночь семеро парней, живущих в одной квартире спят, не видя снов.

"Мне просто надо немного поспать. Совсем немного сна, и всё встанет на свои места" - думает Сонгю, быстро допивая отвратительно невкусный пуэр, сосватанный Сонёлем, и задрёмывает в душевой, прямо под расслабляющими струями горячей воды.
"Совсем обленился" - говорит кто-то внутри головы Сонгю строгим голосом, и Сонгю просыпается. Он не сразу понимает, где он находится, вода затекает в глаза, он поскальзывается и чуть не падает. "Вот же чёрт" - думает Сонгю, - "Надо идти".

Сонгю прокрадывается в свою комнату, зажимая рот ладонью, чтобы ни в коем случае не разбудить Ухёна. Переодевается в пижаму, забирается под одело и принимается думать. Сегодня день был хороший, устал только страшно, а так - ничего себе денёк. Ни с кем не поссорился, ни на кого не обиделся. Сделав этот вывод, Сонгю обречённо вздыхает и с готовностью засыпает.

Во сне Сонгю переворачивается на спину, раскидывает руки и опять вздыхает, только теперь - немного болезненно, словно в груди что-то колет. В груди колет и правда, пуговицы на дурацкой пижамной рубашке сами собой расстёгиваются, обнажая слишком уж белую грудь. Сонгю нервно сжимает пальцы, но на большее его не хватает и приходится просто терпеть. Терпеть приходится изо всех спящих сил, потому что колет сильнее. Хорошо, что Ухён спит крепко, хорошо, что все в доме спят - Сонгю проверил, ему же никак нельзя уснуть раньше кого-то, только последним.
Сонгю заламывает брови и жмурится во сне, когда из его тела, как с постели, поднимается Нечто. Нечто походило бы на самого Сонгю, если бы не длинные волосы, заплетённые в пару десятков неопрятных кос, если бы не длинные угольные и изумрудные стрелки на глазах, если бы не широкие шёлковые шальвары и добрых полсотни золотых с бирюзой бус и браслетов.
Нечто выбирается из спящего тела, закидывает косоньки за спину и обнажает в весёлой улыбке ряд мелких треугольных зубок. Оно потягивается, оглядывается на своё спящее тело и принимается рыться под матрасом. Искомое обнаруживается почти сразу, и Нечто довольно улыбается, проводя длинными, ломкими пальцами по ручке старого, чуть рваного по краям, но всё ещё яркого зонта.
Нечто осторожно ступает босыми ступнями по прохладному полу, и браслеты на его ногах тихонько звякают сотней медных бубенцов. Оно подходит к кровати Ухёна, садится на корточки и долго-долго смотрит, склонив голову на бок.
- Прости, не сегодня.
Голос у этого существа мягкий, топкий, словно окутывающий всё вокруг. Как струйки дыма от благовоний, или мягкие заботливые руки, гладящие по лицу. Нечто чуть виновато улыбается ровно дышащему Ухёну и медленно выходит из комнаты.
Сначала оно идёт в комнату, где спят трое, безошибочно отыскав дверь в темноте. Оно ловко маневрирует между разбросанными вещами, улыбаясь своим мыслям. Комнату наполняет слабый запах сладкой чампы, когда оно, снова откинув непослушные косы за спину, садится на самый край кровати Хои.
Хоя спит на спине, смешно раскинув руки, как меленький. В его ушах наушники, из которых грохочет какая-то музыка. Существу она не нравится, оно осторожно тянет за проводки и шикает на лежащий рядом телефон. Аппаратик послушно замолкает, и существо, удовлетворённо кивнув, забирается в изголовье кровати, усевшись на подушку. Несколько секунд смотрит на своего первого Спящего и теребит хрупкими, почти паучьими пальцами свой зонт. Потом улыбается какой-то своей мысли, сам себе кивает и быстро открывает зонт над хоиной головой. Зонт огромный - не был бы волшебным, ни за что бы не поместился в таком крохотном пространстве. А так - взметаются подвески на краях, перешёптываются перья, висящие на спицах, мерцают крохотные звёзды с изнаночной стороны. Существо прокручивает зонт, подыскивая нужную картинку и наклоняется к самому уху Спящего.
- Спи крепко, Оле тебе сны красивые принёс. Спи, спи, тебе понравится.
Хоя улыбается во сне, потом немного хмурится, но всё равно улыбка не сходит с сухих ото сна губ. Тот, кто называет себя Оле легонько выбирается из глубины нижнего яруса кровати, а Хоя поворачивается на бок и с удовольствием смотрит подаренный Сон.
... Он, одетый в сияющие доспехи, гладит по крутой шее вороного коня, красивого, как сам Бог. Конь доверчиво потирается бархатным носом о хоино плечо и доверительно фыркает. Хоя поднимает голову и смотрит на бесконечно высокую башню, пик которой теряется в облаках. Под самой крышей - томится Принцесса, в которую Хоя влюблён с детства, Принцесса ждёт его, а вокруг башни вьётся кругами огромный Дракон. Конь, сильный, бесстрашный, верный конь - прядает ушами, готовый ко всему, а на боку Хои блестит на солнце Тот Самый Волшебный Меч. Дракон замечает пришедших и выпускает струю пламени высоко в небе. К утру Хоя непременно спасёт свою Принцесс и увезёт её в своё тридесятое, тридевятое, заморское.
Оле Лукойе, убедившись, что всё идёт по сценарию, выпрямляется, осторожно забирая свой цветастый зонт. С несколько секунд его рассматривает, пытаясь понять, чей же Сон народился следующим.
- Ах, вот как... - ровные, острые, мелкие зубки показываются в улыбке, и Оле поворачивается направо, - Ну здравствуй, Сонёль... Хочешь красивую Сказочку посмотреть? Специально для тебя выменял на Сумеречном Рынке. Между прочим, трёх золотых мне стоила, так что будь благодарен.
Сонёль ворочается во сне, и чуть не просыпается. Но Оле успевает вынуть из широкого кармана шальвар щепоть серебристого порошка и сдуть его на веки Спящего. Ёль смешно дёргает носом, но тут же засыпает. Зонт укладывается на его подушку, источая незнакомые, едва различимые ароматы, и Сонёль уже идёт по Главной Улице Главного Города, направляясь к Площади. Люди перед ним расступаются, кланяются и поют песни в его честь. Люди шепчут "Принц, Принц Солнца, смотрите, смотрите, это же Принц Солнца". Сонёль улыбается людям в ответ, благосклонно кивая на каждое приветствие, и одежды его сияют ослепительной белизной. Гладкие камешки мостовой приятно ласкают ступни своим теплом, южный ветер золотит кожу, Сонёль идёт к Площади, купаясь в любви и обожании. Он несёт людям Свеет и Тепло, потому что он и есть само Солнце, спустившееся из своего Небесного Дворца. Сонёль улыбается, а в груди у него поют райские птицы сладкими голосами, и из ладоней его рассыпаются солнечные монетки, и он красив, как никогда. Красив, как ни одно существо во всех известных людям Мирах. Сонёль идёт на Площадь, чтобы понежиться в тени Вечного Дерева и послушать людских песен, прославляющих его во вечные веки.
- Вот же Нарцисс... - тепло смеётся Оле, и смех его похож на мягкие цветки рудракши.
Он поворачивается к последнему Спящему этой комнаты, кладёт руки на бортик кровати и долго-долго смотрит на Ребёнка. К Ребёнку у него - особенная слабость, вот так.
- Здравствуй, Дитя... Спи, спи, Оле и тебе Сказок принёс в Сны.
Сонджон поворачивается к Оле, вытягивает руку и едва не касается одной из тёмно-медных косиц. Оле улыбается, качая головой, и, не задумываясь, открывает свой зонт над подушкой самого младшего обитателя этого дома.
Сонджон покрепче обнимает подушку и улыбается широко-широко, так искренне, как никогда не улыбается днём. И снова шелестят перья на спицах, и подвески из красного стекла мелодично звякают: Оле отдаёт Сон и складывает зонт, оставляя Сонджона смотреть свой Сон.
Сонджон идёт по узкой извилистой тропинке, и мягкие изумрудные кроны почти смыкаются над его головой, отбрасывая на замшелые валуны и узловатые корни весёлых солнечных зайцев. Сонджон босыми пятками ступает по шёлковой траве, любуется своим Лесом и тихо напевает песенку. Потом прислушивается, садится на корточки и звонко смеётся, потому что к нему выходят Лисята. Лисят у него - целая стайка, больше пяти, и все, как один, самые настоящие красавцы. Лисята не боятся Сонджона, они подбегают к нему и ластятся, тявкая и тычась прохладными носами в ладони. Сонджон треплет мягкие ушки и лезет в принесённую с собой сумку за лакомствами. Лисята радуются, прыгают и шутливо дерутся, но сладостей хватит для всех - Сонджон всегда об этом заботится. Потом, когда Лисята благодарно мурчат, улёгшись вокруг Сонджона, он достаёт из сумки несколько небольших свёртков, кладёт их на землю, и просит своих Лисяток передать угощение и Великому Девятихвостому, живущему в такой дремучей чаще, что даже Лисьему Пастуху туда дороги нет. А потом Лисята поют ему Песни, и рассказывают ему Истории, принесённые на детских хвостах из самых неведомых далей. Сонджон ложится на мягкую землю, обнимает одного из своих Лисят, того, у которого одно ухо чёрное, и задрёмывает, самый счастливый, из всех живущих.
Оле Лукойе, так похожий на Сонгю, останавливается в холе, и переводит дыхание. Осталось ещё двое, нужно поторопиться, потому что в этом доме встают просто непозволительно-рано, когда вообще сны-то смотреть?! Оле пьёт холодной воды на крохотной кухне, расправляет складки на полупрозрачных шальварах и неслышно заходит в комнату, в которой спит Самый Важный Человек. Сам Оле не вполне одобряет такой выбор, он считает, что Сонджону куда больше идёт эта роль, но спорить с самим собой не привык, поэтому оставляет всё, как есть.
Сначала он садится на край матраса, на котором спит Мёнсу. Этот мальчик даже спит красиво, словно долго подбирал позу, в которой уснуть. Оле усмехается и в комнате разливается слабый запах мирры и сандала.
- Здравствуй, Истинный Нарцисс...
Оле не особо задумывается, он вертит свой зонт над головой Мёнсу, позвякивая браслетами, и знает, что Сон этому Спящему точно понравится.
Мёнсу коротко улыбается, не благодарно, а благосклонно скорее. Оле таких не очень любит, но мальчик, в целом, хороший, чего б и ему Сон красивый не подарить?
Мёнсу стоит в Тронном Зале, вокруг - толпа министров, придворных, князей, заморских принцев и принцесс. В зале - благоговейная тишина, Мёнсу смотрит на своих подданных и чуть склоняет голову в царственном поклоне, когда Древнейший одевает на неё Корону. Как только он выпрямляется - гремит музыка, аплодисменты и троекратное "виват, король!". Мёнсу садится в трон и жестом просит тишины, он готовится произнести речь перед теми, кто поставил его над собой, перед теми, кто счёл его самым мудрым, сильным, красивым и смелым. Он делает глубокий вдох и начинает говорить, поочерёдно заглядывая каждому преданному ему человеку в глаза. Договорит он к утру.
Оле делает крохотный шажок в слишком тесной комнате, открывает свой зонт и, повинуясь внезапному порыву, ложится рядом с последним Спящим. Дону обычно ни на что не реагирует, он спит, как принцесса из сказки, зачарованная проклятием, а тут - смотри ж ты - шевелится, одеяло приподнимает, позволяет тому, кого ни увидеть, ни почувствовать рядом не может, лечь поуютнее. Оле разбрасывает косицы по смятой подушке, обнимает Дону, как дурацкую плюшевую игрушку, клацает остренькими зубками у самого тёплого уха, да улыбается успокоенно: ничего не попишешь - раз уже он и есть самый Важный Человек.
- Спи, Счастье, спи радостно, будет тебе радости такой, что дневной и не сравниться.
Дону усмехается во сне, нетерпеливо ёрзает, предвкушая, предвкушая Неизвестность. Вот таких спящих Оле больше всего любят: так благодарно они Сны принимают, всем сердцем, всем собой в Сон падают. Оле позволяет себе прикрыть чуть уставшие глаза, да чуть толкнуть резную ручку зонта, чтобы звякнули подвески, расшелестелись перья, да запах моря с изнаночной стороны пролился.
Дону прижимает колени к животу, тихо смеётся во сне, и проводит по едва ли существующим рукам Оле на своей груди тёплыми пальцами.
Оле улыбается, потому что Дону, которому всего шесть лет, мчится по белоснежному песку, раскинув руки. Бежит у самой кромки ленивых синих волн, песок взметается под его ногами, а небо над его головой такое глубокое и голубое, что Дону хочется кричать. И он кричит, во всё своё детское горло, кричит глупые слова, детские заклинания, о том, что вот так, пожалуйста, пожалуйста-пожалуйста, пусть будет всегда, и даже можно не давать сладкое по вечерам, лишь бы не кончилось. Ему так весело, так легко, так радостно, что почти до слёз, если бы дети могли плакать от счастья. Он мчится по линии прибоя, размахивая руками, он кричит "я самолёёёёт, я - самолёёёёт, я лечу сааам!!!", и ветер подхватывает его, и он правда летит, легко, как пёрышко, или воздушный змей. Ласковый солёный ветер треплет шестилетнего Дону по волосам, подхватывает его надёжнее отцовских рук, и относит выше, под самые облака, в частокол солнечных лучей. Дону горланит, смех сбивает с дыхания, он ныряет в воздушный поток и видит воздушного змея. Змей цветной, яркий, а на его хвосте - не бумажные бантики, а самые настоящие птицы, каких Дону никогда не видывал. Дону смотрит вниз, и видит, что змея держит соседский мальчишка по имени Сонгю. Мальчишка смешной до спазма в лёгких, в жёлтых шортах, лохматой чёлкой и с узкими, смеющимися глазами. Дону кричит пуще прежнего, захлёбываясь смехом, что вот так будет всегда, просит Сонгю поверить и ни за что не отпускать своего змея. Дону дурачится, кувыркаясь в небе, а соседский мальчишка в жёлтых шортах верит ему, верит больше, чем в дедушкины россказни про то, что однажды можно сосчитать все звёзды на небе. Дону раскидывает руки в стороны и летит под кувыркающимся змеем и кричит детские молитвы, благодаря за такие цветные бумажные крылья.
Оле - ему уже давно, давно не шесть лет, он умеет много больше людей, поэтому он поворачивается на спину и запрокидывает голову, чтобы слёзы забрались обратно.
Дону единственный, кому не нужны Сказки для того, чтобы быть счастливым. Дону - Самый Важный Человек, который глупо вопит от детского счастья, потому что ему верят, верят на все сто. Дону счастлив от того, что соседский мальчишка счастлив. Такой вот Дону парень.
Оле лежит ещё несколько минут, разливая сон вокруг тёплым озерцом, чтобы тот ни за что не прекратился, чтобы Дону его весь досмотрел. Потом осторожно отпускает своего Спящего, складывает зонт и тихо выходит, даже браслеты не звенят. Он заходит в ту комнату, из которой вышел, проходит мимо единственного, кому не достался Сон этой ночью и осторожно возвращается в своё тело.

- А мне снилось, что я лис кормил! - щебечет Сонджон за завтраком и широко улыбается, - там ещё хён был, но я не помню, как именно.
- Мне, кстати, тоже что-то про Гю снилось.. - задумчиво зевает Ёль, уткнувшись в свою чашку кофе.
- А мне ничерта не снилось, - мрачно бубнит Гю, - ненавижу такие ночи, когда только лёг, а через секунду уже будильник. Я тоже хочу сны смотреть.
- Мне тоже ничего не снилось. - говорит Ухён, странно поглядывая на счастливого сверх меры Дону, - Хён, невежливо так сиять по утрам, я могу ослепнуть.
Когда все выходят из квартиры и рассаживаются в машине, которая повезёт их к очередной неподъёмной тонне работы, Дону плюхается рядом с Гю и тычет его в плечо.
- Гю-джи-джи, Гю-джи-джи... а давай змея запустим? Цветного такого, с хвостом?
Дону сияет, как медный таз, Гю злой и такой же уставший, как и вечером. Но он смотрит на друга и вдруг смеётся, легко, как в детстве.
- А давай. Большого змея купим.

часть 2 - Чёрный

Спать. Спать хочется просто нечеловечески, до ломоты в костях, до противного гула в голове. "Пожалуйста, пусть все умрут, если они хотят помешать мне лечь в постель", - думает Сонгю и зло щурится на шумящих за столом согруппников.
Сонгю расстроен и раздражён, особенно на этого вредину Ёля, на его учителя и вечного наставника в идиотских шуточках Ухёна. Гю так устал, что его бесит абсолютно всё и все: вечно глупо улыбающийся Сонджон, от которого слова по делу не добьёшься; вечно пафосно молчащий Мёнсу, который никогда не принимает ничью позицию, а только смотрит на всех, как на мусор; чуть что, отгораживающийся от мира наушниками Хоя, который мог бы, вообще-то, и помочь немного; бесит этот идиот Дону, и в каком месте вообще в нём можно заподозрить гения?!
"Спать. Просто спать, мне надо, а то я..." - думает Сонгю, посылая всё к чёрту и заваливаясь спать в уличной толстовку и с залаченной головой. Плевать ему уже на всё.
Сонгю проваливается в бесконечную кроличью нору пустого сна, он, даже сквозь сон, чувствует, как ноют мышцы от дневной нагрузки, от неудобной позы, как врезается в бедро ремень джинс и как чешется голова от тонны укладочных средств. Но он полюёт на все неудобства, он спит усердно и изо всех сил, как в последний раз.
И когда в квартире становится тихо, потому что утихомиривается даже Ухён, разведший демагогию на тему отвратительного поведения лидера, в их комнате начинают происходить Чудеса.
Сонгю болезненно кривится во сне, переворачивается на спину и закидывает руки за голову. В такие ночи его практически ломает, потому что с обычными уколами в груди это даже не сравнить: он выгибается в спине, толстовка задирается и, если бы кто-то не спал, он с ужасом увидел бы, как бешено бьётся его сердце, почти кроша рёбра. Гю спит, он никак не может проснуться, хотя боль нарастает с каждой секундой, и пот течёт по его вискам сильнее, чем на сцене. Гю тяжело дышит, закусив губу, тихо стонет, но спит, спит, потому что от этого сейчас всё зависит. Если бы Ухён сейчас проснулся, испугался за Гю, разбудил бы его - всё было бы легче, и можно было бы сидеть на кухне до самого утра, пока не придётся снова тащиться на работу. Но Нам спит крепко, обиженно отвернувшись к двери, и даже не собирается никого спасать. Сонгю вздрагивает несколько раз, кожа на обнажённой бледной груди натягивается почти до треска, а потом словно лопается. Только из груди течёт не кровь вовсе, а чёрная, как сама пустота, тягучая смоль. Капли вытекают ровно из центра груди, упругие и стремительные, расползаются по простыни, постепенно вырисовывая собой контуры Существа. Через несколько секунд Сонгю обессиленно падает на кровать и только тяжело дышит, как раненный, а Существо садится на корточки у его постели и оглядывается. В глазах Существа плещется совсем недоброе веселье, и в широкой, безумной улыбке показываются ровные, острые, мелкие зубки. Существо было бы неотличимо от самого Сонгю, если бы не длинные, тёмно-бронзовые волосы, свободно спадающие по угластым плечам до самой талии, если бы не острые тёмно-фиолетовые стрелки вокруг прищуренных глаз, если бы не чёрные, полупрозрачные шальвары и серебристо-чёрное колье на шее. Колье - массивное и, кажется, безумно тяжёлое - украшено шипами и мелкими клыками диких зверей, да точно такие же шипы украшают плотные чёрные браслеты на руках и ногах Существа. Существо озирается по сторонам с тихим смешком, потом шарит под подушкой Сонгю и выуживает длинный, потрепанный, пахнущий пылью и плесенью, зонт. Существо любовно оглядывает свою находку, гладит слишком длинными, почти проволочными пальцами острую рукоять, и откидывает волосы с лица. Оно переступает всё ещё влажно и шумно дышащего Сонгю, и присаживается на корточки у самой головы Ухёна.
- Ну здравствуй, милый. Оле тебе Снов принёс - залюбуешься.
Скрипят спицы, и над Ухёном раскрывается огромный, словно из чёрной паутины сплетенный, зонт: звякают металлические подвески, шуршат подвешенные к спицам скелетики мышей. Чёрный Оле улыбается широко и радостно, когда Ухён жмурится во сне и беспокойно мотает головой.
- Наслаждайся, хороший мой.
Ухён бежит по бесконечному лабиринту, он уже почти выбился из сил, но бежать надо, надо попытаться спастись. Стены лабиринта каменные, холодные, по ним ручейками стекает тухлая, зеленоватая вода. За своей спиной Ухён слышит уверенные, твёрдые, неторопливые шаги. Кто именно его преследует - Ухён не знает, но знать не хочет, потому что этот кто-то непременно его убьёт. Или сделает что похуже. Ухён даёт себе трёхсекундную передышку, шаги неумолимо приближаются, и он снова бежит. К утру он услышит издевательское "bang-bang!" за своей спиной, и проснётся весь в поту, за несколько секунд до звонка будильника.
Чёрный Оле, закинув сложенный зонтик на плечо, выбирается из этой комнаты и замирает в холле, решая, кого "наградить" следующим. Он принюхивается к чуть спёртому воздуху и улавливает едва уже различимый аромат рудракши, оставшийся с прошлой ночи. Он снова широко улыбается, облизывается темно-зеленым языком и широко открывает глаза в мстительном веселье.
- Сегодня - моя ночка, моя ночка... - напевает Чёрный Оле, когда его проволочные пальцы беззвучно скребут по двери в спальню Дону и Мёнсу. Дверь подаётся, она подалась бы, будь она хоть трижды закрыта на все возможные замки - для Оле нет преград, когда он хочет показать Сны. Он заходит в комнату, наполненную сонным сопением, белоснежные ступни мягко ступают по паркету. Чёрный Оле принюхивается к Спящим, и первым выбирает Мёнсу. Плюхается на его кровать, невежливо толкнув и ехидно ухмыляется.
- Тоже мне, Король. Ха!
Оле открывает зонт, прокручивает его несколько раз, и легонько стукает спящего, уже напряжённого Мёнсу кончиком рукояти в лоб. Мёнсу кривится, закрывает лицо руками, но спит, потому что Оле не позволит не досмотреть свой дар до самого конца.
Мёнсу стоит на коленях в центре всё того же тронного зала, вокруг него - смеющаяся толпа, люди, совсем недавно любившие и восхваляющие его, смеются и тычут в него пальцами. "Уродец! Урод и самозванец! Посмотрите, что с ним сделали пара капель!" Мёнсу вдруг жмурится от резкой боли в лице, зажимает его руками и плачет. Он чувствует, как сгорает его кожа, кто-то дёргает его за волосы и заставляет посмотреть в поднесённое зеркало. Мёнсу вскрикивает, когда видит своё изуродованное кислотой лицо.
- Хо-хо, - веселится Чёрный Оле, уже забыв про Мёнсу, и подбираясь к Дону, - Тьфу, что за бред? Полетать захотел, милый? Сейчас полетишь.
Оле долго вертит в руках свой зонт, подыскивая Сон для Дону, но нужный никак не находится. Чёрный Оле Лукойе грязно матерится, распахивает свой пыльный зонт и Дону сворачивается в комочек: он выбегает на берег своего любимого моря, но ветер холоден и не веселит его, линия прибоя завалена дохлой рыбой, а на волнах покачивается поломанный воздушный змей. Шестилетний Дону закрывает лицо руками, и плачет, потому что Счастье куда-то ушло.
- Противный какой, даже Кошмары к нему не клеятся. - сердится Оле, складывая зонт.
Чёрный Оле, приплясывая, выходит в холл и снова облизывается.
- Моя ноченька, мояяя....
Он прокрадывается в комнату, где спят оставшиеся трое жильцов, легко запрыгивает на второй ярус кровати, усаживаясь, невесомый и невидимый, Сонджону на живот. Он проводит ледяными пальцами младшему по лицу и тихо хихикает.
- Кошмарных сновидений, Ребёнок.
Распахивается зонт, перестукиваются скелетики мышей, звенят металлические подвески. Чёрный Оле, с жадным любопытством наблюдает, как Сонджон сжимает во сне подушку, ждёт, пока не блеснёт первая слезинка.
Сонджон, едва живой от нестерпимого жара, обливаясь потом, пытается подняться, утопая в вязкой пустоте. Он оглядывается по сторонам, но видит только Ничто, густое и пахнущее сыростью. Внутри Сонджона очень жарко, а вокруг - до дрожи холодно. Он собирается с силами и зовёт. Зовёт хоть кого-нибудь, просит помощи, спасения, но Ничто молчит, стискивая его в удушающий объятьях. Сонджон кашляет, пустота наступает и он вдруг понимает, что останется тут навечно. Совершенно один.
Оле подцепляет кончиком чёрного ногтя слезинку и с удовольствием слизывает её. Потом, быстро сложив зонт, перепрыгивает на кровать Сонёля. Осматривает свою жертву и даже потирает ладони от удовольствия.
- Вуа-ля!
Снова со скрипом открывается паутинный зонт, и Сонёль стонет во сне.
Он открывает глаза и видит потресканый, в жёлтых потёках, потолок. Он морщится от острого запаха лекарств, пытается встать, но руки крепко привязаны к больничной койке. Сонёль кричит во всё горло, но не слышит собственного крика. Потом приходят врачи, у которых вместо лиц гладкие шары, они равнодушно его осматривают, немилосердно задирая больничную рубаху, что-то пишут в истории болезни. Сонёль пытается вырваться, но не выходит ничего: он ослаб, а ремни держат крепко, и руки и ноги. Врачи с пустыми лицами втыкают иглы в сгибы его локтей, вставляют трубки в нос, жужжит аппаратура. Сонёль плачет от смертельного ужаса, как маленький, когда ярчайшая лампа светит ему прямо в глаза. Один из врачей нависает над ним и заносит скальпель. "Я в сознании, я в сознании, наркоз не подействовал!" - пытается кричать Сонёль, но врачи его не слышат и он едва не теряет сознание, когда чувствует, как металл разрезает кожу живота.
Чёрный Оле Лукойе удовлетворённо облизывается, оставляя Сонёля досматривать свой кошмар до конца, легко спрыгивает вниз и сразу устраивается на кровати Хои. Принюхивается повнимательней, и сразу, резко раскрывает свой зонт.
Хоя подносит ко рту микрофон, но понимает, что не может издать ни звука. Он старается, старается, но горло режет от каждой попытки заговорить. Он беспомощно оглядывается на согруппников, но те отворачиваются от него, продолжая танец. Хоя смотрит в зал и видит тысячи разочарованных глаз. Каждый, кто находится в зале, осуждает его, клеймит ничтожеством и слабаком. Хоя паникует, пытается жестами показать, что у него что-то с горлом, но зрители отворачиваются от него тоже, преданно глядя на Дону, который теперь является единственным репером группы. Хоя подходит к нему, берёт за плечо, но Дону не реагирует. И Хоя понимает, что теперь его не существует. Он исчез из мира любимых, дорогих ему людей, стёрт из их памяти за ненадобностью.
Чёрный Оле удовлетворённо кивает, закрывает свой зонтик, любовно расправив все ажурные складки, тоненько звякает подвесками да браслетами, и выходит из комнаты.
Войдя в первую спальню, он снова улыбается, глядя на беспокойно мечущегося по постели Ухёна, удовлетворённо хмыкает и рывком разворачивает Сонгю на спину, легко втекая в него.

Наутро все выглядят помятыми, подавленными и несчастными. Сонёль впивается в свою кружку с раскалённым кофе и молчит, сидя в самом дальнем углу. Сонджон тоже прячется, со страхом глядя на каждого согруппника, словно те могут его поколотить прямо сейчас. Хоя шатается по квартире, бестолково заговаривая то с одним, то с другим, задавая глупые вопросы, да постоянно смотрит во все попадающиеся зеркала. Ухён выглядит откровенно паршиво и вздрагивает от любого резкого звука. Мёнсу больше часа торчит в ванной, не отрываясь глядя в зеркало и умывая лицо всеми возможными средствами, да тихо что-то бормочет себе под нос.
Сонгю сидит за столом и смотрит на всех немного непонимающе. Сам он спал более, чем паршиво, спина затекла и в груди, почему-то болит, словно он нехилый тычок словил, но снов, слава Богу, не видел. Он не совсем понимает, что со всеми происходит, особенно с Дону, всегда шумящим по утрам и заменяющим собой три радиостанции одновременно. Сейчас же Дону сидит рядом с Гю, с видом нашкодившего котёнка, и виновато ковыряет свой тост.
- Что с вами со всеми такое?! - не выдерживает Сонгю и даже хлопает ладонью по столу.
Ухён взвивается от этого звука буквально до потолка, схватившись за сердце.
- Сон плохой приснился. - одновременно говорят почти все.
- Всем, что ли?
- Вероятно. - бубнит Хоя, стараясь взять себя в руки, - И такой реальный, словно и не приснилось, а на самом деле было.
Сонгю недоверчиво приподнимает бровь, но не успевает ничего сказать, потому что Дону дёргает его за рукав.
- Сонгю-хён...
- Чего это ты так вежливо заговорил?
- Гю-джи-джи... - кисло улыбается Дону и придвигается поближе, - Ты это.. слушай, прости пожалуйста, что я вчера тебе не помогал. Я должен был, но.. В общем, прости пожалуйста! - Дну так низко кланяется, что стукается лбом о стол.
- Ты совсем себе уже последние мозги отоспал? - мягко интересуется Сонгю и изумляется тому, что не слышит ожидаемых подколок от остальных ребят.
- Я не знаю, откуда, но я знаю, что мне плохое снилось, потому что ты обиделся. Вот. Поэтому, пожалуйста, не злись на меня больше, а я тебе арбуз куплю, и буду за тебя неделю посуду мыть. Хорошо?
У Дону такие искренние, такие детские глаза в этот момент, словно ему шесть лет, и он очень боится наказания за порванные штаны. Сонгю смотрит на него несколько секунд, и начинает смеяться.
- Я кошмары на тебя насылаю?
- Слушай, а у меня точно такое же чувство, - неожиданно говорит Хоя, подходя к столу, - так что тоже присоединяюсь к извинениям - действительно вчера себя как-то паршиво вёл. Не злись, м?
- Вы сошли с ума? - робко интересуется Гю, но ноющую грудь гордо выпячивает.

Ребята наперебой рассказывают свои сны всю дорогу до студии, а Сонгю только головой качает, да всё ещё ноющую грудь потирает. А вечером, после офигенно вкусного ужина, приготовленного Ухёном, сонный, но довольный жизнью Сонгю заползает в душ. Но его останавливает Дону.
- Ты точно не сердишься?
- Ещё раз это спросишь - и рассержусь. Чего мне на тебя злиться, Идиотский Гений?
- Точно? Это хорошо. - улыбается Дону и вдруг сгребает Гю в охапку, - Мёнсу ночью снимается, приходи ко мне спать? - и отпускает.
И, прежде, чем Сонгю успевает хоть что-то сказать, заталкивает его в ванную, закрывая дверь. Гю стоит пару минут, глупо глядя на дверь, потом расплывается в широкой улыбке.
- Во идиот... Давно пора.

OWARI