господи, я просто слишком стар для этого дерьма!
аффтар: AkiTaka
мыло: [email protected]
фэндом: SHINee\Block B
бэта: Tae Guk Gi
название: Love Song
рейтинг: PG-13 (за разовое упоминание секса)
пейринг: Taemin\Zico
жанр: AU, Romance
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои принадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: POV TaeMin. АУ и пооолный ООС))) идея, как и пейринг, пришли в голову Tinker Bell, go! на песню Tori Amos "Love Song". Как-то Тэк (с), в общем) кроссовер фарева!)
статус: закончено
Размер: 1654 слова
Мы были с ним жалкие пять недель, точнее тридцать четыре дня. Жалкие тридцать четыре дня.
Когда он держал мою руку, мне нравилось вспоминать всякое. Рассказывать ему в подробностях, словно его самого там не было.
Это были пять недель: всего тридцать четыре дня из моих шестнадцати лет, - в которые я был действительно Живым. Настолько живым и настоящим, что делается больно. Неприлично, нагло. Такими бывают чрезмерно раздетые девицы на обложках журналов - и красиво и совестно. А он и не мог допустить иного. Он всегда мял реальность под себя.
Он казался мне похожим на старый бабушкин комод, стоящий в её пыльной гостиной. Он был доверху наполнен сотнями реальностей: фотографиями, вырезками из старых газет, бусами, клубками шерстяных ниток и, самое главное, пластинками. Привезёнными из далёкой и волшебной Европы. Джаз и классика. Мне нравилось пересматривать эти обрывки чужих жизней из комода, проживать по сотне в секунду.
Таким же морем вселенных для меня стал Зико.
И мне хотелось только одного - распутать хоть одну из множества его ниток. Просто так.
Я был тогда влюблённым идиотом, шестнадцатилетним мальчишкой, живущим только своим огромным глупым сердцем. Я таким и остаюсь: моя суть не изменяется.
Я хватал его руку и рассказывал:
- Я вот вспомнил... Мне было лет двенадцать. Я сидел на парковых качелях, перепачканный закатным солнцем и ждал тебя. Ты пришёл чуть позже, закат уже стал багроветь. Ты в своей любимой футбольной форме, весь чумазый, запыхавшийся и довольный. Уже тогда твои волосы были длинными, и ты неряшливо убирал их резинкой на макушке. Зародыш привычки. Мы сидели на цепочечных качелях, и я всё думал, что твой футбол - единственное, с чем я согласен тебя делить.
- Какие страсти, в двенадцать-то лет.
Он смеялся, почти без ехидства. Почти.
Вся соль в том, что я слишком любил эти воспоминания о Зико. Любил воспоминания, бывшие ложными. Мы познакомились, когда мне уже было шестнадцать, мы жили на разных концах района, и там никогда не было парка.
Мы были вместе каких-то пять недель. На исходе пятой, в последний день я начал умирать с самого утра. Сам не знал, почему, просто чувствовал, что моему мирку пришёл конец.
Он пришёл на встречу, от которой я не сумел отговориться, гордый, с прямой спиной и холодным, как лёд в стакане колы, взглядом. Не взял меня за руку. "Устал я тебя за собой за ручку таскать," - плевок. Или удар, как по щеке. Лучше бы ударил!
Потом он схватил меня за волосы на затылке, заставил задрать голову и резко провёл языком по линии челюсти. Противно, не так, как он меня раньше и так мало целовал. У меня слёзы потекли от неожиданной боли. Он шепнул мне в ухо, в самое ухо, шершаво и с отвращением: "Я бы тебя трахнул и потом бы выбросил. Да что-то не хочется."
Оттолкнул и ушёл.
Ушёл.
Мой комодик волшебного детства развалился на десятки испачканных щепок, сгорел в случайном пожаре, заплавился потёкшим винилом, да так и застыл. Навсегда.
Мы лежали на крыше его дома, во вторые выходные нашего общего счастья, нелепого, как щенки. Лежали, рассматривая звёздное небо через растопыренные пальцы вытянутых рук. Он тогда сказал: "Твой дом там, где твоё сердце". Я тогда только усмехнулся банальности заявления. Он рассмеялся в голос, повернулся на бок, подперев рукой дредастую голову, и поцеловал меня в плечо. "И тебе придётся вечно быть моим. Потому что твоё сердце - у меня".
Тоже ложное воспоминание. Целиком, почти целиком. Только вот сердце моё и правда тогда перетекло в его раскрытую ладонь, да там и осталось.
Мне кажется, что единственное, о чём я могу говорить - что люблю его. Мне не кажется.
Мы были вместе пять недель, точнее, тридцать четыре дня, два года назад.
Я потихоньку реставрирую старый комодик, по крошкам воспоминаний восстанавливаю его вселенные - те, что меня касались хоть краешком. Его футбол, выпивка только потому, что под запретом, его строгость в сумме с пацанской нежностью.
Он забирал меня после уроков с серьёзным лицом, тащил в очередное "наше" место, усаживал напротив себя и долго молчал, нагнетал обстановку. Потом он серьёзно и тихо бурчал, например: "В эсхатологических мифах викингов говорится, что в день Рагнарёка Один будет убит чудовищным волком Фенриром." Я делал большие глаза, путался, спотыкался, не понимал. Он поднимался, смотрел в небо, жевал палочку от чупа-чупса и пояснял: "Мне просто жалко. Крутой дядька, а помрёт из-за какого-то волка. И как он выглядит?..."
Я люблю его. Как и два года назад, куда бы я не приходил, всё сводится о разговорах о нём, только о нём. Зико, Зико, Зико!..
Теперь я пою. Конечно же, только о нём.
Спиралька моей покалеченной вселенной то сжимается, то раскручивается, это похоже на то, как шатается, сидя на полу, законченный псих. Молча, усердно, словно паланкин ткёт. Теперь я пою, пою отвратительно. Если бы пел хорошо, он бы успокоился, поверил, что я жив по-прежнему. А так, есть жалкая надежда. Надежда, в принципе, - самое жалкое существо.
Я люблю его.
Я слышу о нём постоянно, избегаю встреч, избегаю слухов, избегаю всего. Не выходит ни черта.
Я люблю его.
Он играет в свой чёртов футбол, - Боже мой, как же я его люблю! - читает свой глупый рэп, крутится с девчонками, такими куклёшками бесполезными, и не думает даже, что один рыжий идиот так его любит!!!
Это начинает казаться совсем невыносимым, потому что всё чаще, всё больше, словно вся Вселенная тычет мне в нос подробности его жизни.
Когда мы были вместе, я всегда знал: где бы я ни был, я был дома. Когда мы были вместе, я всегда знал: я могу быть смешным, нелепым, идиотом даже, - он просто улыбнётся. Он просто улыбнётся и расскажет очередную непостижимую интересность. Когда мы были вместе, я знал твёрдо: я могу ничего не бояться.
Я стоял у ограды футбольного поля, сжимал в руках бутылку холодной минералки и нервничал, как никогда. За два дня до этого я отметил шестнадцатый день рождения. Задувая свечку на глупом торте я мысленно кричал одно слово: "ЛЮБИТЬ!!!" - и тут же встретил его. Случайно, ненароком, врезавшись в него, засмотревшегося на небо.
И вот, я стоял за оградой футбольного поля, смотрел, как он воробушком купается в пыли, смеётся в голос, пинает мяч с таким лицом, словно это и есть Самое Важное В Жизни. Сжимал в нервных пальцах ледяную минералку, глаз от него не отводил, краснел от мыслей своих глупых и знал точно: сегодня не подойду. Да и как это будет выглядеть? Засмеёт. Такие, как он, всегда смеются над слабыми перед своими друзьями.
- Я очень хочу пить.
Я вздрогнул от неожиданности, он стоял за моей спиной и просто забрал у меня бутылку. Я покраснел и запоздало пояснил:
- Это тебе.
- Зико, - его кадык потрясающе двигался, когда он пил. Его губы были влажными от воды, которая текла по шее. Он всегда был неаккуратным.
- Те… Темин.
- Ты рыжий, смешной, и я буду с тобой дружить.
Он потрепал меня по волосам и потащил гулять. Ему было семнадцать.
С тех пор почти ровно пять недель он не отпускал моей руки.
Я люблю его.
Потом я узнал, что всё вышло по такой невыносимой глупости, которая могла случиться только со мной. И только он мог поверить, что я, так безмерно в него влюблённый, встречаюсь с одной из его болельщиц.
Я разбился столпом воды, как черноглазая Амели из французского фильма. Так устал. Просто растворился, даже злиться не мог. Как на него злиться? Зико - это Зико. Ему позволено много больше, чем "всё".
Он валялся на своей крыше, пил сок из банки, усмехался своим глупым мыслям. Потом меня обнимал, к себе прижимал и шептал вдруг так, как признания шепчут: "Я хочу забить три гола подряд. Сегодня полдня убил, и ни черта".
Он всегда был таким. Порывистым, неожиданным, часто обидным и даже резким. Это воспоминание - подлинно.
Мне внезапно захотелось вспомнить всё детально. Ходить рядом с его домом - слишком опасно. Поэтому я иду на то самое поле, уже год, как заброшенное. Долго, к своему удивлению очень долго ищу то место, с которого два года назад наблюдал за ним. Нашёл. Ничего почти не изменилось, только мусора прибавилось, да ветки деревьев стали немного длиннее. Очередная приклеенная щепочка в комодике моей вселенной с глупыми именем "Зико".
Закат становится медным, как в тех глупых выдумках, в которые я верил. Отдалённые голоса, снова лето, небо немного давит на затылок, но это не мешает. Жарко. Только бутылка ледяной минералки приятно леденит руку. Время застывает постепенно, отступает, поджав уши, и оставляет меня наедине с мыслями, чувствами, памятью и так и не стихнувшей болью. Мне даже нравится. Вот бы, думается, сейчас кто-то выдернул бы у меня из рук бутылку эту. Обернуться бы, думается напугано, а там - он.
Бутылка медленно и словно неуверенно, скользит из пальцев, но замирает на полпути.
БУМ.
БУМ.
БУМ.
БУМ.
Сердце, всё такое же идиотское, медленно и оглушительно бьётся из рёбер в виски.
Тишина. Я разжимаю пальцы, бутылка падает и обдаёт ноги ледяными брызгами. Я не могу обернуться. Если там стоит не он, я... Это будет слишком жестоко. А это не может быть он. Не бывает такого.
Я медлю, боюсь дышать, жмурюсь от каждого удара сердца. Потом слышу удаляющиеся шаги. Ровно три.
- Обернись. Пожалуйста.
Вселенная рушится с оглушительным треском, но осколки её не тяжелее хлопьев пепла от старой газеты.
- Нет. Не хочу. Ты меня обидел.
- Не простишь?
Мотаю головой. Ну, нужно же хоть как-то слёзы унять?! Вот ещё, при нём плакать! При нём, при нём, любимом, родном, любимом до оторопи!
Снится, небось. Усмехаюсь даже этой мысли.
А меня вдруг обнимают руки, которые при всём желании не узнать я не в силах. И лбом он мне в плечо жмётся.
- Прости, рыжий. Прости.
- Два года.
- Твой голос злее, чем мой в самые тяжкие времена.
- Я зол.
Я, правда, зол, зол страшно и неожиданно. Даже приятно.
- Обернись. Пожалуйста.
Он разворачивает меня сам, прижимает к себе, больно сжимает скулы пальцами и целует.
Так, словно любит. Словно не дышал два года. Словно, и правда, хочет вернуться. Я, конечно, не отвечаю.
- Дождь, падающий среди ясного неба, в Японии иногда называют "кицунэ но ёмэири " или «свадьба кицунэ».
Я не выдержал и рассмеялся. Всё же Зико - это Зико.
- Я люблю тебя. Кицунэ, выдумал тоже.
Он засмеялся тихо, щекотно и мне в губы.
OWARI
мыло: [email protected]
фэндом: SHINee\Block B
бэта: Tae Guk Gi
название: Love Song
рейтинг: PG-13 (за разовое упоминание секса)
пейринг: Taemin\Zico
жанр: AU, Romance
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои принадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: POV TaeMin. АУ и пооолный ООС))) идея, как и пейринг, пришли в голову Tinker Bell, go! на песню Tori Amos "Love Song". Как-то Тэк (с), в общем) кроссовер фарева!)
статус: закончено
Размер: 1654 слова
Мы были с ним жалкие пять недель, точнее тридцать четыре дня. Жалкие тридцать четыре дня.
Когда он держал мою руку, мне нравилось вспоминать всякое. Рассказывать ему в подробностях, словно его самого там не было.
Это были пять недель: всего тридцать четыре дня из моих шестнадцати лет, - в которые я был действительно Живым. Настолько живым и настоящим, что делается больно. Неприлично, нагло. Такими бывают чрезмерно раздетые девицы на обложках журналов - и красиво и совестно. А он и не мог допустить иного. Он всегда мял реальность под себя.
Он казался мне похожим на старый бабушкин комод, стоящий в её пыльной гостиной. Он был доверху наполнен сотнями реальностей: фотографиями, вырезками из старых газет, бусами, клубками шерстяных ниток и, самое главное, пластинками. Привезёнными из далёкой и волшебной Европы. Джаз и классика. Мне нравилось пересматривать эти обрывки чужих жизней из комода, проживать по сотне в секунду.
Таким же морем вселенных для меня стал Зико.
И мне хотелось только одного - распутать хоть одну из множества его ниток. Просто так.
Я был тогда влюблённым идиотом, шестнадцатилетним мальчишкой, живущим только своим огромным глупым сердцем. Я таким и остаюсь: моя суть не изменяется.
Я хватал его руку и рассказывал:
- Я вот вспомнил... Мне было лет двенадцать. Я сидел на парковых качелях, перепачканный закатным солнцем и ждал тебя. Ты пришёл чуть позже, закат уже стал багроветь. Ты в своей любимой футбольной форме, весь чумазый, запыхавшийся и довольный. Уже тогда твои волосы были длинными, и ты неряшливо убирал их резинкой на макушке. Зародыш привычки. Мы сидели на цепочечных качелях, и я всё думал, что твой футбол - единственное, с чем я согласен тебя делить.
- Какие страсти, в двенадцать-то лет.
Он смеялся, почти без ехидства. Почти.
Вся соль в том, что я слишком любил эти воспоминания о Зико. Любил воспоминания, бывшие ложными. Мы познакомились, когда мне уже было шестнадцать, мы жили на разных концах района, и там никогда не было парка.
Мы были вместе каких-то пять недель. На исходе пятой, в последний день я начал умирать с самого утра. Сам не знал, почему, просто чувствовал, что моему мирку пришёл конец.
Он пришёл на встречу, от которой я не сумел отговориться, гордый, с прямой спиной и холодным, как лёд в стакане колы, взглядом. Не взял меня за руку. "Устал я тебя за собой за ручку таскать," - плевок. Или удар, как по щеке. Лучше бы ударил!
Потом он схватил меня за волосы на затылке, заставил задрать голову и резко провёл языком по линии челюсти. Противно, не так, как он меня раньше и так мало целовал. У меня слёзы потекли от неожиданной боли. Он шепнул мне в ухо, в самое ухо, шершаво и с отвращением: "Я бы тебя трахнул и потом бы выбросил. Да что-то не хочется."
Оттолкнул и ушёл.
Ушёл.
Мой комодик волшебного детства развалился на десятки испачканных щепок, сгорел в случайном пожаре, заплавился потёкшим винилом, да так и застыл. Навсегда.
Мы лежали на крыше его дома, во вторые выходные нашего общего счастья, нелепого, как щенки. Лежали, рассматривая звёздное небо через растопыренные пальцы вытянутых рук. Он тогда сказал: "Твой дом там, где твоё сердце". Я тогда только усмехнулся банальности заявления. Он рассмеялся в голос, повернулся на бок, подперев рукой дредастую голову, и поцеловал меня в плечо. "И тебе придётся вечно быть моим. Потому что твоё сердце - у меня".
Тоже ложное воспоминание. Целиком, почти целиком. Только вот сердце моё и правда тогда перетекло в его раскрытую ладонь, да там и осталось.
Мне кажется, что единственное, о чём я могу говорить - что люблю его. Мне не кажется.
Мы были вместе пять недель, точнее, тридцать четыре дня, два года назад.
Я потихоньку реставрирую старый комодик, по крошкам воспоминаний восстанавливаю его вселенные - те, что меня касались хоть краешком. Его футбол, выпивка только потому, что под запретом, его строгость в сумме с пацанской нежностью.
Он забирал меня после уроков с серьёзным лицом, тащил в очередное "наше" место, усаживал напротив себя и долго молчал, нагнетал обстановку. Потом он серьёзно и тихо бурчал, например: "В эсхатологических мифах викингов говорится, что в день Рагнарёка Один будет убит чудовищным волком Фенриром." Я делал большие глаза, путался, спотыкался, не понимал. Он поднимался, смотрел в небо, жевал палочку от чупа-чупса и пояснял: "Мне просто жалко. Крутой дядька, а помрёт из-за какого-то волка. И как он выглядит?..."
Я люблю его. Как и два года назад, куда бы я не приходил, всё сводится о разговорах о нём, только о нём. Зико, Зико, Зико!..
Теперь я пою. Конечно же, только о нём.
Спиралька моей покалеченной вселенной то сжимается, то раскручивается, это похоже на то, как шатается, сидя на полу, законченный псих. Молча, усердно, словно паланкин ткёт. Теперь я пою, пою отвратительно. Если бы пел хорошо, он бы успокоился, поверил, что я жив по-прежнему. А так, есть жалкая надежда. Надежда, в принципе, - самое жалкое существо.
Я люблю его.
Я слышу о нём постоянно, избегаю встреч, избегаю слухов, избегаю всего. Не выходит ни черта.
Я люблю его.
Он играет в свой чёртов футбол, - Боже мой, как же я его люблю! - читает свой глупый рэп, крутится с девчонками, такими куклёшками бесполезными, и не думает даже, что один рыжий идиот так его любит!!!
Это начинает казаться совсем невыносимым, потому что всё чаще, всё больше, словно вся Вселенная тычет мне в нос подробности его жизни.
Когда мы были вместе, я всегда знал: где бы я ни был, я был дома. Когда мы были вместе, я всегда знал: я могу быть смешным, нелепым, идиотом даже, - он просто улыбнётся. Он просто улыбнётся и расскажет очередную непостижимую интересность. Когда мы были вместе, я знал твёрдо: я могу ничего не бояться.
Я стоял у ограды футбольного поля, сжимал в руках бутылку холодной минералки и нервничал, как никогда. За два дня до этого я отметил шестнадцатый день рождения. Задувая свечку на глупом торте я мысленно кричал одно слово: "ЛЮБИТЬ!!!" - и тут же встретил его. Случайно, ненароком, врезавшись в него, засмотревшегося на небо.
И вот, я стоял за оградой футбольного поля, смотрел, как он воробушком купается в пыли, смеётся в голос, пинает мяч с таким лицом, словно это и есть Самое Важное В Жизни. Сжимал в нервных пальцах ледяную минералку, глаз от него не отводил, краснел от мыслей своих глупых и знал точно: сегодня не подойду. Да и как это будет выглядеть? Засмеёт. Такие, как он, всегда смеются над слабыми перед своими друзьями.
- Я очень хочу пить.
Я вздрогнул от неожиданности, он стоял за моей спиной и просто забрал у меня бутылку. Я покраснел и запоздало пояснил:
- Это тебе.
- Зико, - его кадык потрясающе двигался, когда он пил. Его губы были влажными от воды, которая текла по шее. Он всегда был неаккуратным.
- Те… Темин.
- Ты рыжий, смешной, и я буду с тобой дружить.
Он потрепал меня по волосам и потащил гулять. Ему было семнадцать.
С тех пор почти ровно пять недель он не отпускал моей руки.
Я люблю его.
Потом я узнал, что всё вышло по такой невыносимой глупости, которая могла случиться только со мной. И только он мог поверить, что я, так безмерно в него влюблённый, встречаюсь с одной из его болельщиц.
Я разбился столпом воды, как черноглазая Амели из французского фильма. Так устал. Просто растворился, даже злиться не мог. Как на него злиться? Зико - это Зико. Ему позволено много больше, чем "всё".
Он валялся на своей крыше, пил сок из банки, усмехался своим глупым мыслям. Потом меня обнимал, к себе прижимал и шептал вдруг так, как признания шепчут: "Я хочу забить три гола подряд. Сегодня полдня убил, и ни черта".
Он всегда был таким. Порывистым, неожиданным, часто обидным и даже резким. Это воспоминание - подлинно.
Мне внезапно захотелось вспомнить всё детально. Ходить рядом с его домом - слишком опасно. Поэтому я иду на то самое поле, уже год, как заброшенное. Долго, к своему удивлению очень долго ищу то место, с которого два года назад наблюдал за ним. Нашёл. Ничего почти не изменилось, только мусора прибавилось, да ветки деревьев стали немного длиннее. Очередная приклеенная щепочка в комодике моей вселенной с глупыми именем "Зико".
Закат становится медным, как в тех глупых выдумках, в которые я верил. Отдалённые голоса, снова лето, небо немного давит на затылок, но это не мешает. Жарко. Только бутылка ледяной минералки приятно леденит руку. Время застывает постепенно, отступает, поджав уши, и оставляет меня наедине с мыслями, чувствами, памятью и так и не стихнувшей болью. Мне даже нравится. Вот бы, думается, сейчас кто-то выдернул бы у меня из рук бутылку эту. Обернуться бы, думается напугано, а там - он.
Бутылка медленно и словно неуверенно, скользит из пальцев, но замирает на полпути.
БУМ.
БУМ.
БУМ.
БУМ.
Сердце, всё такое же идиотское, медленно и оглушительно бьётся из рёбер в виски.
Тишина. Я разжимаю пальцы, бутылка падает и обдаёт ноги ледяными брызгами. Я не могу обернуться. Если там стоит не он, я... Это будет слишком жестоко. А это не может быть он. Не бывает такого.
Я медлю, боюсь дышать, жмурюсь от каждого удара сердца. Потом слышу удаляющиеся шаги. Ровно три.
- Обернись. Пожалуйста.
Вселенная рушится с оглушительным треском, но осколки её не тяжелее хлопьев пепла от старой газеты.
- Нет. Не хочу. Ты меня обидел.
- Не простишь?
Мотаю головой. Ну, нужно же хоть как-то слёзы унять?! Вот ещё, при нём плакать! При нём, при нём, любимом, родном, любимом до оторопи!
Снится, небось. Усмехаюсь даже этой мысли.
А меня вдруг обнимают руки, которые при всём желании не узнать я не в силах. И лбом он мне в плечо жмётся.
- Прости, рыжий. Прости.
- Два года.
- Твой голос злее, чем мой в самые тяжкие времена.
- Я зол.
Я, правда, зол, зол страшно и неожиданно. Даже приятно.
- Обернись. Пожалуйста.
Он разворачивает меня сам, прижимает к себе, больно сжимает скулы пальцами и целует.
Так, словно любит. Словно не дышал два года. Словно, и правда, хочет вернуться. Я, конечно, не отвечаю.
- Дождь, падающий среди ясного неба, в Японии иногда называют "кицунэ но ёмэири " или «свадьба кицунэ».
Я не выдержал и рассмеялся. Всё же Зико - это Зико.
- Я люблю тебя. Кицунэ, выдумал тоже.
Он засмеялся тихо, щекотно и мне в губы.
OWARI
ура
сейчас почитааю
Tinker Bell, go! я очень хотел тебе подарок сделать)
какой спойлер? и какой конец? зря?! Оо... шоке шоке!
хотя... ещё ни что не потеряно!)
ну ты говорил про то, что зикочка вернулся к тэминочке, потому что тэминочка раздавал на право и на лево, и он подумал, дай-ка я тоже..)
я был в коме в тот момент) я такого не помню) или ты не так понял)))
ээээээ....
не помню хоть убей) чувствую себя странно по этому поводу)
но блин мне очень нравится эта зика. он такой настоящий. дурной, порывистый, такой немного без мозгов, и в то же время нежный.... ах.
наверное теперь я вот помима хичоль-тэ и чунмо-тэ и хичоль-чунмо-тэ (бля, я сошла с ума, я знаю хахахах) буду теперь еще нежно любить зикутэ.
они ужасно подходят друг другу. особенно внешне, вот что мне подумалось.
ну ты же там пишешь про альтершайню, да?
я рад, что тебе нра!)))
я сейчас пишу мега ау кроссовер, п отом и шайне будуть)
БЕТА
я все еще не в курсе кто такой чу...мно..нмо... кто он такой в общем, я не в курсе))
прымер:
вот который блондин это Но Мину, который щас актер (мидас, моя девушка кумихо, паста, рок рок рок) он щас выглядит вот так:
но речь не о нем, хотя я его фанадский фанад. речь о момо.
момо - это который с неибическими стрелками гитарист =)
вот этот:
который с хвостом и белыми прядями это басист, забудь о нем он потярян для шоу бизнеса.
а вокалист джей.
так вот джей и момо они друзья хичоля еще со времен трейни времен.
во кстати фотку нашла преддебютную с хичольдой
вот еще додебютная тут такие они ржачные тут самый левый канин из суджу (щас он в армии)
так как тракс дебютировали раньше то джей в альбоме в спасибо даже написал хичольде как обещал. - "спасибо моей девушке Релле" Релла от Синдирелла - прозвище Хичоля (пошло от традиции давать друг другу ники из диснея когда играешь онлайн в старкрафт. =) вооот Хичольда, да твиттера вел дневник на сайвордже и часто там разводил сопли на тему того как он любит то одного то другого =) Про момо он чего писал, что не смотря на то что у него 1 группа крови и когда они только познакомились то вообще не понимали друг друга сейчас это один из самых близких его друзей, который понимает его как никто другой. Вот. У момо просто терпения как у танка и просто спокойствия как у будды. я обожаю его характер.
Он очень философски относится к хичолю. позволяя, как какжется другим слишком многое, но на деле он просто принял этого человека таким какой он есть. вот. что еще рассказать. ну из тракса ушел мину, так как понял, что хочет быть актером, они какое-то время протусили втроем, потом басист ушел в армию и после армии не вернулся в шоу бизнес. Так что теперь тракс это 2 человека. Джей и Чунмо.
а вот моя любимая траксовая песня
они так как куцая группа щас, то давно ничего не выпускают, хотя и вдвоем выпускали с помощью сессионных участников. только после того как они перестали на японию ориентироваться, то стали попсу больше
играть, и медляки, вот уже из более свежего творчества. там в клипе хичольда снимается:
вот. чунмо постоянно таскается за хичолем потому что он не снимается в драмах как джей и не поет в мюзиклах и у него куча свободного времени. постоянно на всяких передачах они с хичолем, на радио у него часто он тусит. вообщем сме очень нерационально испозует таланты момо.
и да, у него тоже (как у гынсока и у чунхёна) не 4 группа, но он в чокоболле:
во на дне рождения у хонки
тут он загидропедролен аццки. а вообще он неибически красив
именно у хичольды и чунмо по неофициальному голосованию среди всех поцелуев на сцене в акции - "тур, где хичоль целует по очереди всех музыкантов на сцене во время своего сольного выступления" самый щекси поцелуй =)
Момо не умеет особо петь там или плясать, его страсть одна - гитара. и хобби, как у Мину - делать рок версии попсовых песенок:
вот так прям сидя в общаге =)
а какие скулы у парня офигенные
вот промо фото, смотри какая родинка шикарная.
эээээ чего еще рассказать. у момо очень нежные отношения с тэмином. когда они собираются вместе на каких нить передачах то от сме часто отправляют
2-3 челоека из суджу, 2-3 от шайни и чунмо. вот особенно на спортивных всяких шоу этобывает. тогда момо и тэмин не отлипают друг от друга =)
ну это пример из старого шоу
а это уже буквально на днях. годы идут но ниче не меняется:
вощем вот. а еше у него замечательный возраст 26 и рост 184 =)
он славняшка, хотя траксов все равно не полюблю)))