ВЕЛКАМ!!!!!

[Tokyo-Seoul Stories]

ПРИВЕТСТВУЮ!!!
МНОГОУВАЖАЕМЫЙ НОВЫЙ АФФТАР  Sima_Finnigan!!!
наконец то тут постиццо кто-то, кроме нас с Каи!)
да ещё и не по Рейтукам, да не по Газеттам вовсе!!!
чудеса!

в общем, дорогой аффтар, не забывайте нас, пишите нам на радость всем!
ура!

@музыка: велкоммен)

@темы: для бро, админство

---

Однострочники

[Mister Finnigan]

Автор:  Sima_Finnigan
фэндом: Dir en Grey
пейринг: Kyo
жанр: angst
из цикла: Однострочники
Предупреждение: Это мой первый второй свежий фанфик и бла-бла-бла.

Все...

Все лучшее его - уже трупы.

@темы: Dir En Grey, однострочники by S._F., J-Rock

---

Однострочники

[Mister Finnigan]

Автор:  Sima_Finnigan
фэндом: Dir en Grey
пейринг: Kyo/UFC, Kaoru/UFC, Die/UFC
жанр: drama
из цикла: Однострочники
Предупреждение: Это мой первый фанфик и бла-бла-бла.

слов 15. около.

- Кто она, черт побери?! Живет с одним, спит с другим, а влюблен в нее третий. Что в ней такого?..

@темы: Dir En Grey, однострочники by S._F., J-Rock

---

ртуть

[Saelma Graffity]

аффтар: AkiTaka
мыло: [email protected]
фэндом: The GazettE
бэта: ------------------------------------------------------
название: ртуть
рейтинг: R
пейринг: Reituki
жанр: drama
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои принадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: AU. драма. никакого хорошего конца. Конечно, ООС. я перечитался Фрая и "Книга Огненных Страниц" снова сломала мне жизнь и восприятие её.
я хочу, чтобы парни меня простили. с ними никогда не произойдёт ничего подобного. просто я должен был это написать. прошу прощения. спасибо.

да простит меня Великая Страна Япония, Японский Император и PSC. *дважды хлопнул в ладошки*


"страница сгорела" (с) М. Фрай.

странное

Мы стали жить вместе только через полгода после того, как начали встречаться. Это было осознанным решением: мы никак не могли распрощаться с романтическим периодом, когда Аки провожал меня домой, мы ходили на настоящие свидания и творили прочую милую романтическую чепуху. Нет, мы не боялись убить любовь бытовухой. Просто хотелось подольше чувствовать себя детьми. Влюблёнными и опьянёнными этим чувством.
Впрочем, решение съехаться было таким же осознанным, хоть и внезапным. Всё решилось как-то быстро и легко. Решили сдавать обе наши квартиры и снимать другую. Просто потому, что не могли решить, чей дом пригоднее для совместного проживания.
Наша квартира находилась не очень далеко от центра, в небольшом малоквартирном доме, на втором этаже. Две маленькие комнаты - спальня и гостиная, уютная кухня и ванная, покрытая рыжим кафелем. Я готовил еду, Акира - мыл посуду и делал влажную уборку два раза в неделю. Мы выбрали квартиру, находящуюся на равных расстояниях от наших мест работы. Аки тогда работал в небольшой фирме, разрабатывающей компьютерные игры, а я занимался дизайном интерьеров. Как ни странно, зарабатывали мы неплохо, не смотря на то, что мои заработки не отличались постоянством. Спасали, конечно, деньги от аренды наших квартир.
Мы правда были счастливы, как бы банально это ни звучало. Мы ссорились часто и со вкусом, только ради того, чтобы помириться. Нам нравилось мириться. Брать внезаптно выходной на работе и весь день просто валяться на пушистом ковре, перевезённым из моей квартиры. Иногда к нам приходили наши приятели - Юу, Кою и Ютака. Нам, как семье, не нужны были Друзья. Приятельства вполне хватало. Для нас самым важным всегда оставались "мы".
Нет, сложности тоже были. Я любил ту еду, которую Аки ненавидел, наши режимы никак не совпадали, ведь я работал "фриланс", а он - строго по графику. Я мечтал завести собаку, а Аки ненавидел домашних животных. Он обожал до ночи мучать свой бас - любимое хобби, а я любил тишину. Был целый сном мелочей, портящих жизнь, не дающих превратиться ей в настоящую идиллию. Но и это нам нравилось. Нам не хотелось заоблачного счастья. Просто мы были вместе, верили друг другу больше, чем самим себе и были уверены в своих чувствах. Это были очень взрослые чувства. И мы, в глубине души, ужасно этим гордились. В глубине той души, которая давно стала общей. Мы были настоящей Семьёй. И ужасно боялись допустить в неё хоть кого-то постороннего. Именно поэтому посиделки в нашей квартирке были явлением не частым.

Но однажды, примерно через год семейной жизни, Акира без предупреждения не пришёл ночевать. Телефон его отвечал мне сухим автоответчиком. Я с трудом находил себе место от волнения, чуть с ума не сошёл. Выкурил чуть ли не две пачки сигарет, в звинящей тишине сверля глазами несчастный мобильник.
Именно в ту ужасную ночь я стал бояться тишины.
Аки вернулся под утро, в шестом часу. Помятый, нетрезвый и очень виноватый.

- Мне нет оправдания, кот. - Он был похож на побитого щенка с прижатыми ушами. Я не мог пропронить ни слова. От облегчения. Я и не думал злиться. Всё, что мне было нужно знать - что Аки жив, он вернулся и он меня по-прежнему любит. Признаться, в мою голову закрадывались самые страшные предположения. - Я не могу дать тебе ни одного обьяснения своему поступку. - Тихо добавил он, а потом посмотрел жалобно. - Можно мне тебя обнять?

Я обнял его сам, поцеловал его пропахшие табаком и потом волосы. Я улыбался, но прятал улыбку - в наказание. Я сжимался от острого и тоненького ощущения своей безграничной любви к этому человеку. Я был готов простить ему всё. Всё, кроме смерти. Потому что я прекрасно понимал, что пережить его я буду не в силах.

- Ты не спрашиваешь, где меня носило. - Он не спрашивал, он констатировал и я чувствовал огромную благодарность за это. Я и не хотел спрашивать. - Но я не хочу, чтобы ты надумывал. Я.. Юу позвал меня выпить. Я не думал, что это затянется. Я понял, что оставил телефон на работе только тогда, когда ехал домой. Я слишком напился. Прости меня. Это не повторится. Прости, что заставил тебя переживать.

- Прощу. - Я старался прятать улыбку, прятать рвущееся из горла нежное мурчание. Я пытался подыграть. - Прощу. Завтра. Но не делай так больше. Я чуть не потерял разум от беспокойства. В следующий раз просто позвони. У Юу есть мой номер.

Юу, это человек, появившийся в нашей жизни с моей стороны. Мы одно время работали вместе и стали неплохими приятелями. Позже, когда у меня появился Акира, я познакомил их. Они понравились друг другу и я был этому рад. Юу тоже был для меня важен. Совсем не так, как Аки, но всё же. Он был человеком весёлым, искренним и немного безбашенным. Рядом с ним Акира снова становился подростком. Что позволяло мне любить его всё больше.
Аки же привнёс в нашу жизнь двоих - Кою, наивного и тёплого, нежного, как любимый ребёнок и глуповатого, как жеребёнок. Я полюбил это чудо с первого взгляда, я отдыхал от всего, находясь рядом с ним. И ещё в нашем окружении появился Ютака. Ютака - это Свет в изначальном значении. Самое доброе и безграничное существо под этим солнцем. Человек, который был способен понять и простить решительно всё. И сказать самые подходящие слова. Он совсем недавно женился и это его счастье разливалось на многие километры вокруг.

С той ночи, когда Аки не вернулся домой в первый раз прошёл месяц и история повторилась. Юу ответил на звонок пьяным, сказал, что Аки пьян ещё больше, но он под присмотром и всё хорошо. Я успокоился. Я понимал. Я пить никогда не любил, да и шумные компании - это не для меня. А Акира в этом нуждался.
В тот день он вернулся после рассвета. У меня страшно болела голова от непрекращающейся музыки, но я не мог выключить - тишина пугала. Аки был мрачен, придавлен чувством вины и молчалив. Он извинился поцелуем. Я понимал, что слов ему не найти. Тогда я сказал, что не злюсь. Что всё понимаю. Что рад за него. Тогда он заплакал. Меня это удивило, но я не стал спрашивать - людям иногда нужно плакать.

Через пол-года, к весне, я вдруг стал чувствовать что-то страшное между нами. Прислушавшись к насильственной тишине пустой квартиры - Аки был на работе - я понял, что это. Холод. Настоящий, словно в оконных стёклах появились трещины. Я даже проверил все окна. Конечно же, они были целыми, отопление было хорошим. Но стало холодно.
Акира стал немного больше молчать и совсем немного меньше целовать меня. По началу я не придавал этому никакого значения. Просто потому, что прекрасно понимал: если я позволю этому пониманию выбраться на поверхность сознания, я не смогу с этим жить. Просто не смогу. По этому старательно прятал эти мысли в самый дальний ящик своего сознания.
Но с постепенно нарастающим чувством одиночества я ничего не мог поделать.

- Кысь, поцелуй меня. - Я положил голову ему на колени и читал ужасно скучную книгу. Аки пытался работать.

- Что? - Он встрепенулся лишь через несколько секунд. Меня обдало влажным холодом. Подумалось о дыхании утопленников. Стало страшно.

- Поцелуй меня. Просто поцелуй. Ты целуешь меня слишком мало.

- Прости, кот. Прсти, заработался. - Он убрал мою книгу, отложил ноутбук и поцеловал. Как всегда: нежно и мягко. От этих поцелуев я всегда начинал дрожать, как первоклассник в первый день школы. Я обнял его за шею и пртянул к себе.

В эту ночь он любил меня с какой-то особенной нежностью, почти болезненной. Он смотрел мне в глаза так пристально, что мне хотелось зажмуриться.
Я вдруг понял, что я у него не один. Что есть кто-то другой.

В этот момент я особенно отчётливо ощутил тонкую, но стремительно ростущую трещину в своей жизни. Стало холодно, как на северном побережье зимой. Я испугался.
Я цеплялся за его плечи, словно это могло его удержать.

Аки ушёл рано утром, оставив на столе записку с одним словом "люблю". Я поверил. Я всегда верил ему безгранично. Я убедил себя, что выдумываю. Что просто слишком боюсь его потерять.

Эти надежды, глупые и неуместные, разрушились через несколько дней. Их осколки оцарапали мне щёку, когда чужой, ужасно чужой голос упал мне в ухо.
Аки вытащил меня на небольшую вечеринку в честь очередной годовщины свадьбы Ютаки и его очаровательной Каори. Я не мог не пойти, потому что звал сам Юта.
В таких ситуациях я всегда чувствовал себя немного неуютно, а сейчас Аки сидел с Ютакой, а Кою куда-то пропал. Рядом со мной сидел ужасно пьяный, но очень бодрый Юу. Мне было неуютно, хотелось домой и обниматься.

- Така! Я вот хотел тебе сказать... - Мне было неприятно то, что он по-свойски обнял меня за плечи и наклонился совсем близко. Я не люблю пьяных людей, да и сам Юу не входил в число людей, на столько мне близких. Я сжался, но ничего не сказал. Ради Акиры. Чтобы не нарушать его праздник. Я ещё заметил, как, всего на миг, расширились его глаза, когда он посмотрел на нас. - Хотел тебе сказать, что ты мне нравишься. Просто по-человечески. Хороший ты парень. Настоящий и искренний. Мало таких.

Мне ужасно не понравился его тон. Подобные нетрезвые беседы всегда оставляли неприятный осадок в душе. Да и тон... Что-то было в нём... зловещее, да. Мне вдруг ужасно расхотелось слушать его дальше. Я понимал, что мне не понравится то, что он может сказать. Но я и представить не мог, что меня это убьёт.

- Но.. - Продолжил Юу, как ни в чём ни бывло, придвигаясь ещё ближе. - Аки мне нравится намного больше. И немного иначе, если можно так выразиться. - Он хмыкнул, а я замер. Я хотел отстраниться, хотел попросить его замолчать, но на меня напало какое-то оцепенение. Это был ужас. Обычный, человеческий ужас. Моё глупое сердечко замерло в ожидании своего последнего удара. - Слушай, а ты когда-нибудь его трахал? Или ты не знаешь, как это классно, а, Така?

Он был развязно-пьян, нагло улыбался мне в ухо, а я, в абсолютной тишине, слушал треск, с которым рушилась моя жизнь. Нет, я не знал. Аки никогда не разрешал. Я хотел, очень хотел. Но не настаивал. Я уважал его мнение. Как оказалось - в пустую. Я никак не мог осознать смысл его слов, хотя, конечно, всё понял. Там, в глубине души. И все мои ранние подозрения зашипели, как ядовитые змеи, выбираясь наружу. Я превратился в кусок льда.

- А ты знаешь, что он стонет, как девочка? Ты знаешь, как нежен его голос, когда он умоляет о большем? О, да. Твой парень - настоящая принцесса! - Смех. Теперь я буду бояться и чужого смеха. У тишины появился товарищ. Я всё никак не мог собраться с силами и оттолкнуть это ужасное существо, сломавшее, опошлившее, изковеркавшее и изнасиловавшее всё, что мне было дорого. Я слушал. С мазохистским вниманием. Мне было страшно, как никогда в жизни. - Ой. - Он притворно прижал ладонь к губам. - А он тебе не рассказывал? Наивный ты, не замечал ничего? Боже, Така, уже больше шести месяцев! Ой-ой-ой, кажется я получу по голове за болтливость! И ты знаешь... Я доверю тебе ещё одну тайну... - Его шёпот стал именно тем стеклом, оцарапавшим мне щёку. - Я ни разу не позволил этой девочке быть сверху. И ему это нравится, поверь мне.

И вдруг всё поменялось. Я оставался таким же холодным, но теперь наполненным силой. Я резко встал, оттолкнул это чудовище, втал. Я краем глаза заметил, как напрягся Аки. Самое страшное, что я до сих пор не мог на него злиться. Я любил. Я посмотрел на Юу.

- Какая же ты дрянь. Грязная, пошлая, жестокая дрянь. - Мой голос был твёрдым, как искусственный лёд. Я боялся. - Я считал тебя хорошим человеком. Ошибся. Ты редкая сука.

Я развернлся и вышел из клуба, извинившись перед Ютакой. Сослался на мигрень.

Я вышел в сырую, почти тёплую ночь. Меня трясло мелкой дрожью. Мне было действительно больно. Нет, не от того, что Аки мне долго и постоянно изменял. И даже не от того, что он скрывал это. Это можно понять - он не мог быть уверен, что я это прощу. А я простил бы, правда простил. Мне было больно от того, что мой Аки отдался такой циничной дряни. Мне было прекрасно понятно, что Юу он не нужен. Только секс. Именно по этому я простил бы.

Аки догнал меня через несколько минут. Просто обнял со спины, уткнулся носом мне в шею и прижал к себе. Мы долго молчали. Молчать было тяжело. Мысленно я молил его о помощи. Чтобы он помог мне удержать огромные куски, откалывающиеся от нашего общего счастья. От нашей жизни. Мне одному было не под силу с этим справится.
Было промозгло, туманно и серо. Я стоял, грелся в его руках и боялся так сильно, что едва не падал. Было много минут напряжения и боли.

- Кот... - Он потёрся носом о мою шею и я почувствовал влагу на своей коже. Тогда мне хотелось думать, что это оседает туман. Я не думал о том, что туман холодный. - Я... Дай мне один шанс. Я всё исправлю. Я... Я больше его не увижу.

- Он говорил просто ужасно. - Это всё, что я смог ответить. Но рук его не оттолкнул, это было знаком того, что я не выгоняю его из своей жизни. Ещё бы - Акира по-прежнему был единственным её смыслом. - Больно. Мне больно вот тут. - Я перетянул его ладонь на своё сердце. Аки всхлипнул и сжал мою рубашку в этом месте. Одна из трещинок снова сошлась. Одна из тысячи. - И я не знаю, как мне жить.

- Прости... - Мне стало больно дышать от его обьятий. Но я терпел. Эта боль была живой и тёплой. - Я умоляю тебя.

Вдруг он меня отпустил, обошёл и встал на колени. Я не запрещал, не просил перестать. Я вдруг представил, как он стонет. Какие это нежные, трепетные звуки. Пришлось закусить губу. Хотя и тогда ревности не появилось.
Он стоял так очень долго, я отчаянно хотел плакать под его истерзанным взглядом и проклинал себя за сухие глаза. Потомя замёрз совсем.
Потому что понял - шанс я дам. Нет, не так. Ему не нужны шансы. Просто потому что он сам слишком мне нужен.
Он взял меня на руки и понёс домой. Я чувствовал, как ему тяжело, он устал и был не очень трезв, но он нёс, старательно и бережно. Я молчал. Страх не мог меня отпустить. Щека саднила от тех ужасных слов.
Сырой холод теперь поселился во мне. Это пугало ещё больше.

Дома мне не понравилось. Мне всё казалось, что батареи хлолдные, что открыты все окна и снова стал проверять их. Они были в полном порядке, потому что весна только-только начиналась.

- Целуй. Верни всё на места. Заклей трещины моей жизни. Ты за неё в ответе. Потому что я люблю тебя. Кажется, ещё сильнее.

Я не врал. Моё дурацкое сердце испытывало невыносимые муки от чувства любви. Наверное, оно решило, что это сможет привязать Аки сильнее. Не дать ему уйти снова.

- И не скрывай от меня ничего. Это ранит хуже, чем сама измена. - Мой голос был похож на отсыревшее сено: ломкий, липкий и болезненно-жёлтый.

Он целовал. Так истово, что я боялся потерять сознание. Ненадолго в нашей квартире снова стало жарко, почти нестерпимо. После этой любви стало просто тепло - как я привык. Как мы привыкли. Словно и небыло этого ужасного существа в нашей жизни.

- Така... Прости меня... Умоляю... - Он плакал снова и снова, не позволяя мне сменить неудобную позу на его плече. - Прости... ты не должен... Но я не смогу жить без тебя... Позволь мне всё склеить... Позволь починить... У тебя такие холодные руки!...

Ложь. Мои руки тогда были тёплыми, как никогда. Пожалуй, слишком отчаянно. Но мне это было нужно. Нужно нам обоим. Я был твёрдо намерен всё спасти.

Потом был месяц, так похожий на наше тёплое прошлое, что я стал всё забывать. Каждый день Аки приходил с работы пораньше, приносил мне цветы. Скоро их стало просто некуда ставить. Потом он взял отпуск и мы уехали на Окинаву. В апреле Окинава была прекрасна, мы часами гуляли и снова ссорились по мелочам. Аки смеялся тихо и я не боялся этого смеха. Он никогда не оставлял мне тишины, потому что я признался в своём страхе. Мы купались в ночном море, он обнимал меня голого там, в воде и постоянно шептал любовь. Мне было правда хорошо. Чуть ли не лучше, чем когда-то давно, раньше.
Трещины стали срастаться.
Я старался не думать о прошлом, потому что мысли разрушают всё намного сильнее слов. Слова - просто звуки. Поэтому я не вспоминал. Мы снова жили только вдвоём. Нам никого не хотелось.
А потом, в последний день наших каникул, он позволил мне любить себя. Солнце всетило сквозь узорчатые занавески окон, рисуя причудливые узоры на его бледной коже. Он отдавался мне с такой яростной нежностью, что я заплакал. Тихо и с улыбкой. Эта любовь становилась непереносимой. Он отдавался мне так, словно это был последний раз. Он шептал о своём безумии, о том, что не переживёт без меня, а я молчал. Я всё знал. Мы никогда не отвечали на признания. Никогда, ни разу мы не произносили пошлой фразы "я тебя тоже". Я купался в его выдохах и стонах, которые оказались много трепетней и слаще, чем я мог представить.

За этот отпуск ему пришлось отплатить переработками. Аки возвращался домой теперь ближе к полуночи, я готовил новый заказ и постоянно рисовал. Я вдруг стал снова мечтать о собаке.

Потом настал день здачи заказа. Я провозился до вечера, обсуждая с клиентом подробности, я устал и хотел на наш пушистый ковёр.
Я открыл дверь, повернув ключ трижды, скинул сандалии в прихожей и умер.
Я всё понял. Я всё услышал. И снова во мне всё замерло. Нет, не замерло. Замер я сам, а всё внутри меня снова рушилось. Но теперь с такой силой и скоростью, что земля уходила из-под ног.
Я тихонько прошёл к нашей спальне и заглянул в приоткрытую дверь. Нет, мне не захотелось кричать, плакать, выдать себя или скрыться. Мне захотелось умереть в буквальном смысле. Жить, помня то, что я тогда увидел - я не мог. Просто не мог.
Они лежали на нашей постели. На нашей. Дело близилось к завершению: Юу двигался умело и как-то равнодушно. Аки же стонал под ним, прижимался, закусывал губы и едва заметно улыбался. Ему было действительно хорошо. Потом он вскрикнул, Юу - чуть позже. Юу лёг на мою сторону постели. На моё место. На моё место в нашей двухкомнатной вселенной.
Боже, нужели нельзя было пойти в гостинную? В ванную, кухню, да хоть в коридоре?! Как это чудовище смело занять моё место? Опошлить самое важное и чистое, что у меня было?
Я почувствовал себя страшно ненужным. Одиноким. Лишним.

- Ты, как всегда, великолепен, девочка моя. - Юу потянулся за сигаретами. Только теперь я понял, что так и не смог оторвать глаз от центра взрыва моей жизни.

- Не кури. Одевайся и уходи. Така скоро придёт. - От бесцветности его голоса сердце моё словно развалилось на мягкие противные куски.

- О, Боже, детка! Ты всё ещё беспокоишься об этом? - Юу. Встал, прикурил против просьбы и уставился в окно. - Если он такой идиот, что до сих пор тебе верит, то это скоро пройдёт. Ты думаешь, я просто тебя трахаю? О, нет! На деле - трахаешь ты. И не меня. Его. Его сердце и его чувства. Он тогда сказал мне, что я редкая сука. Так вот. Он ошибался. Урода, большего, чем ты - не найти. Ты трус, озабоченный трус, Акира. Ты жалок до смешного. Когда умоляешь о большем, а потом стараешься сделать вид, что ты честен и оскорблён. - Он стряхнул пепел на наш ковёр. Всесте с этим - я это чётко осознал - закончилось всё. Мне было неважно, что скажет Акира. Мне уже ни что не было важно.

- Я всё знаю. Но у меня есть чувства. Я обманываю того, кого люблю. Но я способен любить. А теперь уходи, прошу тебя.

- Ты думаешь, это был последний раз? - С насмешкой спросил Юу, отправил окурок в окно и стал одеваться.

- Нет. - Тихо, сдавленно. Как горм для меня.

Я вышел в прихожую, сел на тумбочку и зажал уши руками. Теперь голос Юу до конца дней будет звучать в моей голове. И не только он. Это было похоже на то, как я спросил бы "Аки, всё же можно поправить? Мы же всё спасём? Мы же не потеряем "нас"?" и в ответ было бы его это шелестящее, обречённое, полное презреня к самому себе, но такое честное "нет".

Юу прошёл мимо меня, и его улыбка показалась мне сочувственной. Мне было не важно. Я вошёл в спальню. Аки вскочил, но я прошёл мимо. Я сдёрнул простыни и понёс в ванную. Я открыл горячую воду и стал сирать с таким остервенением, что вскоре заболели пальцы. Я знал, что Аки стоит рядом и не может найти слова. И снова они были не нужны. Но теперь - иначе. Теперь я не мог понять. Не мог расслышать их в тихом дыхании. Не мог. Не смотря на то, что любил по-прежнему. Не смотря на то, что так и не почувствовал ни злости, ни ревности.

- Теперь пришло то время, когда тебе действительно нужно просить шанс. - Мой голос походил на те металлические звуки, которые обьявляют прибытие самолётов. - Но я не уверен, что это нужно.

И снова всё повторилось: он стоял на коленях, целовал мои руки, натёртые тканью простыни, плакал громко и умолял. Клялся, просил, умолял. Мне казалось, что запах чужого тела навсегда останется в нашей спальне. Я не боялся. Точнее - боялся так, что не мог ощущать этого чувства.

И я простил. Дал шанс. Я любил тогда ещё сильнее. Когда Аки засыпал, я снова и снова беззвучно плакал от невыносимой громады своей любви. Это чувство становилось ещё тяжелее от того, что я чувствовал взаимность. Я знал, прекрасно знал, что он меня любит так же огромно, огромно до боли. Просто ему было сложно бороться со своей слабостью. И я вознамерился ему помочь.
Я стал более внимателен к нему, более ласков. Ходил с ним на веченринки. Не для того, чтобы следить за ним, а чтобы научиться любить то, что любил он. Я просто дал нам время. Потому что я всё ещё хотел жить. А без Акиры это было просто невозможно.

Но со временем, размазанным по полутора месяцам, всё стало только хуже. Холод теперь стал неотьемлемой частью нашей жизни. Аки меньше со мной говорил. Он закрывался в себе и всё позже возвращался домой. Он почти не целовал меня, мы занимались любовью всё реже. На меня его перестало хватать.
Я медленно, как от бессонницы, тихо умирал. Я хотел собаку, хотел просто живого тепла. Мне было необходимо существо, которое будет способно согреть хотябы тело.
Аки хотел, наверное, мне помочь, хотел уберечь нас от распада, но так и не смог отказаться от Юу. Я это понимал. Он стал совсем больной, тихий и замкнутый. В конце он вовсе перестал скрываться - синяки с его шеи не сходили.
Я отстранённо поражался жестокости Юу. Но как-то отстранённо.
Я всё ещё любил. И я понимал, что Акира не пытается меня оттолкнуть. С каждым днём он нуждался во мне всё больше и больше. Но он запутался. И его тело оказалось сильнее его сердца.

Поняв это однажды утром, когда он всё ещё не вернулся, я перестал бояться. Я перестал хотеть что-то восстановить. С отстранённым, словно не моим ужасом, я понял, что больше не люблю его. Это случилось так быстро, что по началу я даже не чувствовал боли. Холод внутри усилился на столько, что в миг стал единственным приемлемым состоянием.

Я собрал все свои вещи, придирчиво изучил всю квартиру. Не оставил ничего. Ни намёка на своё существование. Заказал такси и не оставил записки.
К тому времени моя квартира пустовала уже пару месяцев.
Я вернулся домой. Переоделся, собрал всю одежду в мусорные пакеты и вынес на свалку по пути в зоомагазин.
По пути на этой свалке я вытряхнул осколки своей жизни и вдохнул вонючий воздух с непривычной жадностью.
Всё кончилось, и я был рад, что это случилось быстро.

***

"привыкаю спать с батареей - от неё хоть тепла больше"(с) И.Пинженин.

Теперь, вспоминая всё это, я уверен, что был счастлив по-настоящему. Моё счастье, неказистое и долго высасываемое из пальца, моё кривое счастье было почти выдумкой. Но оно было моим. И иного я не желал. Я был действительно счастлив.
И я понимаю, что счастлив я больше не буду никогда.
Теперь же во мне не осталось ничего. Я прерасно понимаю, что больше никогда не смогу любить. Нет, я хочу. Я правда хочу снова любить. Его или кого-то другого, любить глупо или сдержанно - как угодно. Но я знаю, что не смогу.
И теперь мне остаётся только отворачиваться, когда я вижу его на вечеринках. Я по-прежнему дружен с Кою и Ютакой. Они теперь стали такими специальными людьми, к которым можно смело применить слово "друг".
Всё тихо. Всё спокойно. Всё никак.

Я немного боялся по началу. Умирать всегда страшно, особенно осенью. Я по-прежнему боюсь тишины и громкого смеха. Не выношу людей с чёрными волосами.
Я умер и тут ничего не попишешь. Умер тот Така. А теперь на его месте появился какой-то чужак. Мрачный, тихий, переломанный, но бесконечно-сильный парень. Я не могу сказать, что он мне нравится или не нравится. Я потерял способность мыслить хоть какими-то эмоциями.

И этот парень во мне прекрасно знает, что счастлив он больше не будет. Не потому что он мазохист, просто он всегда честен с собой.
Единственное, от чего я получаю удовольствие - сигареты. Смолю по две-три пачки в сутки. Молчу много больше, чем думаю. Вспоминаю своё былое счастье, как любимое кино, которое никак не купить, чтобы пересмотреть.

Раньше я был уверен, что это пройдёт. Просто надо пережить эту боль и я снова смогу стать собой. Но прошло уже полтора года и я так и не смог почувствовать тепла, даже физического.

Сейчас осень и она убивает во мне всё, что сумело выжить после атомной катастрофы потери любимого человека.
Непереносимая тоска - вот мой удел. Тоска осенней гибели и сигареты.

Моё счастье действительно было кривым и нелепым, как и тот парень, который жил в нём, жил во мне.

А мою собаку зовут Корон. От него исходит хоть немного тепла - породии на жизнь.

OWARI

@темы: графоманство, The Gazette, drama, AU, R, Reituki

---

вор

[Saelma Graffity]

ффтар: AkiTaka
мыло: [email protected]
фэндом: The GazettE
бэта: нету
название: вор
рейтинг: PG-13
пейринг: Reituki
жанр: Romance, AU
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои пренадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: АУ, романтика и просто бред)
посвящение: Каи

да простит меня Великая Страна Япония, Японский Император и PSC. *дважды хлопнул в ладошки*

itadakimasu?

Я помню, как он стоял, сжимая в ладошке мой кошелёк и смотрел на меня напугано.
Это только потом я понял, что никакие у него не "ладошки", а самые красивые руки на земле.

Но он стаял, сжимался в нервный комок, я мог разглядеть почти все горячие точки в сплетениях тонких нитей. Он боялся меня, как маленький ребёнок полицейского. А я смеялся.

- Чего притих, м?

Он только головой помотал и опять вжал её в свои очаровательные плечики. Мне захотелось ещё немного посмотреть на него такого.

- И что мне с тобой делать теперь? Как думаешь?

- Извините!! - Это чудо поклонилось так низко и так резко, что у меня голова чуть не закружилась. На самом деле она закружилась на самом деле, но не от скорости движения, а от ослепительного, почти платинового всполоха его взметнувшихся волос. - Простите меня, прошу Вас! Я компенсирую.. Я...

Я чуть не выдал себя, но успел-таки сдержать смех и придать голосу строгости.

- Значит, отпустить? И как ты компенсировать собрался? Да выпрямись ты, ты так бубнишь, что я ни слова разобрать не могу!

Он выпрямился так же стремительно, постарался взглянуть на меня чуть ли не с вызовом. Ничерта у него, конечно, не вышло, взгляд снова наполнился страхом. Но теперь в нём появилось что-то новое. Я с трудом удержался от того, чтобы сглотнуть.

- Ну? Я жду.

- Я... Могу угостить Вас чем-нибудь.. - Не голос, а писк какой-то. Так трогательно. - Только не зовите полицию, прошу Вас!

- Ага. Значит - кошельки воровать, это нормально, а вот в полицию - не хочешь?

- Не хочу. - Неожиданно совершенно спокойно. Констатация факта. "Да, нормально." "Нет, не хочу.". Я снова задался вопросом - что же мне с этим чудом делать.

- Ладно. - Я решил сжалиться... над собой. - Пошли, отведёшь меня в бар и расскажешь, на кой чёрт тебе мой кошелёк.

- Вы чего? - Он гордо шествовал вровень со мной и отчаянно храбрился. Совсем ребёнок. - Для чего нормальные люди воруют кошельки?

- Нормальные люди их вообще не воруют, кстати.

- Ну, это Вы так думаете, мистер. -

"Мистер"? С каждым разом ещё интереснее и интереснее. Я хмыкнул.

- Как тебя зовут, чудо? - Я выудил из сумки пачку сигарет.

- Руки. - Это слово было выдано таким хитрющим взглядом из-под чёлки, что я чуть на месте не умер. Нет, однозначно, ему в артисты надо! Ещё и улыбнулся так, как лисёнок на первой хохоте - я всё ждал, когда же облизнётся. Потом он бесцеремонно взял у меня из рук пачку и прикурил.

- Вот наглец! - Нет, я не смог скрыть восхищения.

Руки в ответ только самодовольно хмыкнул. Это был первый раз, когда я понял, что курить можно потрясающе-соблазнительно. Не прикладывая к этому ни малейших усилий. Мне стало немного стыдно: поймал какого-то воришку, совсем ребёнка, наглого до ужаса и теперь иду и понимаю, что хочу его. Нет, я не против отношений с парнями, но не в таких же обстоятельствах!

- Почему ты украл кошелёк? Тебе не на что жить? - Мы сели за столик в уличном кафе и я наконец прикурил свою сигарету. - И теперь я буду тебя угощать?

- У меня есть деньги! - Задетая детская гордость. Я снова расплылся в улыбке. - Я профи.

- А работать не пробовал?

- Пробовал. Но Вам не понравится эта история.

Он улыбнулся развязно и у меня в голове отчётливо зазвучало слово "проститутка". Первый в жизни укол немотивированной, нестерпимой ревности.

- Меня зовут... Не важно. Для друзей - Рэйта.

- Очень приятно познакомиться, Рэйта-сан.- Он церемонно поклонился, запачкав прядь волос в чашке горячего шоколада. Я рассмеялся.

- Мне тоже, Руки-сан. Вы не представляете, как.

Потом я узнал, что мы с ним одного возраста. И что ворует он из принципа. Тоже мне, Робин Гуд. И что уже два года снимает квартирку на окраине Токио. Такую картонную коробочку. И ещё, это я понял совершенно самостаятельно - он совершенно счастлив.
У него есть авантюризм уличного кота, смелость глупого ребёнка, глаза Лисы и руки Бога.
И он счастлив.

- Эм... Руки?.. - Мы випили уже очень прилично и я умудрился проворонить закат. - Уже поздно..

- И Вы напились.. - Он хихикнул, прикрыв рот ладошкой. - И теперь мне придётся либо бросить Вас тут, либо тащить домой.

- Во-первых, не наглей, во-вторых - перестань "Выкать". - У меня совсем не получалось оторвать от него глаз.

Быть одновременно таким детским и таким почти-развратным не может ни одно существо! Руки смог. Он пил пиво из банки так, чтобы одна капелька стекала по губам. Бьюсь об заклад - специально. Когда он во второй раз поймал её языком и глянул на меня - мне стало жарко.
Он меня соблазняет! Соблазняет открыто и бессовестно! Господи, да я против, что-ли?! Я аж протрезвел от этой мысли.

- И, в третьих... Если и домой, то ко мне. Как думаешь? - Я решил тоже понаглеть.

- К тебе, так к тебе. Мой дом слишком далеко. - Легко.

- Только не воруй ничего, ладно?

- Ты дурак? Ты же меня в лицо знаешь. Тем более, мы общаемся. Это не честно.

- Подумать только, какое благородство... А почему ты так испугался, когда я тебя поймал?

Он немного стушевался, но быстро взял себя в руки.

- Потому что это впервые в моей жизни. Меня никогда не ловили.

Мне это, почему-то, польстило.

- Ну а у меня никогда не вынимали кошелёк из заднего кармана джинсов.

- Слушай... - Он облокотился на стол, с зажатой в губах трубочкой от только что принесённого коктейля. Заглянул в глаза. Я чуть не растаял, в прямом смысле слова. Или наоборот? В общем, жарко стало. - Пошли сейчас? Я устал.

Последнюю жалобу Руки сопроводил плавным жестом: провёл кончиком пальца по своей шее, чуть оттянув ворот футболки.

Я сглотнул. Соблазняет? О, нет! Не соблазняет! В постель тащит, откровенно и нагло! Потрясающий парень.
Я просто встал, взял его за руку и потянул. За горячую, бархатную ладонь.

- Подожди ты, страстный какой! - Он рассмеялся так, что мне стало немного обидно. Выгляжу кретином. - Я же обещал заплатить.

Он вытащил из кармана спресованые измятые купюры, отсчитал и кинул на стол. Потом посмотрел на меня. И сам взял за руку. Переплёл свои дьявольски-красивые пальцы с моими.

Потом мы как-то добрались до моего дома. Как - понятия не имею. Ни слова от меня и тихое мурлыканье от него. Это возбуждало ещё больше, чем всё остальное.
Потом приехал лифт. Руки нажал на кнопку "стоп" сразу, как закрылись двери.

- Рэй... Я должен отблагодарить тебя за то, что не отвёл меня к копам... Это было так мило с твоей стороны...

Целует от странно. Необыкновенно. Я до сих пор этому поражаюсь. Как огромная тёплая кошка, лакающая молоко. Его язык пах моими сигаретами. Его руки, забравшиеся под мою рубашку казались опытными и нежными. Я понял, что ноги вот-вот ослабнут и я упаду.

- Ру.. А кроме поцелуев....

- Ладно уж, уговорил...

Очередная ухмылка, шум лифта, долгая борьба с дверным замком и самая шикарная ночь в моей жизни.

- Знаешь... Всё слишком странно... - Я перебирал его волосы и смотрел в потолок. Он курил.

- Что именно? - Он коротко лизнул моё плечо.

- Я....

Подожди. Я первый. Я украл кошелёк именно у тебя, потому что влюбился. И я не хочу отсюда уходить.

- А я просил не воровать ничего. - Я постарался говорить обиженно.

- Я.. Что?.. Я ничего не брал! - Он встрепенулся и, кажется, снова напугался.

- Балбес! - Я притянул его, уложил на себя и прикоснулся к уголку его пухлых, ещё немного влажных губ. - Ты украл моё холостяцкое существование. Одиночество - если хочешь романтики.

- О. - Снова он. Артист и хитрец. - Тогда я ещё много чего вынесу из этого дома.

- Согласен. На все сто.


***


- Чего ты не спишь, кысь?

- Не спится. Вспоминаю, как мы познакомились.

- Да? А я и не помню... - Улыбается, лисица. Устраивается на моём плече. - Память дольше трёх лет такие мелочи не хранит, знаешь ли.

- Три года и семь месяцев, кот. Ты зараза.

Така поднял руку и толкнул мой старый кошелёк, тот самый. Он висит у нас над кроватью. Это самая важная вещь в нашем доме.

- Погоди, что-то вспоминаю... Соблазнить тебя, чтоли, ещё раз?...

- Всего раз?! - Я расстроенно посмотрел на самого шикарного вора в моей жизни. - Ну хоть так...

OWARI

@темы: J-Rock, Romance, The Gazette, AU, PG-13, Reituki

---

живот

[Saelma Graffity]

аффтар: AkiTaka
мыло: [email protected]
фэндом: The GazettE
бэта: word, ага)
название:
рейтинг: R
пейринг: Reituki
жанр: drama, romance
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои принадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: написано как продолжение к фику "new down" товарища .saki. . я потерял её из виду, по сему никак не договориться нам о правах. но я наглец!) . сумбур между своим видением истории и основами её фика. спасибо ей большое за идею, надеюсь, не побьёт. мне просто жизненно было необходимо вывести их на хеппиенд. если честно, очень хотелось написать моментов, чтобы читателю стало немного больно за них. удалось ли - не знаю. в общем, как-то всё так вышло. с моими парнями НИКОГДА подобного не случится. спасибо.
посвящение: Таке и Акире, моим любимцам.
саммари: "всё проходило, и это пройдёт"(с)

да простит меня Великая Страна Япония, Японский Император и PSC. *дважды хлопнул в ладошки*



"вор - это фокусник, которому ни кто не аплодирует"
(с)

в общем, плагиат) не плагиат, но похожее

Я смеюсь, потому что ты целуешь меня в живот, обнимая за талию. Ты утыкаешься носом в мой живот, обнимаешь ногами мои и улыбаешься.
Тебе легко со мной.
Я стою у твоего кресла и треплю твои волосы.
На самом деле это кресло - моё. Не просто там какое-то очередное моё кресло, а самое любимое. Как следствие - твоё. В этом доме всё твоё.

- Аки... - Я смеюсь. Мне смешно от счастья и лёгкости. - Дурак, ты мне почку высосешь!

Ты отстраняешься, не выпуская меня из объятий и долго смотришь. Серьёзно так, изучающе.

- Таканори, ты кретин. - Я глупо хлопаю глазами. - Почки вот тут. - Ты поднимаешь ладони выше, почти под мои рёбра и смыкаешь пальцы на позвоночнике.

Секундная пауза и я падаю тебе на колени в приступе смеха, теперь совсем для меня обычного, глупого и громкого.


- Ты отобрал у меня всё.

Сейчас мы лежим на полу и рассматриваем потолок. Ты очень коротко выдыхаешь через нос, толи усмехаешься, толи переспрашиваешь.

- Всё. Всего меня. Моё кресло. Мой свитер. Мой дом. Мою собаку. Мои мысли и мой сон.

- Тебе не хватает моего? - Тихо и легко. - Ты, между прочим, всё то же украл у меня. Разве что собаки у меня не было.



Потом мы выходим из бара, где я выпил лишнего и ты не берёшь меня за руку. Ты не любишь меня пьяным и боишься открыто вести себя на улице.
Я останавливаюсь и прошу посмотреть на меня.

- Аки, когда ты приедешь? - Мне вдруг делается больно. Очень больно. И страшно.

Ты останавливаешься через шаг и непонимающе оборачиваешься.

- Мне нужна сумка.

- Така, я некогда не умел понимать тебя пьяного. - Жалобно. Я вдруг вижу тонкую надежду в твоих глазах. Ты умоляешь меня ступить что-то, пошутить.

Прости, не пошучу.

- Мне нужна чёртова сумка! - было бы хорошо, если бы появились слёзы. Но мальчики не плачут, мне слишком далеко до Такаги Фуджимару из моей любимой "bloody monday". От этого становится страшно. Ну почему ты просишь молчать? Почему ты всегда молчишь о том, что важно только для нас обоих?

- Хорошо.. - Ты не уверен и ты надеешься. - Поехали на Шибуя, я куплю тебе...

Сам не замечаю, как быстро подхожу к тебе и даю пощёчину. Совсем не сильную, еле ощутимую. Координация плохая, мне нельзя пить.

- Мне нужна твоя сумка. Твоя, понимаешь? - Слёзы появляются в голосе, но всё ещё прячутся под веками. От этого одновременно легче и отвратительней. Слабак! Я даже заплакать не могу! - Твоя хренова сумка со всем твоим барахлом! И чтобы она стояла в моей прихожей. - Опускаю голову, я не хочу видеть своего отражения в твоих глазах. Я не хочу видеть того, что ты боишься моих слов. Слабо, так же слабо бью тебя в грудь. - И у нас очень долго не будут доходить руки разобрать её, потому что тебе хватает того, что есть у меня. Мне нужно...

- Така... - Сипло, напуганно. - Така, я...

- Ты её не бросишь, да?

Всё вдруг встаёт на свои места. Я вдруг понимаю, какой я идиот. Клинический идиот. Всё правильно. У тебя есть она. Теперь, вспоминая один из наших трудных разговоров, мне думается, что ты спишь со мной, потому что она не позволяет тебе целовать её в живот. Ты сказал тогда, что она не хочет детей и ей тяжело, когда ты так делаешь.
А в остальном, да, ты не соврал тогда, давно-давно. Она действительно лучше меня. Она готовит, она ждёт и не спрашивает, она любит и всё легко прощает. С ней легко и уютно. Я помню, как ты это говорил.
Ты потрясающий человек, Акира. Каждый похожий раз я думаю, что вот теперь точно узнал, что такое настоящая боль. Но проходит время и ты словно думаешь "это он стерпел, нужно добавить ещё". Конечно, это не так. Наверное... Мне хочется в это верить.

- Не бросишь, я понял.

Ты молчишь. Я убираю руку с твоей груди и изо всех сил заставляю себя не упасть. Ты молчишь.
А на меня наваливается злость. Плохая, несправедливая, наверное. Я поднимаю голову и смотрю в твои перепуганные глаза. На твои поджатые губы. На твои сжатые кулаки. На твой страх.

- Акира, пойми меня пожалуйста. - У меня даже получается копировать её интонации. - Но я совсем не готов родить ребёнка. По этому, пожалуйста, не целуй меня в живот больше. Когда ты так делаешь, мне кажется, что я лишаю тебя чего-то важного.

Ты стоишь и еле заметно отрицательно качаешь головой. Ты не веришь. Я кожей чувствую, как тебе хочется зажать уши, не слышать этих слов.
Я коротко киваю, может извиняясь, может предлагая смириться, разворачиваюсь и ухожу. Слёзы, наконец, начинают противно пощипывать глаза. Меня немного шатает от выпитого. От выпитого, не более. Внутри только что что-то лопнуло. Секундно прислушиваюсь к себе и понимаю - надежда.

- Така! - Такой знакомый, такой любимый голос. Надтреснутый, виноватый. Поздно. Теперь мне плевать. В сущности, ты же всегда считал меня сукой, да?

- Никогда больше не целуй мой живот. - Достаточно громко, чтобы ты услышал и достаточно искренне, чтобы ты услышал слёзы. И очень злит то, что я так и не смог сказать "я больше не буду с тобой спать". Отказаться от этой слабости выше моих сил.

Потом приходится собрать все силы в кулак и побежать. Как могу быстро. Наступая на холодные лужи тонкими кедами, не обращая внимания на светофоры, сигналы машин и прохожих. Побежать, чтобы больше тебя не слушать.

Всё кончилось.

Ещё тогда, так давно, что я и не помню. Когда я бросил тебя. Сам. По простой и глупой прихоти. Теперь умерла даже слабенькая надежда начать всё заново или вернуть прошлое. Прошлое не возвращается. Ты сделал свой выбор.

***

Чужие постели, это не так страшно, как мне казалось. И совсем не приносят облегчения. Хотя так тоже казалось. Любая вечеринка заканчивается быстрым трахом с кем попало. Хотя нет, вру. На "кого попало" я себя разменивать не стану. Мои женщины все, одна другой дороже, гламурней и накачанней силиконом. Все мои мальчики один другого блядовитей и знаменитей.
Я всегда трезвый. Я не хочу себя обманывать. Трахает всё подряд именно Матсумото, а не его опьянение.

Убивает необходимость тебя видеть, видеть постоянно и так близко. Говорить с тобой.

А ты улыбаешься. У тебя теперь всё хорошо, да? Что ж, значит я снова не ошибся. Ты выбрал её. Интересно, на свадьбу пригласите? Если она, конечно, ещё не состоялась.


- Руки, давай поговорим?

Вздрагиваю от неожиданного голоса. Я так увлёкся написанием текста, который выдумал ещё вчера, с очередной шлюхой. И теперь не могу его вспомнить. Так что забыл о существовании остального мира. Слишком резко поднимаю голову.

- О чём?

- О тебе. О том, что с тобой творится. - Каи улыбается немного виновато, но это не злит, потому что это же Каи и он всегда так улыбается.

- Со мной творится новая песня, я никак не могу вспомнить одну строчку. - Закусываю кончик ручки и улыбаюсь.

- Не прикидывайся дураком. - Он садится рядом и смотрит на меня. Мне нравится то, что Каи никогда не пытается заглянуть в глаза, если чувствует, что этого не хотят.

- То есть не прикидываться самим собой? - Улыбаюсь. Я не такой простак, чтобы попасться на эту удочку.

Каи устало выдыхает, поднимает руки за голову и откидывается на спинку.

- Ты знаешь, что с тобой очень тяжело иногда?

- Наверное. - Пожимаю плечами. - Не сложнее, чем с Уру.

- Сложнее. - Он снова выпрямляется, кладёт руки себе на колени и ловит мой взгляд. - Ты мучаешься. Тебе плохо, тебя что-то тяготит. И ты, как последний кретин, пытаешься справиться с этим в одиночку. Нет, я совсем не настаиваю на собственной персоне. Просто хочу сказать одно. Сам ты не справишься. Это я тебе обещаю. Так что просто расскажи. Не хочешь мне - позвони Аою. Или Торе. Или Саге, Миве, Ишши или Нао. Или кому-то ещё, кому ты сможешь всё рассказать. Не гробь себя.

Я замираю. Ровным счётом ничего не понимаю. Меня, если честно, всегда злили такие, как наш Лидер. Потому что они приходят к тебе в какой-то момент твоей жизни и парой солв рушат всё, что ты так упорно и долго выстраивал. Хренов правдолюбец! Смотрю на него, но быстро отвожу глаза. Мне всё равно. Никто из тех, кто имеет к тебе хоть какое-то отношение никогда не узнает того, что творится в моей голове. Я это твёрдо решил. И даже Каи не сможет меня разговорить.

- Каи, не выдумывай. - Улыбаюсь немного покровительственно. - Тебе опять хочется кого-то спасти? Ну спаси Кою, а то пьёт многовато. Или Юу от страсти к гитарам. Прости, что разачаровываю, но меня не от чего спасать.

Он смотрит на меня и раздосадовано качает головой. Каи хороший. Наверное, я даже могу сказать, что люблю его. Так, по доброму. Вероятно, я больше ни к кому не способен испытывать это чувство. Теперь не могу.

- Така. Для чего ты такой жестокий? Жестокий к себе. В группе полный раздрай, а у нас выпуск нового сингла, клип, тур. Куча работы, но с тобой таким просто невозможно работать. Ни с тобой, ни с...

- Стоп. - Не желаю слышать твоё имя. Вообще, ни одного упоминания о тебе. - Я жесток, как ты говоришь, лишь потому, что я это заслужил. Я получил наказание, но оно оказалось слишком тяжёлым для меня. Всё. Это первый и последний раз, когда мы говорим об этом. Пожалуйста.

Сижу, смотрю на своего друга и молю Небеса, в которые не верю, чтобы он согласился. Но Каи медлит, раздумывает. Потом встаёт, одёргивает брюки и идёт к двери.

- Нет, Така. Нет.

И выходит. Вдруг наваливается страшная усталость. Словно я работаю без передыху больше года. На фабрике или чём-то похожем. Исчезают все желания. Опускаю тяжёлую голову на колени. Тут же вспоминается та доставучая строчка. Беру ручку, записываю. Через пять минут готова уже вся песня, но это не приносит никакой радости. Только ещё сильнее чувствуется усталость, плавно перетекающая в апатию.
В комнату отдыха заваливается Кою, что-то громко тараторя в телефон. Видит меня, поднимает руку в приветливом жесте, но натыкается на что-то в моих глазах, вероятно. Неуверенно опускает руку, что-то бубнит в трубку и убирает телефон в карман.

- Такачка, у тебя всё хорошо? - А вот он всегда пытался в самые глаза смотреть. Отвожу взгляд и кивком набрасываю чёлку на глаза.

- Да, конечно. Просто немного устал. Написал текст. - протягиваю ему листок. - Он из меня все силы вытянул.

Кою берёт листок, бегло пробегается глазами по тексту и садится рядом. Сейчас я думаю, что лучше бы тут остался Каи. он хоть насильно в душу лезть не станет.

- Врёшь. - К моему изумлению, он смотрит прямо перед собой и мягко улыбается. И мне становится плевать совсем на всё.

- Вру. - Совсем тихо.

- Ясно.

Мы долго молчим. Мне очень тяжело. Давит это молчание, его общество, собственная слабость. И ещё - слова Каи о группе. Это же правда. Я на столько закопался в своих переживаниях, алкоголе, блядстве, страхах, что совершенно перестал работать. Для меня сейчас это попросту невозможно. Потому что работа равняется тебе. Твоей счастливой улыбке. Твоему стремительно портящемуся настроению, как только в поле твоего зрения появляюсь я. Я чувствую практически нестерпимое напряжение, которое грозится вылиться в скандал. Или в мой уход из группы. В предательство моих друзей и себя самого. Именно по этому я постоянно хожу по клубам и каждую ночь раздеваюсь перед новым человеком. Перетрахал уже, наверное, пол-Токио. Но благодаря этому каждый день сил хватает на то, чтобы делать вид, что тебя не существует.
Интересно, а что думаешь ты? Хотя, это и так понятно. Мы с тобой всегда были очень похожи. Сейчас самая большая и весомая разница лишь в том, что я делаю вид, а для тебя я не существую на самом деле. Ты счастлив там, в своей квартире. Вдруг сердце колет лёгкой обидой. Ведь когда-то там, именно там, ты был счастлив со мной. В твоём холодильнике лежала еда с учётом моих пристрастий. В стаканчике в ванной было две зубных щётки. Обе голубые, совершенно одинаковые. Только моя более растрёпанная. Интересно, какого цвета её зубная щётка. На какую-то долю секунды мне кажется, что это самое важное, что есть в моей жизни - выяснить цвет этого простого предмета, очередного свидетельства того, что я проиграл. Я больше не хожу к тебе "в гости". Мне хватило того раза. Ты иногда приходил ко мне. По началу ты искал предлоги: забрать кое что из дисков, отдать мне что-то из моих вещей. Мои вещи так и лежат в твоём доме. никак не осмелюсь забрать. Тогда я словно приму то, что ты и всё, что было - за чертой "было". Я не могу себе этого позволить. Потом ты и вовсе перестал искать причину. Для чего?
Я знаю, что ты мучился всё это время. Изводил себя сомнениями, угрызениями совести. Сколько это длилось? Почти пол года ты спал с тем, кого твоя девушка считала лишь твоим приятелем. И тебе было плохо. Ты не мог отказаться от меня так же, как никогда не сможешь отказаться от сигарет. Но и бросить ту, которая так трепетно тебя любит, котоая спасла тебя тогда от ада, который я тебе подарил, ту, которую ты привык звать "любимой" - ты тоже не мог. Ты мучился тем, что она верит тебе и что я постоянно давлю.
Чёрт, я же был уверен, что ты выберешь меня в итоге! Что она не лучше меня. И именно по этому я... Нет, спал я с тобой только потому, что хотел этого. Так отчаянно, так сильно старался в каждый раз отобрать у тебя все силы. Меня до сих пор страшит мысль о том, что ты обнимаешь её. Целуешь, засыпаешь с ней, голой, пахнущей тобой и сексом. Это убивает!
Но потом ты просто не пришёл на очередное "свидание". Позвонил и сказал, что принял решение.
Не в мою пользу.
Единственное, что я смог тогда тебе ответить - что ты трус. Мог бы и в глаза сказать. Потому что даже тогда - не поверил.

- Пойдём-ка.

В который раз мысли поглотили меня на столько, что я забыл обо всём. Чуть до потолка не подпрыгнул от испуга.

- Куда?

- Уруха знает замечательный рецепт от всех несчастий! - Он широко улыбнулся.

А чёрт с ним. В конце концов Каи прав. Нужно выговориться. И Кою - не самый плохой вариант. Он хоть и глупый, за то слушать умеет. И никогда не осуждает.


- И что это за панацея? - Наверное, от постоянного невроза, мой голос стал сиплым и неприятным. А через пять дней - концерт. Да ещё и в этом баре очень накуренно.

- Пана... что?

- Лекарство твоё, балда. - От его дурости мне часто становится легче. Даже улыбнуться захотелось.

- А. Сейчас, погоди. - Это чудо в перьях срывается с места, несколько минут говорит с барменом. Со своего места я замечаю, что бармен изумлённо смотрит на Кою и что-то смешивает в шейкере.

- Выпей, потом скажу, что это. - Передо мной нарисовался огромный коньячный бокал, почти до краёв наполненный грязно-коричневой жидкостью.

- Не уверен, что это можно пить.

- И я не уверен. Каждый раз, когда пью - не уверен. - Кою улыбнулся и указал на меня своим бокалом, небольшим и с чистым джином.

- Несправедливо. У тебя джин, а у меня какое-то пойло.

- Это надо пить залпом. Иначе не сработает.

- Чёрт с тобой, всё равно же не отвяжешься.


Это оказалось ужасно обжигающим, горьким и терпким. Сделать первый глоток оказалось сложнее всего. На третьем на глаза навернулись слёзы. Я хотел было отставить бокал в котором явно не меньше трёхсот грамм, но Кою подтолкнул его под донышко и мне пришлось допить.

- Закусить! - Дышать просто нечем, словно все внутренности горят огнём. Слёзы льются градом по щекам. - Закусить!

- Нет. Нельзя закусывать. На вот. - Уру протягивает мне прикуренную сигарету.

Минут через пять мне удалось отдышаться и утереть слёзы.

- Что это.. было?

- Коктейль. Моё личное изобретение. - Он отпил глоток джина, прикурил. - Немного виски, немного водки. Ещё сок, ликёр, вермут и ром. Всё в равных пропорциях.

Мне аж дурно стало. Нифига себе "лекарство". Но я не успел возмутиться.

- Вы расстались?

Желание что-то из себя изображать отпало. Голова закружилась, весь гвалт бара стих, свет показался мягким и приятным.

- Да. Давно.

- Это я знаю. Но потом вы оба снова начали сиять. Вы же помирились тогда, да?

- Нет. Мы переспали. И не смогли отказаться друг друга. Секс, не больше. Для него.

- А для тебя?

- Больше. - С трудом координирую взгляд на пачке сигарет, с ещё большим трудом прикуриваю. - Намного больше. Было. Теперь нет.

- Я не силён в психологии отношений, но я считаю, что тебе нужно расплакаться и перестать врать.

- Не силён - не лезь. - Кладу голову на стол так, чтобы было удобно тянуться к пепельнице.

- Ты его любишь, да?

- Нет. Любил. Теперь нет. Не считаю нужным любить того, кто без пяти минут женат и счастлив этому.

- Ясно.

Интересно, это рефлекс у него такой - замолкать после слова "ясно"?

"Без пяти минут женат". Боже, я никогда не осмеливался сказать этого вслух. Больно, это очень больно - понимать, что всё кончено и пути назад нет. Понимать, что ты больше никогда не будешь моим. Ни-ког-да.
Слёзы, которых так хотел Уруха тут же поспешили показаться ему.

- Люблю. Кою, я так его люблю! Боже, я просто подумать боюсь, что со мной будет, если он женится! А он же упрямый, он непременно это сделает. И я больше никогда не смогу к нему прикоснуться. И я больше никогда... Он так мучился, пока был со мной. Он обманывал её, врал мне. Нет, я всё понимал всегда, но я всё равно ждал, надеялся, что он её бросит и выберет меня. Я был в этом уверен! А он взял и... - Всхлипываю глупо и нелепо. С трудом отрываю глаза от одной точки на Кою. Он смотрит на меня с каким-то странным участием. Он правильный, он молодец. Он сейчас будет просто слушать. - И я не знаю, что мне делать дальше. Я такой придурок, Кою!.. Всё время вертел им, как хотел и был уверен, что он всё стерпит с улыбкой. Он и терпел. Пока я его не кинул. А потом мучился долго, пытался понять, чего на самом деле хочу.. Наверное, Аки был уверен, что я просто играюсь... - Что ещё сказать? Что?... - Но он же меня любит! Кою, он не может меня не любить! Он же спал со мной всё это время! Мучился, страдал, но не мог от меня отказаться... До поры до времени... Теперь всё кончено.

Замолкаю. Почему-то сейчас ужасно не хватает урухиного "ясно". Словно тогда бы молчание стало оправданным. Но нет, он просто молчит. В груди что-то медленно, лениво ворочается, давит на горло и не даёт дышать.
Потом я ещё бесконечно много говорю, так и не выдав ничего нового. Кою слушает, кивает и иногда сочувственно щурится. За весь вечер он сказал только "я вызову тебе такси".


Так прошло ещё три недели моего существования. Как это ни странно, лекарство Кою действительно помогло. Я тогда так много сказал, что теперь стало легче. Словно в мою душную комнату запустили совсем немного свежего воздуха.
Я написал за это время пять песен, одна другой мрачнее. Решили назвать альбом "DIM", что более, чем подходит. Каи носится вокруг меня и разве что слюнки не подтирает. Беспокоится. Мне немного стыдно, но я не могу... Быть нормальным?
С тобой почти ничего не меняется. Ты всё такой же радостный, в последнее время даже сильнее. И так же прячешь от меня глаза. Дерьмово, конечно. Более, чем дерьмово.
Вчера мы пили с Аоем. Говорили много и ни о чём. Но оба многое для себя вынесли. Вчера я принял очень важное решение: я тебя отпускаю. В конце концов, ты будешь счастлив. Осталось убедить себя в том, что мне этого достаточно. Но главное уже решено. От этого стало так легко, что даже получилось сегодня подойти к тебе в курилке.

- Привет. - Встаю в паре метров и так же, как ты, облокачиваюсь локтями о перила. Прикуриваю сигарету.

Ты слегка вздрагиваешь, скользишь по мне взглядом. Ты, как всегда, не прикасаешься к сигарете руками.

- Привет. - Замечаю, что тебе неприятна ситуация. Становится понятно, что обретённая лёгкость была таковой только в сравнении с последними месяцами унылого самокопания. На деле всё не так радужно.

- Хочешь, могу уйти. - Говорю спокойно. Но внутри что-то замирает в ожидании.

- Нет, почему. - Пожимаешь плечами. - Ты курить пришёл. Кури. - Тушишь на половину скуренную сигарету о стену. - Я пойду.

- Рэй!.. Подожди.. - Чёрт! Слишком жалобно вышло! Но ты оборачиваешься и ждёшь. - Я хотел сказать... - С идиотской смелостью заглядываю тебе в глаза. - Я хотел сказать, что с этой минуты больше на тебя не претендую. И желаю счастья. Вот.

Глупо. Ты посмотрел мне в глаза лишь секунду и вышел. Мне показалось, или я уловил боль в твоём взгляде? Показалось, конечно.

Захожу в студию через несколько минут. Кою вздрагивает и отворачивается от тебя. За миг до этого я услышал слово "сдался". Не придал этому значенья. Работы много и явно сегодня засидимся до ночи.

Домой я приполз из последних сил. Эти песни действительно вытягивают из меня все силы. Корон встретил меня в прихожей, но не стал лаять. Просто посмотрел на меня, тихо фыркнул и поцокал дальше по своим делам. Стало как-то грустно от этого. В последнее время мы с ним очень редко видимся и, кажется, он всерьёз обиделся. Я наковырял какой-то еды в холодильнике и засел перед телевизором. По сценарию моё лохматое чудо должно сейчас прыгнуть мне на колени, но этого не произошло. Корон не пришёл до самой ночи, пока я не лёг спать в неприятном настроении.

На студию я удачно опоздал. Почти на полтора часа. Но, кажется, парни к этому уже привыкли. Первое, что меня насторожило, это подавленный и угрюмый взгляд Аоя. И сочувствующий - Каи. Уруха ещё не явился. Что ж, значит со мной ещё не всё потеряно.

- Что случилось? - Я кинул сумку на диван и уселся рядом. - Привет, Рэй.

Я ни за что не уступлю своим словам. Буду играть твоего друга. Может, рано или поздно, сам себя в этом убежу.

Ты вдруг подходишь ко мне, садишься рядом и протягиваешь конверт.

- Что это?

Ты молчишь с полминуты.

- Через неделю, в субботу. В два часа. Приходи. - Выдыхаешь и смотришь на меня. Улыбаешься виновато. - Если хочешь.

Открываю конверт. Думаю, что в глубине души я сразу понял, что это. Но поверить не смог. Медленно достаю прямоугольник плотной бумаги. Зажмуриваюсь лишь на мгновенье, не больше. Приглашение на свадьбу. Через неделю.
На борьбу с самим собой уходит чуть больше секунды. Я - замечательный актёр. Вот и моя очередная маска: "хороший друг". Улыбаюсь до ушей и хлопаю тебя по плечу.

- Мои поздравления, Сузуки! Конечно, я приду, в чём вопрос? Рад за тебя.

От улыбки, пусть и лёгкой - дико болят скулы. И ещё горло спирает подступающей паникой. Теперь всё совсем кончено. Приходится отвернуться, отвлекаясь на сумку.

- Я последний текст отредактировал, можем попробовать. Работы невпроворот, а скоро мы на время лишимся басиста. Так что давайте сегодня хорошенько поработаем!

В последнее время мне и в правду нравится работать, так что никто ничего не заподозрил. Даже ты. Ты мне поверил тогда в курилке. Вот и умница...


глава 2



В ночь перед роковой субботой мне так и не удалось уснуть. Провалялся в постели, как идиот и всё никак не мог решить, идти или нет. Страшно не хочется. Но нужно спасать группу. А для этого мы с тобой просто обязаны дружить, да? Потом стал думать, что надеть. Кошмар какой-то: толи ярко вырядиться, толи не привлекать к себе внимания.
Часов в шесть утра плюю на попытки уснуть и иду на штурм гардеробной. Кажется, эта затея пришлась Корон по вкусу и он даже решил даровать мне помилование. Думаю, временное. Но сейчас он радостно крутится в моих ногах, повизгивает и трогательно стучит коготками по паркету. Я просто снимаю с вешалок всё подряд и кидаю на пол всё, что не нравится. Через некоторое время Корон улёгся на куче моих шмоток и просто разглядывает меня своими хитрыми глазками.

- Как думаешь, это подойдёт? - Я показал своей собаке костюм из клипа "guren". Корон промолчал. - Да, мне тоже так кажется, как-то слишком.

Через некоторое время у меня появляется ещё несколько вариантов, но строгий Корон всё отметает категорическим молчанием.

- Ну а это? - Устало спрашиваю я, когда на часах уже почти девять утра. Корон навострил ушки и тихо взвизгнул. - И на том спасибо.

Выхожу в спальню и раскладываю на кровати белоснежный костюм-тройку с серебристой вышивкой по манжетам. На мой вкус излишне-торжественно, но спорить с Корон я не собираюсь. Он мудрое животное. Чего нельзя сказать о его хозяине.
Поскольку идти, всё-таки, пришлось, я решил побыть паинькой и не выходить из своей роли. Примерно за час до назначенного времени вышел из дома, предварительно вызвав такси. Удивительно, на сколько сильно иногда привязываешься к своим привычкам. По мимо выбирания костюма я ломал голову и над свадебным подарком. Но так как я в этом ровным счётом ничего не смыслю, а мудрость Корон на этом вопросе решила покинуть нас обоих, я отправился с пустыми руками. Ничего, присоединюсь к подаркам остальных. Я же наглая тварь, в целом.

Сидя на заднем сиденье, устланном кружевными салфетками, я думаю только о тебе. Интересно, как всё пройдёт? Интересно, она на самом деле сможет осчастливить тебя? Интересно, какой будет ваша первая брачная ночь... Так! Стоп-стоп-стоп, Таканори! Эти мысли сейчас просто недопустимы. Какая тебе разница, с кем спит человек, которому ты желаешь счастья? Какая разница... Большая разница. Потому что я, в глубине души, совсем не желаю счастья вам. Тебе - да. Но не вам. И до сих пор, как бы жалко это ни было, не верю, что ты откажешься. Так приятно представить, что её подведут к алтарю, в пышном платье и с этим дурацким букетиком в руках. Она скажет "да". А ты задумаешься, и вдруг обернёшься. Я непременно поймаю твой взгляд, обещаю! И ты скажешь "нет". Сначала очень тихо, почти неразборчиво. Она испугается, переспросит. И ты повторишь твёрже и уверенней: "нет!". Ты потом, конечно, будешь разводить нюни, винить себя, извиняться. И бесконечно много говорить о том, что разбил девочке сердце. Будешь говорить мне, в моей постели. И я буду терпеливо слушать. Я больше никогда не заставлю тебя чувствовать себя моей вещью. Я буду слушать тебя и держать за руку. Я буду благодарным, потому что, в итоге, ты выберешь меня.

- Приехали.

Ну вот, в какой раз. Чуть не вскрикнул. Чёрт. Секунд пять уходит на то, чтобы разделить глупые мечтания и суровую реальность. Расплачиваюсь и выхожу.
Скромная католическая церковь, несколько гостевых машин у входа. Сероватое небо над тонкими шпилями. Тоску наводят на меня подобные места.

- О, Така! Ты даже не опоздал! - Уважительно заявил Кою, хлопнув меня по плечу.

- Рад, что ты пришёл. - Как всегда неуверенно улыбнулся Каи.

- Постарайся держать себя руках, ладно? – Аой посмотрел на меня так серьёзно, что я просто кивнул, как школьник.

- Это Каори. - Из-за спины Каи показалась хрупкая и очень симпатичная девушка. Поклонилась нам и лучезарно улыбнулась. Совсем, как Лидер. - Моя невеста.

Мне показалось, что Каи просто дышит этой девушкой. Он и в правду счастлив. Как и она - это видно сразу. Я порадовался. Искренне. Я уже говорил, что Ютака - единственный, к кому я способен испытывать подобные чувства?

- Это вирус! - Аой притворно прикрыл глаза рукой и угрожающе зыркнул на Уру. - Берегись, Кою! Скоро группа ГазеттЕ станет самой женатой группой Японии!

- Нет! О, нет! - Кою, в свою очередь, изобразил панику.

- Не обращай внимания. Они всегда такие. - Ободряюще улыбнулся Каи и отвесил Юу шуточную затрещину.

Я прыснул. Смешные такие. Интересно, а ты так же сияешь, когда она рядом с тобой? И интересно, когда я наберусь смелости хотя бы мысленно произносить её имя...

- Ладно, идём. Надо успеть поздравить жениха, а не мужа.

- Э... Мне нужно позвонить менеджеру... Я в такси хотел, но задремал. - Отмазка явно вялая, но ничего умнее мне на ум не пришло. - Так что вы идите, а я догоню.

Все пошли в церковь, сделав вид, что мне верят и только Аой шепнул "не делай глупостей".
Идиот, я не собираюсь их делать! И именно по этому не собираюсь смотреть на тебя, пока ты, хоть номинально, но свободен.

Церемония оказалась не слишком длинной, довольно скромной и не особо приторной. Что не могло не порадовать. На Юко белое и совсем не пышное платье. Красивое, наверное. Если бы она не была моим врагом номер один, я бы даже порадовался восторгу в её глазах. В твои глаза я упорно не смотрел.
Потому что ты сказал "да". Твёрдо и уверенно. И ещё - очень нежно. И даже не обернулся, не задумался.

Потом настал черёд поздравлять вас и я, как последний идиот, полез в первые ряды и даже обнял твою... сказать страшно... жену. Ты, кажется, расслабился. Я болтаю без умолку, смеюсь, шучу глупо. Я вижу облегчение в твоих глазах.
Я смирился. Я отпустил. И мне не больно. Не больно. Нет.
Немного раздражает одобрение в глазах Юу. Так и хочется наперекор ему что-нибудь брякнуть. Но ты можешь быть спокоен - я просто прекрасный актёр.

Это оказалось до одури просто - быть тут, смотреть на вас и смеяться. Делать подобное очень легко, когда внутри что-то лопается с тонким звоном и больше не бьётся. Когда нет надежды намного проще дышать. И даже боли почти не остаётся. Только жить совсем не хочется.
Вечеринка происходит в уютном ресторанчике. Всё так чинно и гладко, что хочется кричать от отчаянья. И руки трясутся. Все расползлись по углам, меня активно пытался заболтать Шо, но я его вежливо послал. Сел на небольшой диванчик в холле и принялся поглощать спиртное. Нет, ну а что мне остаётся? Выбранная манера поведения не позволяет свалить, а смотреть на это всё немного выше моих сил.

- Привет. - Ты счастлив до одури, немного устал и немного пьян. - Можно?

- Садись. - Я пьян немного больше и совсем не счастлив. Именно по этому расплываюсь в широчайшей лыбе и кладу руку тебе на плечо. - Поздравляю. А я вот покурить вышел. - Если учесть, что сигареты кончились час назад.

Ты киваешь, глупо улыбаясь и смотришь в свой бокал.

- Тебе очень идёт этот костюм.

- Спасибо. Это Корон выбирал. Он хотел прийти тоже, но у него безмерно важные дела, как всегда. Он передавал привет и приглашал в гости. - Улыбнуться и не добавить "он скучает". Потому что ты прекрасно знаешь, как мы с ним похожи.

- Принято. Погладь его от меня. - Ты улыбаешься свои мыслям, уперев локти в колени и вдруг поворачиваешься ко мне. - Я очень счастлив, что ты пришёл. Без тебя мне было бы грустно.

Секунда в моём сознании расползается в вечность. Сердце... Нет. Там ничерта нет, в груди. Виски пронзает резкой болью и в глазах всё плывёт. Ладони намокают и из них выскальзывает стакан с виски. Вместе со звоном взрывается и эта секунда. Хлоп - и всё снова на своих местах. А ты, кажется, и не придал этому особого значенья.

- Но я пришёл. Куда поедете в путешествие?

- Никуда.. - Ты всё так же улыбаешься своему шампанскому. Это вызывает ревность: мог бы и мне улыбнуться! Хотя, чёрт знает, чем бы это обернулось. - Альбом же пишем.. Так что я остаюсь работать.

- Она... Юко так и не знает, чем ты занимаешься?

- М. - ты отрицательно мотаешь головой. И я вдруг со всей ясностью понимаю, как люблю тебя.

Молчим. Я судорожно выдумываю повод добраться до бара. А раньше нам не нужно было врать.

- Така... Руки. Прости меня. - Заглядываешь в глаза, но я успеваю отвести взгляд. Ты улыбаешься тепло и тонко. - Прости, что так всё вышло... Если причинил тебе боль.

- Норма. Не идиотничай, я рад за тебя. - Ещё секунда и я упаду в обморок. - Хочу выпить за тебя, так что схожу в бар. А ты... Не напивайся сильно.

Встаю и на непослушных ногах добираюсь до нужного места. Беру сигареты и двойной виски. Потом ещё один. И ещё. Напиваюсь моментально. С трудом разбираю крики и смех из основного зала. Сагачи что-то вещает о гордости за брата-басиста.
Больно. Мамочка, как же больно... Хочется кричать, ломать мебель, ввязаться в драку, выплеснуть всё это. Последний виски. С трудом отдираю себя от стула с твёрдым намереньем поплакаться в тёплое пузо Корон немедленно.

- Руки-сан?

Не хочу оборачиваться. К чертям.

- Руки-сан, Вы в порядке? - Какой заботливый голосок. Тот самый, что пару часов назад пролепетал "да" в моём смертном приговоре. Пока поворачиваю голову, снова надеваю улыбку. - Спасибо, что пришли. Аки... Акира так много про Вас говорил.. Про вас всех.

Юко что-то щебечет, а я думаю лишь об одном: ни кто, корме меня, не смеет называть тебя "Аки". Ни кто.

- ... вы с ним близкие друзья, да? - Сияет, как медный таз.

- Мы работаем вместе. Приятельствуем.

Её кто-то окликает и она убегает, извинившись.
А меня переклинивает. Залпом допиваю свой виски и ду в главный зал. Там веселье, все улыбаются. Нахожу взглядом вас и практически подбегаю. Отталкиваю кого-то, но мне плевать. Я пьяный вусмерть. И мне больно. Хватаю Юко за руки и, лучезарно улыбаясь, заглядываю в глаза.

- Хотел ещё раз поздравить! - Она неуверенно улыбается, а на твоём лице читается опаска. - Тебе так повезло, Юко-чан! Просто нереально повезло! Такого парня отхватила, а? Уж я то понимаю! Он добрый, честный, заботливый и... - Доверительно понижаю голос. - Просто офигенно трахается, нэ?

Ты что-то рычишь сквозь зубы, хватаешь меня за рукав и оттаскиваешь от шокированной девушки. А я продолжаю что-то орать про твои достоинства, позволяя утянуть себя из центра притихшей толпы.
Ты выталкиваешь меня на улицу, я с трудом остаюсь стоять на ногах.

- Не думал, что ты такая сволочь, Матсумото. - Ты зол. Я это чувствую кожей. Очень зол.

- Ты знал это. Всегда знал. - Я стою к тебе спиной.

- Ублюдок! - Рывком поворачиваешь меня к себе и заносишь руку для удара.

И замираешь. Что, придурок? Ты же никогда не видел моих слёз, да? Смотри и запоминай. Это в первый и последний раз.

- Бей. Мне всё равно.

Но ты отпускаешь мою руку и просто уходишь.


И я остаюсь один. Опускаюсь на влажный асфальт и сворачиваюсь клубком. Хочется сжать свой сердце, чтобы хоть на минуту перестало быть так больно.
Потом я всё забываю.


***

Открываю глаза и морщусь от боли в кистях рук. Приходится часто поморгать, чтобы привыкнуть к темноте. Моя комната. Раздолбанная мебель, битое стекло. Сбитый карниз и валяющаяся в углу занавеска. Жалобно скулящий в углу Корон. Чувствую противную корочку подсохшей крови на щеке. Я лежу на полу, неудобно уперев голову о стену.
Ловлю себя на том, что тихо и безумно смеюсь. Смешно. Глупо. Смешно. И больно по-прежнему. С удивлением рассматриваю разбитые руки. Смех царапает горло и режет слух. Пинком ноги откидываю лежащий на боку столик. Бесит!
От собственного смеха становится страшно и ещё смешнее.

- Сузуки... Я этого так не оставлю...

Резко накатывает жажда и головная боль. Ложусь на пол, чувствую, как под спиной что-то хрустнуло. Корон боязливо подкрался и ткнулся холодным носом в мою ладонь. Я с трудом фокусирую на нём взгляд и закашливаюсь новым приступом истеричного смеха.

Утро встретило Матсумото Таканори скорчившимся посреди разгромленной гостиной, смеющегося сквозь слёзы.

Воскресенье. По воскресеньям мы репетируем всегда, это железное правило. Сегодня я немного опоздаю.
По пути на студию заезжаю в один магазин на Акихабара. Я. Не. Понимаю. Что. Я. Делаю.

Распахиваю дверь студии. Все в сборе, все помятые и сонные. Первым меня замечаешь ты и изумлённо распахиваешь глаза.

- Така... - Кою чуть не подавился.

Аой, кажется, чуть не упал. Каи просто зажмурился и чуть отвернулся. Ты медленно встал и уставился на меня.

- Руки, что это значит? - Ты не злишься. Тебе страшно и неуютно. И ты очень не хочешь слышать ответ на свой вопрос.

Я оправляю пышную белую юбку и откидываю идиотсукую фату с лица. Криво улыбаюсь. Делаю шаг к тебе, ты - шаг от меня.

- Это должен был быть я. - Короткий смешок.

- Такачка, престань... - Каи, бедняжка, весь сжался. Я чувствую, как ему за меня больно. Ничего, перетерпит. Я же сука.

- Аки. Посмотри мне в глаза и скажи, что не любишь. Скажи, что не любишь меня. Ты не посмеешь соврать.

Ты сжимаешься и... отворачиваешься. Напряжение становится почти осязаемым. На гитаре Уру лопается струна и с ней что-то важное во мне.

- Прекрати этот спектакль. Ты и вчера прекрасно выступил. Этого вполне достаточно.

А мне всё равно. Меня уже ни что не держит.

- Я жду ответа. - Становится весело. Веселье горячей волной захлёстывает сознание. Сейчас во всей вселенной нет ничего, кроме этого ощущения, щекочущего где-то под рёбрами. - Не любишь?

Ты вдруг резко разворачиваешься и меня обдаёт волной холодной боли из твоих глаз. Обречённости. Тоски. Ты делаешь пару шагов, вдыхаешь и чуть сжимаешь кулак. Потом отводишь глаза.

- Не люблю.

Тихо. Теперь стало тихо, кажется, во всём мире.

- Я просил смотреть в глаза.

Страшно. Ну пожалуйста, ну найди отговорку! Скажи всё, что угодно! Подари мне надежду, Аки! Любимый, родной мой, умоляю!
Ты сильный, ты смотришь. Дышишь тяжело.

- Прекрати ставить ультиматумы! Ты не бог и я больше не твоя вещь, ясно?! Не люблю! Что, не расслышал? НЕ-ЛЮБ-ЛЮ!! Ясно тебе? Я люблю свою жену, а не подлого и мелкого собственника!

Потом ты выходишь, а по моим щекам текут слёзы и больше не весело. В прочем, и не страшно.
Умереть - не страшно. Совсем. Если быстро.

По моим щекам текут слёзы.


Глава 3

Трое суток я отлёживаюсь дома в обществе притихшего Корон и страшного раздрая в комнате. Мне совестно, что я так его напугал и теперь кажется, что теперь он будет таким всегда. Это сожаление ощущается лёгким и мутным сквозь пелену непрекращающегося ничего. Каи звонил, сказал, что у меня отпуск. Попросил держаться.
Не хочу.
Трое суток, за которые я детально изучил небольшой квадратик потолка над кроватью. Трое суток без еды. Одна мысль о ней вызывает отвращение и злость. Несколько раз вставал, чтобы доползти до кухни за очередной бутылкой минералки и насыпать собаке сухого корма. Такой маленький и до ужаса реальный ад.
На четвёртое утро этого кошмара я вдруг словно просыпаюсь. Встаю с дивана, кормлю Корон нормальной едой. Десять утра. Репетиция через час, я как раз успею доехать. Не хочу. Я ничего не хочу. В голове есть только одна мысль: группа тут ни при чём. Если что-то случится с ней, я себе этого не прощу. Никогда.

- Йо.

Кидаю сумку на диван и себя рядом с ней. Мне не страшно думать, что сейчас я тебя увижу.

- Така.. Ты уверен, что с тобой всё хорошо? - Никогда не думал, что Аой может говорить с такой каевской заботой в голосе. С трудом фокусирую на нём взгляд и коротко киваю. - Ты...

- Боже, такой худой! Такачка, тебе надо кушать! Когда ты ел в последний раз? - Кою с паникой берёт меня за плечо и встряхивает. Всё равно. Отрицательно мотаю головой. - Если ты не поешь, я тебя отправлю в больницу, ясно?

- М. - Всё равно мне.

Возвращаюсь взглядом в пустоту. Меня нет. Надеюсь только, что голос остался. Нужно ещё умудриться не вслушиваться в собственные слова, не помнить, что они для меня значат.
В комнату заходит Каи, притихший и уставший. Чуть не спотыкается, заметив меня. Собирается что-то сказать, но я чуть приподнимаю руку и встаю.

- Давайте работать. Я слишком долго отдыхал. Концерт скоро.

Подхожу к микрофону. Кладу на него руки и понимаю, что не помню ни строчки. И потом плавно подкрадывается сознание того, что всё это время ты был тут. И ни разу на меня не посмотрел открыто. Прячешь глаза. Тебе всё равно, да? Я теперь тебе враг. Это не важно. Надо работать.

- Есть тексты? Я ничего не помню...

Наверное, сегодня я не смогу петь. Если голос такой тихий и сухой, и то большими усилиями. Не хочется звуков. Не хочется ничерта. В нос бьёт твой запах.

- На.. вот. - Уру протягивает мне листок. Канджи расплываются перед глазами и в них нет ни малейшего смысла. Просто невнятные закорючки. Скорее просто по памяти, чем по знанию разбираю слово "nakigahara".

Коротко кланяюсь и пытаюсь пробраться глазами сквозь строчки. Каждое слово понятно, но в общую картинку они складываться не желают. И чёрт с ним. Воспроизвести эти звукосочетания я смогу.

- Руки, давай ты не будешь геройствовать и отдохнёшь ещё немного? - Юу серьёзен до предела. - Мёртвый вокалист нам не нужен.

Мне хочется улыбнуться, но ничего не выходит. Только какая-то кривая ухмылка, от которой больно скулам.

- Начинаем. - Это твой голос. - Каи, давай отсчёт.

- Но...

- Работаем!

Как это ни странно, сейчас я тебе благодарен. Интересно, тебе бы польстила благодарность пустого места?

Каи обрывает себя на полуслове и стучит палочками. Раз-два, раз-два-три-четыре.

И понеслось. Такое же безвкусное ничто. Текст вспоминается сам собой, на уровне рефлексов. Как и мелодия. Это хорошо. Наверное... Я просто смотрю в одну точку и совсем ничего не слышу. Мы прогоняем весь материал дважды, но я так ничего и не чувствую. Ни усталости, ни эмоций. Думать ни о чём просто не получается. Ну и слава Богу.

Это уже прочти привычно для меня - когда кто-то вырывает меня из своего внутреннего мира прикосновением или окликом.

- Пошли, Така. Ты молодец сегодня. Я тебя отвезу.

- М. - Киваю и иду за Кою.

Он заворачивает за угол коридора, но я продолжаю идти прямо, не замечая, что отбился.

- Эй! - Он берёт меня за предплечье и мягко дёргает в обратную сторону. - Нам туда.

Сажусь на переднее сиденье, откидываю голову на стекло. Вдруг замечаю, что у меня чуть приоткрыт рот. Какая разница...

- Така?... - Кою, сев за руль, с тревогой смотрит на меня. - Така, так нельзя.. ты себя в гроб вгонишь. Така... Слышишь? Эй! - Вздрагиваю, лениво поворачиваю к нему голову. Он сглатывает и чуть сильнее сжимает руль. Это всё просто глупое и неинтересное кино. Всё это не имеет ко мне никакого отношения. - Господи!... - Он откидывает голову на спинку сиденья и закрывает глаза. - Така, мне страшно. Я совершенно не знаю, что с тобой делать. Как тебе помочь. Я понимаю, что это не в моих силах, но... Я не могу на тебя смотреть такого. Ты мой друг... Чёрт... Така, что с нами будет? - Заглядывает мне в глаза. Возвращаюсь к первоначальной позе. Ещё немного и у меня потекут слюни, наверное.

- Мне всё равно.

- Ясно.

Замолкает. Вспоминаю, как раньше это меня злило. Теперь рассмешило. Даже вышло чуть улыбнуться.

- Така... Поехали в бар? Выпьем моего лекарства. Я тоже выпью. Может полегчает.

Он говорит тихо и очень нежно. Не раздражает. Самым краешком сознанья чувствую благодарность. Урушкина забота такая неумелая и трогательная... Но это лишь на краю сознанья. Всему остальному всё ровно. Просто киваю. В сущности, мне совершенно, куда тащить свой личный ад. Так хоть Корон проведёт вечер в тишине и покое.
Кою давит на газ, мы куда-то едем, а я думаю о своей собаке. Вдруг в груди начинает щемить какой-то тихой тоской. Я так люблю его. И он всегда был рядом, никогда не отрекался. Даже тогда, когда я сломал весь дом. И теперь я, отдаваясь собственным страданиям заставляю мучиться и его. Это маленькое и беззащитное существо, за которое я ответственен. Корон не заслужил такого ужасного хозяина. Лучше бы ты его забрал.

- Така.. Что случилось?

- Я люблю его. - Бесцветно. Кою сочувственно закусывает губу. - Корон. А он там один и я его постоянно пугаю.

Кажется, на этом лимит моих слов исчерпан. Я вдруг так устал, словно отыграл пять концертов подряд.

Потом снова длятся бесконечные мысли ни о чём, лениво ворочающиеся в пустой коробке, которую все привыкли звать "Руки".

- Мы приехали. Выходи.

Кою заказывает своё пойло и он не уверен, что я буду пить. А какое мне теперь дело, какого оно вкуса. Больнее, чем было уже не станет. Молча выпиваю залпом. Дыхание перебивает, но я ничего не испытываю по этому поводу. Урушка смотрит на меня большими глазами и отпивает половину своего.
Он говорит много, непривычно много. Я его почти не слышу. Снова знакомые слова не имеют смысла. Кою говорит и говорит, иногда кладёт ладонь на мою, но ничего не спрашивает. Говорит что-то важное, у него наболело и он напуган. С трудом отфильтровываю то, что все парни очень за меня боятся. Но не жалеют, они сопереживают. Трогательно. Мило. Плевать.
За весь вечер я не проронил ни слова. Как и в тот раз, только наоборот. От этой "панацеи" дико кружится голова и начинает подташнивать. От несчётного количества сигарет и духоты в баре. Не удосужившись дослушать очередную мысль Кою до конца с трудом отдираю себя от дивана и, цепляясь за стены и столики, добираюсь до туалета. Кою, кажется, подрывается за мной. Пока я совершаю своё героическое шествие, тошнота становится нестерпимой. Еле успеваю открыть дверь кабинки.
Я всегда ненавидел это ощущение, когда выполаскивает. Глаза начинают слезиться а желудок словно скручивается в тугой жгут. Действительно, сколько я не ел?
Чувствую сухую тёплую ладонь на загривке. Убедившись, что во мне уже ничего не осталось, Уру ведёт меня к раковине и заботливо умывает мне лицо. Так смешно, что он не брезгует. Во рту противный привкус желчи.

- Я поеду к тебе и ты поспишь. Потом ты поешь. Даже если мне придётся тебя пристрелить. - Он ругается. Согласно киваю. Мне всё равно. И Корон будет повеселей.


Какой-то безвкусный супчик, ложка с которым настойчиво тыкается мне в рот, в который раз вывел меня из ступора. Открываю рот. Никаких эмоций. Кою смог впихнуть в меня чашку этого варева и немного риса.

- Я погулял с Корон. Купил ему еды. Прибрал твою комнату. Такачка, тебе не стоит так буянить. Ты мог пораниться. И ты разбил свои любимые очки.

Протягивает мне перекошенный трупик очков с одним стеклом. Становится очень обидно.

- Спасибо за Корон. - Услышав своё имя пёсик тут же запрыгнул мне на колени, тихо урча, как кот. Заглядываю в его мордочку и чувствую слёзы. - Прости меня. маленький. Я очень плохой хозяин... Тебе повезло, что у нас есть Кою... - Утыкаюсь носом в его носик. Он потрясающий парень - не убегает, не выворачивается. Урчит только. - И почему ты меня так любишь?...

- Он тебя любит не "почему". Просто ты ему нужен. - Кою убрал тарелки со стола и уселся напротив меня. Корон согласно вякнул и потопал к еде.

- Спасибо, Уру. Кою. Спасибо.

Снова навалилась апатия. Наверное это потому, что Корон меня простил и теперь я могу позволить себе снова углубиться в собственные переживания. Как ты там?
Хорошо ты там. Сейчас понимаю, что мне просто хотелось бы оказаться рядом с тобой. Всего на минуточку. И чтобы ты спал. Как всегда уместившись строго на своей половине кровати. Любопытно, а она спит на моей половине? Ты всегда так трепетно относился ко всему, что касается сна, что вряд ли уступил бы ей своё место. На этом моменте надо бы появиться боли, но она оказалась такой мутной и вялой, что я почти её не заметил.

- Така... Я поеду?.. Пообещай мне, что поешь завтра... Пожалуйста. Перед репетицией. Хотя.. Если ты решишь не ходить, тебя все поймут.

Отстранённо киваю. Голос Кою сейчас - звук затёртой и скучной плёнки.

- И не нужно больше одевать... это.

- М м. - Я слабо покачал головой и полез за сигаретами.


На следующий день я пришёл. Ничерта из всего дня не запомнил. Тебя вообще не заметил. Может тебя не было? Я каждый день упорно ходил на репетиции, потом случилось три концерта. Сквозь болото своего равнодушия ко всему я слабо радовался тому, что сейчас не нужно ехать в тур.

- Така. - Аой вытащил меня в курилку. - На форумах пишут, что ты стал ещё круче. Мрачный, как мёртвый индейский вождь. Фанаты в восторге. - Он пытается шутить. Бессмысленно. Киваю. - Но тебе нужно как-то из этого выходить. Фанаты фанатами, но ты стал такой белый, да ещё и с этими ужасными синяками под глазами... Никакой грим не нужен, Кё бы позавидовал. Когда ты был в салоне в последний раз? Руки, это же перебор! Ты, и без масочек и пиллиногв! - Берёт мои руки и быстро рассматривает. - У тебя ногти в ужасном состоянии. - Молчу. Не хочу говорить. Я давно не был... где? - Эй! Очнись! В последний раз я слышал твой голос позавчера! На концерте! Сколько можно молчать?!

Юу довольно сильно потряс меня за плечи. Наверное, сильно. Я не разобрал. Тщательно затушил окурок о стену и пошёл в студию.

Так прошёл месяц. Каи пришлось бог знает чего наплести менеджерам, чтобы отмазать меня от фотосессий и эфиров. Я не пропустил ни одной репетиции, хорошо отыграл ещё один концерт. Даже на сцене справа и чуть поодаль от меня я всё время видел размытое пятно, от которого нестерпимо хотелось отвернуться. Сразу после студии я шёл домой, гулял с Корон и почти не спал, тупо глядя в одну точку перед собой. Стал ужасно слабым. Путешествие от квартиры до такси казалось мне огромным подвигом. Кою и Ютака постоянно пихали в меня какие-то витаминные коктейли и прочую дрянь, Юу постоянно пытался разговорить. В прочем, у него ничего не вышло.

Сегодня - один из череды совершенно одинаковых и муторных дней. Что-то я совсем не выспался сегодня. Корон мотал меня по парку всё утро, словно с цепи сорвался. Сейчас часа два, наверное, Каи дал перерыв и я топаю в курилку. Иногда мне кажется, что такими темпами я могу совсем потерять голос. В прочем, даже эта мысль не вызывает особых эмоций.

- Привет.

Лениво поворачиваю голову. Размытое пятно постепенно сгущается в тебя. Испугался бы, да сил нет. Только невысоко приподнимаю сигарету.

- Можно с тобой поговорить? - Кажется, ты напряжён и взволнован. Всё равно. Хотя уже не так, как хотелось бы. Словно только что я снял просроченные линзы. Глаза ещё не промыл глаза, но видно стало немного лучше. Что-то больно бьёт под горло и начинает быстрее биться в груди. Кажется, ты принял моё молчание, как согласие. - Просто послушай.

А я просто не могу оторвать от тебя глаз. Ты когда-нибудь задумывался над тем, какой ты красивый? Ноги слабеют, вцепляюсь в сигарету, как в спасательный круг. А ты задумываешься, ищешь слова. Вдруг вся пелена последних недель спадает и оставляет меня словно обнажённым перед тобой. Хочется сжаться в точку. Я же прекрасно понимаю, что ты не скажешь мне ничего хорошего.

- Т.. Руки, я.. Я хотел сказать, что не злюсь на тебя за свадьбу.

А я на тебя злюсь.

- Руки, мне паршиво.

Встаёшь рядом, непозволительно близко и со всей силы сжимаешь в пальцах перила. Задыхаюсь твоим запахом и нехорошим предчувствием. Какого чёрта тебя понесло откровенничать со мной? Отомстить хочешь? Ударить побольней? Чёрт, тебе не кажется, что я и так наказан достаточно? От навалившегося страха не могу пошевелиться и просто смотрю на тебя. Ты смотришь вниз, чуть опустив голову и слегка развернувшись ко мне.

- Паршиво. - ты говоришь тихо и очень устало. Хочется тебя обнять. Просо обнять. Нельзя же. - Я не знаю, что со мной происходит... Прости пожалуйста... Я столько боли тебе причинил. - Грустно усмехаешься. Я не желаю тебя слушать. Надежда была нужна мне раньше. - Больно на тебя смотреть. И понимать, что это я виноват..

- Зачем ты мне это говоришь? - От звука собственного голоса передёргивает, так я от него отвык. Некрасивый, охрипший. Ты морщишься от него. Или от вопроса?

- Потому что... - Я до сих пор помню. Если ты делаешь такие паузы, значит хочешь сказать что-то важное. Задерживаю дыхание. - Мне... Нет, не так. - Мотаешь головой и вдруг мне приходится утонуть в твоих глазах. Влажных. Таких родных. У тебя трясутся руки. Страшно. - Я без тебя не могу.

- Что? - Мне послышалось. Может я и в правду сошёл с ума?

- Я не могу без тебя. - Повторяешь чуть твёрже.

- Это жестоко. - Для того, чтобы не упасть приходится опереться спиной о стену.

- Така... - Вздрагиваю от этого имени. Моего? Совсем забыл. - Такачка, я не вру...

На тебя страшно смотреть. Ты напуган. Ты запутался. Ты извёл себя, быть может посильнее, чем я - себя. Тебе плохо. Я всё это понимаю в один миг. И ты не врёшь.

- Чего ты хочешь? - В голове мешается всё: страх, надежда, недоверие.

Ты подходишь на шаг, совсем близко и вдруг улыбаешься. Чуть затравленно, но улыбаешься.

- Такачка... Прошу тебя... - И вдруг прикасаешься. Отводишь мне за ухо прядь волос. - Я не могу без тебя больше. Без нас. Без Корон.

Молчу. Смотрю на тебя и не смею даже моргнуть - вдруг исчезнешь?

- Только... Я не могу развестись... Но... Ты можешь быть моим любовником? - Надежда. Громкая, как наша музыка, если стоять на концерте у самой колонки. - Я согласен врать ей. И я никогда не заговорю с тобой о ней. Я буду отдавать тебе всё возможное время.

Ты резко кланяешься.

- Умоляю тебя!

А меня вдруг переполняет дикое счастье. Я наконец, вынырнул из своего чёрного болота и вдохнул свежий, пропитанный солнцем, воздух. Такое счастье, от которого захотелось кричать. Сердце забилось, как бешенное, словно скучало по работе. Ты не выпрямляешься, ты ждёшь. Хочется потрепать тебя по макушке и засмеяться. Такого облегчения я никогда не испытывал. От непривычной улыбки становится больно и это самая сладкая боль в моей жизни. Смотрю на твои светлые волосы. Хочется посмотреть ещё немножечко.

- Нет.

Всё исчезает так же быстро, как и появилось. Разворачиваюсь и ухожу.

- Така! - Паника. Истерика.

Не оборачиваюсь.

- Запомни. "Така" - это только того, кто меня любит. Для кого я - единственный.

И ухожу. Точнее - убегаю. Сам не знаю, почему.

Теперь, сидя под дверью собственной квартиры и не осмеливаясь войти, потому что Корон в который раз лишён любимого тебя, я думаю, почему поступил именно так.
Почему? Какого чёрта? Ну и пусть лишь любовником - это вопрос времени. Теперь-то понятно, что ты меня любишь! Я бы смог тебя украсть. Но...
Я не могу. Не смогу. Лучше жить вовсе без надежды, чем снова тебя потерять. Боже! Это же просто невыносимо! Ну за что мне это всё? Почему нельзя было просто оставить меня в покое?! На глаза наворачиваются слёзы, которых не было так давно, что это уже успело забыться. Кажется что всё, что копилось во мне всё это время, решило вырваться наружу. Теперь нет того чудесного бесчувствия, которого ты успел лишить меня в один миг. Теперь я чувствую всё во всех оттенках: боль, страх, жалость к себе, непонимание. За что, Аки?... За что?..
Что делать дальше? Я уже отказал тебе. Теперь жалею. Теперь мне кажется, что лучше было бы быть с тобой рядом хоть недолго, чем сходить с ума от одиночества и пустоты. Но я гордый, я ни за что не приду к тебе. Нет. Нет. Я не смогу.
Слышу торопливые шаги по ступенькам. Они затихают в метре от меня. Ты.
Ты вдруг садишься на корточки и обнимаешь.
Нежно, трепетно, сильно. Становится нечем дышать. Ты что-то сбивчиво шепчешь и не отпускаешь меня.

- Руки, пожалуйста... Мы же оба не выдержим этого... Я не могу без тебя... Пожалуйста...

- Отведи меня в спальню.

Я согласен. Мне просто необходимо быть с тобой рядом. Быть с тобой. Мне, Корон, группе, фанатам. Нам всем нужно, чтобы ты был со мной. Ты помогаешь мне встать, достаёшь из моей сумки ключи и проводишь в квартиру. Корон выходит на встречу, замирает недоверчиво. И вдруг заливается радостным лаем, кидается к тебе, вертится волчком. Ты треплешь его по ушам и улыбаешься.

- Здравствуй, малыш. Я тоже тебе рад. Но прости, сейчас я больше нужен нашему Руки. Отпустишь?

Корон отпускать тебя не желает, а я улыбаюсь. Кое как ты доводишь меня до спальни и мягко закрываешь дверь. Медлишь лишь секунду, окидывая взглядом наше общее прошлое. Я обессилено падаю на кровать и ты сразу оказываешься рядом.

Чувствовать тебя рядом, голого, горячего, чувствовать в себе снова - это просто невозможно описать. Сейчас понимаю, как мне этого не хватало. Как, как я мог жить без тебя? Ты такой нежный, такой терпеливый. Ты растягиваешь удовольствие, не желаешь отпустить меня быстро. Ты так скучал... Как я мог думать, что не нужен тебе?

Ты часто остаёшься у меня на ночь. Не знаю, что ты плетёшь своей жене, но мы никогда не касаемся этой темы. Так же, как я никогда не спрашиваю, почему ты не разведёшься. Я не хочу говорить об этом. Я всё ещё верю, что это лишь вопрос времени. Ты будешь моим. Каким был всегда, с первой встречи. Мы ходим гулять, обедаем в маленьких кафешках и выгуливаем Корон. Корон счастлив чуть ли не больше, чем я.

Работа идёт с утроенной скоростью, нам совершенно не хочется вылезать из студии. Потому что студия это то место, где мы не можем не быть рядом. Парни ничего не спрашивали. Просто все почувствовали какое-то облегчение. Да, все мы пережили не мало. Но теперь всё хорошо. Всё хорошо.
До сих пор поверить не могу.
Потом твоя жена уехала в командировку и подарила нам потрясающую неделю. Мы снова стали настоящей семьёй.

Всё так замечательно, что даже вспоминать о том, что когда-то всё было много хуже - совсем не хочется. Да и не нужно.

Мы сидим на моей кухне, Корон спит на твоих коленях и совсем не хочется говорить. Спокойно. Сейчас мне кажется, что так будет всегда.
У тебя звонит телефон и ты вздрагиваешь. Как-то напуганно. Выскакиваешь в коридор. Я бы и пытался подслушать, о чём ты говоришь, тихо и сдержанно, но.
У меня вдруг появилось совсем нехорошее предчувствие. Необъяснимое и очень страшное. Корон, напуганный твоей резкостью, посмотрел на меня сочувствующе. Или мне только показалось? Наверное, не стоит об этом думать, всё будет хорошо. Ты сейчас вернёшься, обнимешь меня. Может даже, наконец, шепнёшь "Така", а не "Руки". Хотя нет. Это табу ты принял. Пока ты с ней - я "Руки" а ты "Рэйта". Но это мелочи...

Хлопок двери. Пулей вылетаю в коридор. Нет ни твоей куртки, ни ботинок. Ничего. Даже запаха.

- Корооооооооон!...

Не думал, что у меня может быть обычная, бабская истерика. Проревел часа два. И самое страшное - что завтра эфир. У нас. Вдвоём. И его не отменить. И так уже переносили, сколько могли ради нашего "отпуска".
Чёрт! И нет больше "нас".

Теперь окончательно.

Это говорю я, Матсумото Таканори.
Нет. Руки. Для тебя только так.
Чуть оправившись от слёз набираю смс: "прощай".

@темы: J-Rock, Romance, drama, R, Reituki

---

зарисовка

[Saelma Graffity]

аффтар: AkiTaka
мыло: [email protected]
фэндом: The GazettE
бэта: нету
название: зарисовка
рейтинг: PG
пейринг: Reituki
жанр: Romance,Vingette
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои пренадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение:

да простит меня Великая Страна Япония, Японский Император и PSC. *дважды хлопнул в ладошки*

сиялочки

Я всегда знал, что эти двое могут подкинуть любой сюрприз. Но чтобы такой..

Апрель, совсем тепло. Хороший солнечный день, кажется, среда. Окна студии открыты настежь, тёплый ветер треплет нотные листы на столе. Как всегда что-то потерявший Каи умчался на стоянку к своей машине, а мы с Уру тихо играем в игру "повтори мелодию". Так тепло и уютно, что абсолютно не хочется говорить. И пахнет скорым летом. В небольшую комнату заходит Рэй, машет нам рукой и распаковывает свой любимый бас. Ничего не говорит. Ему, наверное, тоже нравится эта тишина с запахом кожанной мебели и немного - пыли. Уруха движением губ переносит сигарету в другой уголок рта и жмурит один глаз от дыма, не переставая наигрывать что-то сложносочинённое. Потом появляется Руки, улыбающийся до ушей. Кидает сумку на диван и потягивается. От этого его майка задирается, он бледный, как смерть. Мне немного смешно и я пропускаю пару нот в мелодии, от чего Уру победоносно улыбается. Руки улыбается нам и Рэю, прикуривает. В студии пахнет табаком ровно на столько, чтобы было уютно. Меня всегда радовало то, что иногда мы на столько понимаем друг друга без слов. Все молчат, каждый занят своим делом. Лето скоро.

Мы играем акустику, которую никогда в жизни не сыграем на сцене, но сейчас так не хочется громкой музыки. Мы создаём видимость "упорной работы". Каи тихонько стучит щётками, Руки сидит на диване и иногда просто ходит по студии. Без микрофона. Мы с Уру не подключили гитары к усилителям и Рэй играет тихо. Мне хочется перерыва, холодного чая и, пожалуй, рамен. Только собираюсь сказать об этом, как...

Рэйта вдруг поднимает голову от своего баса.

- Руки!.. - Он улыбается странно-нежно, так похоже на это солнце.

Руки останавливается, поворачивается к нему и улыбается так-же.

- Я люблю тебя.

Уруха чуть не роняет гитару, Каи по рассеянности отстукивает ещё пару тактов и замирает.

- Я люблю тебя. - Отвечает Руки, стоит несколько секунд и спокойно продолжает свой маршрут по комнате.

- Ээээ... - Что-то я совсем ничего не понимаю. Они ведут себя так, словно всё в норме. Словно говорили это друг другу уже тысячу раз. Видимо, так оно и есть.

- Что? - Руки удивлённо смотрит на меня.

- Ну как тебе сказать... Видишь ли, только что произошло то, что несколько выходит за рамки моего представления о норме. Если можно так выразиться.

- Что?... - Он смотрит на Рэя, а тот улыбается весело. Встаёт, откладывает гитару и приобнимает его за плечи.

- Аой сказал, что непонял, что только что произошло, кот.

- Я тоже. - Жалобно пискнул Каи.

- Не понял... - Уруха полез за сигаретами.

- Когда твой любимый человек говорит тебе, что любит тебя, разве ты не отвечаешь тоже самое, Аой? - Интересуется Руки. И смотрит на меня, как на кретина. И я сам начинаю чувствовать себя кретином.

- Говорю... Просто... Это как-то...

- Вы встречаетесь? - Выпаливает Уруха.

А эти два... Эти двое улыбаются, как коты, нажравшиеся сметаны и кивают.

- Вот тебе и "просто фансервис", друзья мои...

- Каи!... - Руки смеётся, закрыв рот рукой, а Рэй одёргивает на нём майку.

- Так. Пошли ка выпьем за это. - Ещё немного и я просто упаду.

- Пить с утра, это не нормально.

- Вот так заявлять, что ты спишь со своим басистом - это не нормально. Так что пошли.

Я не против. В принципе, этого можно было ожидать. Я всегда знал, что эти двое могут подкинуть любой сюрприз.

@темы: vingette, J-Rock, Romance, The Gazette, PG, Reituki

---

не придумал названия, так что просто Дайору)

[Saelma Graffity]

я же обещал писать НЕ по Рейтукам))
аффтар: AkiTaka
мыло: [email protected]
бэта: Seamus Finnigan (любит Дая, и гордится этим! ><
название: не придумаль)
фэндом: Dir En Grey
рейтинг: PG
пейринг: Daioru
жанр: Romance
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои пренадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: ооох... в общем, я не умею писать по Дирам, но пришлось. Бро у меня грозный еси, прямо тиран, спорить с ним - зубов не напасёшься) полнейший OOC, всё странно, но весьма смешно) мило. в том и ООС) в общем - кидайте бомбы, я пригнулся.
посвящение: Дир Бро)
да простит меня Великая Страна Япония, Японский Император и PSC. (в данном случае -Каору сан)*дважды хлопнул в ладошки*

нибанальна?)

- Привет.

- Привет.

- М... Знаешь...

- Сегодня ужасно много работы. У меня просто голова раскалывается. Ещё немного и она, наверное, просто лопнет!

Как всегда. С ним всегда так. А что мне осталось? Я подавил тяжёлый вздох и положил руку ему на плечо.

- Тебе помочь? - Нет, это не правильная формулировка. С ним так нельзя. - То есть, чем тебе помочь? Могу бумажки твои рассортировать. Или позвонить кому?

Такая адская работа с макулатурой, мягко говоря, не про меня. Но этот короткий благодарный взгляд и не таких мучений стоит. Тем более, что всё равно, пройдёт пять минут моей "помощи" и Као у меня всё отберёт, поблагодарит за "неоценимый вклад" и отправит домой. И он же сам будет уверен, что я ему помог. Потом будет ещё Тоши попрекать, дескать я такой у него золотой-хороший, а он, Тоши - бездельник. Тоже ничего себе так перспективка. А я даже не успею понять, чего в этих бумагах написано. Красота!

- Нет, Дай. Спасибо, конечно... Я ценю твою помощь... Но нет. Я сам справлюсь.

Надо же! Чего это с ним? Подхожу поближе и пытаюсь заглянуть в лицо. Чёрта с два. Отворачивается, подлец.

- Као? Лидер-сан, ты чего? Не заболел часом? Я тебе помочь хочу, правда. Мне карьера дорога, я группу менять не хочу по причине геройской гибели Лидера.

Он посмотрел на меня и как-то совсем измученно улыбнулся.

- Иди домой, Дай. Или куда ты там ходишь... Я справлюсь. Мне одному побыть надо. Задержусь до ночи, но спокойно всё сделаю.

- Никуда я "куда-то там" не хожу! - Аж обидно стало. - Нет уж, Каору, я тебе помогу и не волнует. - Я попытался вырвать из его рук папку с какими-то документами (интересно, начерта одной-единственной группе СТОЛЬКО документов??), но эта попытка с треском провалилась. С теском той самой папк. Порвавшейся.

- Ой... Прости, Као! Я не хотел...

Собрался только кинуться собирать бумажки, но Као так устало потёр глаза, выдохнул и посмотрел на меня строго.

- Всё, Дай-сан. Домой. Иди.

Я пожал плечами и вышел. Спорить с Као - что ногтями камень обтачивать. Ни результата, ни нервов, ни здоровья.

Я вышел из здания студии, постоял, подумал, куда направиться. Домой? Там скучно, бардак после пьянки позавчерашней не тронут даже, жрать нечего и вообще - уныло это, в девятом часу вечера дома сидеть. А куда? В "куда-то там" по выражению Као?
Као.
Вот что странно. Я уже больше месяца пытаюсь понять, что с ним, но с каждым разом не добиваюсь ничего, кроме ещё большей загадочности со стороны Лидера. Устал он, чтоли?...
Засмотрелся на небо. Небо вечернего Токио - это отдельная песня. Словно в разводах: от светло-зелёного там, где стоят небоскрёбы, до тёмно-пурпурного над окраинами. На лицо упала первая снежинка.

Значит, началась зима.
Надо бы достать пальто. Тёплое, тёмно-серое.
Мы купили его год назад в Осака, Было время перед концертом и мы пошли по магазинам. Я, Као и Тотчи. Шин, естественно, возился со своим зоосадом, а говорить, что делал Кё - просто не имеет смысла.
Только Тоши как-то быстро ретировался, вспомнив про старого знакомого, живущего не по далёку.
Сейчас я думаю, что это был просто чудесный день.
Мы ходил по магазинам, я искал новые ботинки. Као думал купить свиер. Он, почему-то, ужасно не любит тёплой верхней одежды. Потом постоянно чихает, сердится на погоду... Как маленький.
А потом он увидел это пальто. Дико модный бутик, цена.. боже, да ночь со всем нами, наверное, стоит дешевле! Но Као оно так поравилось... Я не мог не купить. Просто не мог. Сам не знаю, почему, но я всегда делаю какие-то страшные глупости только для того, чтобы он улыбался.
Потом мы пили кофе в жестяных банках, курили молча и смотрели, как точно такие же первые снежинки, только на год старше этих, исчезают в сигаретном дыме.
Было правда хорошо.

Мысли о пальто возвращают к реальности и я понимаю, что уже замёрз. Выход один, но пить в одиночестве?
Звонит телефон, очень кстати это оказывается Тотчи и мы договариваемся встретиться в одном из баров. Беру такси.

- Йо!

- Что-то ты разважничался. - Смеюсь, убирая сумку со стула напротив. Тотчи садится и смотрит на меня, нахмурив брови. - Я же говорю. Неужели наш ребёнок стал мужиком? - Обожаю его подкалывать.

- Дай. - Строго. Но выражение на его мордашке тут же меняется на почти плаксивое. - Чего ты задираешься?

- Не стал... Ладно, проехали. У меня сегодня не то настроение.

Сидим, ждём заказ. Тоши смотрит на меня с каким-то странным... то ли подозрением, то ли укором. Минут через пять не выдерживаю.

- Чего?

- Я вот всё думаю... А что с Каору? Чего он такой... тихий в последнее время?

- Думаешь, я заню? Я всё время пытаюсь от него хоть чего-то добиться, но нифига. Одни загадки.

- "Мужик" - это ты, Дайске. Нифига не понимаешь.

Естественно, никаких пояснений от нашей "мудрой умницы" в этот вечер я так и не добился.
Всю голову себе сломал. Чего такого я не понимаю? Као устал. Он пашет за десятерых. Это я понимаю. Может у него что в семье или на личном?
На личном. Вот на этом моменте я как-то застрял. Что я знаю о Као, если так посмотреть? Знаю, что у него есть сестра... Знаю, что... что он никогда не распространяется на эту тему. И несколько раз я замечал, что он хотел бы, чтобы я порасспрашивал. Но я-то хорош, ленивая скотина. Какое мне, типа, дело?
А как бы я реагировал, если бы узнал? Не знаю. И что имел ввиду Тотчи? Одни загадки.

К семи утра, когда стало понятно, что поспать мне не светит, я полез в шкаф. Перерыл весь и не один раз. Пальто любимое обнаружилось на самой дальней вешалке. Аккуратное, пахнет химчисткой, такое свежее.

Мы ехали из студии, меня вёз Као. Начиналась весна. Солнце уже пригревало. В пальто было жарко. Као о чём-то смеялся, потом говорил, что я заболею, потому что пальто тёплое. И неожиданно остановился у какого-то магазина. Нет, я правда хотел отказаться! Или вернуть деньги за эту куртку. Но Као был, как всегда, неприклонен. "Дай мне о тебе позаботиться. Я хочу подарить тебе эту куртку." Я не спорил. Мне было чертовски приятно. А потом мы поехал и химчистку.

А эта самая куртка висит сейчас на вешалке в прихожей.
Так вышло, что все мои самые любимые вещи как-то связаны с Као.

Вылез из шкафа, кое-как затолкал всё обратно и уставился на пальто. Дурацкое, в целом. Но уютное. И пахнет... Као. Странно. Но в сердце что-то зашевелилось. Такое тёплое, приятное что-то.
Као всегда обо мне заботится. И о Кё. И о Тоши, и о Шин-чане. Обо всех нас. Только... С Шиньей он, скорее, на равных. Тотчи для него ребёнок. Любимый, неугамонный ребёнок. Кё... Хмм, это сложно описать. Кё вообще сложно описывать.
Я думаю, что Кё похож на старый дом с приведениями. В одной части живём все мы, а в другой - владения прошлого. И мы, соприкасаясь с этой тайной, стараемся за ней ухаживать: красим стены, ухаживаем за садиком на заднем дворе. Потому что это настоящая Тайна.
На самом деле, это не мои мысли. Это Као. Он как-то напился в усмерть и рассказал мне об этом. Мне понравилось.

Као, Као... Опять он. Все мои мысли рано или поздно возвращаются к нему.
Сейчас, обнимая это пальто, вдруг особенно чётко в памяти всплывают его уставшие глаза. И такое чувство, что он постоянно пытается что-то сказать, намекнуть. Или наоборот - что-то скрыть.

А я так ничего ему и не подарил.

Одеваю пальто, с непривычки путаюсь в застёжках. Улицы уже стали белыми. Словно от моей бессонницы. Ходить по первому снегу всегда приятно. И сейчас мне, почему-то, кажется особенно несправедливым топтать его без Као.
Но сейчас всего половина восьмого... О чём я говорю? Для Као УЖЕ половина восьмого.

Он живёт на втором этаже. Останавливаюсь у его дома в три минуты девятого. Солнце спрятано серой пеленой снежных облаков. Действительно холодно. Приятно. Стою, докуриваю сигарету и подумываю о второй. Поднимаю голову.
Стоит, курит, оперевшись локтями о бортик ограды. В каком-то нелепом свитере, видно, что под ним явно ещё один. И теперь в сердце снова что-то ворочается. Только теперь оно совсем не тёплое.
Как вор или шпион, тихонечко иду дальше. Као не заметил. Заворачиваю за угол и со всех ног несусь к торговому центру. Чёрт, совершенно не помню, где он!
Ну прибежал. И что? Продацы сонные, я с дикими, вероятно глазами. И какой у Као размер? Как мой, примерно... И что я собрался покупать? Куртку? Шарф? Он что, девочка из параллельного класса мне?
Чёрт...

Как дурак пробегал минут тридцать по торговому центру, всех распугал. Глупо. Вернулся.

Пришёл в тот моментк, когда Као открывает балконную дверь. Интересно, он всё это время тут торчал, или просто опять выходил?

- Као! - Уторм все звуки особенно чёткие и очень мягкие.

Као вздрогнул и обернулся.

- Дай?

- Я.

- Что ты тут делаешь?

- Кофе вот тебе принёс.

Звучит - глупее не придумаешь. Но мне просто хочется как-то его потдержать. Сделать ему приятно. Као подошёл к балконной ограде, перегнулся и уставился на сеня подозрительно.

- Пил?

Ну вот что такое? Ну почему сразу "пил"? Что я, не человек? Глупостей делать не могу?

- Ты дурак, Каору. Человек тебе кофе принёс, горячий и как ты любишь. Почти завтрак в постель. А ты с такими подозрениями.

- Дайске...

- Я поднимусь?

Он просто кивнул и ушёл в квартиру. Я кое-как открыл дверь, стараясь не уронить кофе. Тоже мне, подарочек.

- Ты просто не понимаешь, что ты делаешь.

- И тебе здравствуй.

- Пальто.

Я уставился на себя. Ну да, пальто. Као как-то странно на него уставился, потом улыбнулся, но как-то быстро и странно.

- Я его люблю.

- М. Я рад.

Меня, наконец, пропустили в квартиру. Я вручил свой бесценный дар растерянному хозяину квартиры и разделся. Мы сели на кухне. Као взял свой стакан и отпил небольшой глаток. У меня внутри снова потерплело. Потеплело и кольнуло одновременно.

- Ты спал сегодня?

- Знаешь... Иногда я скучаю по твоим красным волосам.

Я как-то потерялся. И голос у него такой... Не знаю.

- М... М. - Всё, что я смог ответить.

Као занялся своим кофе. Ни разу на меня не посмотрел. Стало неуютно. Словно я своим приходом нарушил что-то, царящее в этом доме. Что-то очень личное. Очень его.

- Что с тобой? Не сейчас, а вообще, в последнее время?

- В какое именно?

- Ну... С месяц...

- М. "С месяц". Не заню. Устал. Смертельно.

- А чего от помощи отказываешься? - Иногда его очень тудно понять.

- Люблю работу.

- Нельзя смертельно устать от того, что так любишь.

Чушь конечно, ещё как можно.

- Не от работы.

Вот тебе раз. Тотчи, видимо, был прав. Я нифига не понимаю в тонкой душевной организации людей. Особенно в лидерской душевной организации.

- От себя.

Вот тебе раз ещё раз. И я снова потерялся. Я ен привык к тому, чтобы Као откровенничал. Но то ли утро, то ли наступающая зима, то ли мой недосып...

- Почему?

- Потому что, Дай. Потому что. - Он тяжело вздохнул, так... и в правду устало. - От одиночества устал. От глупости своей.

Слово "одиночество", как мне всегда казалось, не из лексикона Грозного Лидер-Сама. А вот как выходит.
Стало вдруг очень тоскливо. Плакать захотелось. От сочувствия. От невозможности помочь.

- Као.. Ты же не один. Да, прости, глупость сказал, понимаю.

- Глупость. - Он так на меня посмотрел.. И так улыбнулся при этом, спокойно и.. и как-то ещё, я же говорю, не понимаю я этих тонкостей! Но от этой его улыбки стало совсем паршиво.

- Вставай.

Я сам встал, поставил стакан на стол. Подошёл к Као, который теперь тоже потерялся и потянул его за рукав.

- Пошли.

- Куда?

- Као, там первый снег. Мы должны пройтись по нему вдвоём. Пошли. Тебе станет хорошо.

Эффект неожиданности сделал своё дело - я без труда уволок его в прихожую, даже засунул его в куртку, прямо во всех его свитерах. Ботинки он одел сам, явно ничего не понимая. Я тоже успел одеться и потащил его дольше. Он только успел ключи с тумбочки схватить.

- Као, ну смотри! Первый снег! А вот мои следы, уже не такие свежие.

- Что тебе в голову ударило? - Кажется, он серьёзно испугался за мою психику.

- Я тут подумал, что ни разу тебе ничего не дарил. Это же не честно. Пол-утра бегал по магазинам, но так ничего и не придумал.

- Ты балбес, Дайске. - Его смех оказался таким неожиданным. - Отпусти мой рукав, я не убегу.

Почувствовал себя неловко. Отпустил.

- Первый снег, подумать только... - Као стал рассматривать асфальт под ногами.

- Я не понимаю.. Как ты можешь быть одиноким? Ты же такой...

- Какой? - Он вскинул бровь. Улыбка так и не сошла с его лица.

- Ну... Хороший.

- Хороший? - В холодном воздухе, уже заплоняющемся утренним шумом, его смех рассыпался, как... Нет, я не романтик. - Хороший? Господи, Дайске...

- Нет, ну правда. Я не понимаю.

- А вот это точно. Знаешь, как я могу быть одиноким? - Он убедился в том, что я смотрю вопросительно. - Потому что я люблю идиота.

А вот это было слишком откровенно. Хотя я не особо удивился. Лидер тоже человек. Не удивительно, что он влюблён.

- Это печально...

- О, ты себе не представляешь, как! - Мне вот интересно: ему правда весело, или это истерика? - Я люблю не просто идиота, а недоразумение.

- Зачем тогда любишь?

- Иногда ты напоминаешь мне Тошимасу.

- Хорошо, что не Кё. - Я попытался пошутить.

- Кё взрослый.

Веско. Как оплеуха: не сильная, но ставит на место.

Ничего не дожидаясь в ответ, Као зашагал по улице, наступая на мои, уже припорошенные следы часовой давности. Мне это показалось каким-то знаковым.

- Подожди! Пошли, я куплю тебе куртку. Ты в этих слоях одежды выглядишь, как дурак.

- Пошли. - Као легко пожал плечами и полез за сигаретами. - Но мне нужна дорогая, удобная, стильная...

- Тёплая куртка. Тёплая, Као. Потому что иначе ты опять простудишься.

- Ты идиот, Андо Дайске. - Мне кажется, или он смутился? Вот дела...

- Я могу расценивать это, как признание? - Я засмеялся тоже. Мы сернули на тихую улочку, за которой начинается шумный проспект. Као встал, как вкопанный.

- Ты чего?

- Почему ты это сказал?

- Ну... Као, я, как всегда, глупо пошутил. Ты сказал, что любишь идиота, а потом назвал идиотом меня. Прости, это было неуместно.

- Неуместно.

Ну вот. Кажется, он обиделся. Замечательно, Дай - молодец. Хотел потдержать друга, а что вышло?
Я упрямо зашагал вперёд.
Влюблённый Као. С одной стороны... Да, в этом нет ничего странного. Но стало обидно. И как-то немного пусто. Као кого-то любит. Да ещё и какого-то кретина неблагодарного. Я бы на его месте... Да я бы на месте этого идиота...
Стоп.
Нет, нифига не "стоп"! Я бы на месте этого дурака был бы просто счастлив. Я бы... Я даже не знаю, как это описать! Быть любимым Као. Это же так хорошо... Наверное...

- Дай! Да.

Оборачиваюсь. Као стоит, как и стоял, шагах уже в пятнадцати от меня. Смотрит прямо, даже строго. Как всегда. Губы невольно растягиваются в улыбку. Потому что Као - это Као. И с этим никто никогда ничего не поделает. И это самое хорошее, что может быть. Опять-таки, потому что это - Каору.

- Что "да"?

Засовываю руки в карманы и поворачиваюсь к нему.
Као хмурится. Смотрит на меня, и вправду, как на Тоши, когда тот лишнего выпьет. Это так... Трогательно, чтоли.
Као хмурится, идёт ко мне. Такой всеь стремительный, решительный, твёрдый. Таким он и должен быть. А не...
Он подходит совсем вплотную и целует.
Сходу. Без предупреждения.

- "Да". Да, это признание, идиот.

- Я - то самое "недоразумение"?

Очень мудро, нашёл, что уточнить.

- Нет. Ты кретин.

Вот теперь я понял, о чём говорит Хара. И был прав.

- Прости...

Это прозвучало совсем не так, как я хотел. По этому быстро схватил его за грудки, чтобы не дать отойти.
Нет уж, Лидер-сан. Теперь я тебя никуда не отпущу.

- И куртку тебе куплю ТЁПЛУЮ.

А он, этот взрослый, строгий, серьёзный мужик, вдруг улыбается мне в губы, прижимается сильнее и кивает.
И я понял, как всё это время по нему скучал. Скучал вот так: чтобы обнимать.

И ещё - что сам ужасно скучаю по своим красным волосам.

- Покрасишься в розовый?

- Нет уж.

Смешной такой. Думает, что и сейчас голос строгого Лидера на меня подействует.

Он не Лидер. Он - Као. Мой Као. И всё.

OWARI

@темы: для бро, Dir En Grey, J-Rock, Romance, PG

---

"в час, когда всё растаяло"

[Saelma Graffity]

аффтар: AkiTaka
мыло: [email protected]
фэндом: The GazettE
бэта: ------------------------------------------------------
название: "в час, когда всё растаяло"
рейтинг: PG-13
пейринг: Reituki
жанр: drama, POV Reita
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои пренадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: сивел ко второй части "из пистолета грусть целилась прямо в голову". полнейший OOC, нихрена не сочитается с реальностью, все факты вымышлены, совпадения с реальностью случайны. плюс, как мне кажется, конец затянут и протекает под грифом "too much". но мне лень переделывать. к слову сказать - я терпеть не могу подобных сюжетных поворотов, но он сам напросился.

да простит меня Великая Страна Япония, Японский Император и PSC. *дважды хлопнул в ладошки*

узнаем-таки, что в конце?

От этой боли не было спасения. Сдохнуть - это не лучший способ, не желание, даже не навязчивая идея. Это единственно возможный выход. Тогда мне так казалось.
Сейчас я думаю точно так же. Сейчас я уверен в правильности этого решения ещё больше.
Терпеть это невозможно. Непереносимо. Каким бы сильным всю жизнь я себя не считал.

Всё началось чёртову кучу времени назад. Тогда я жил в Осака, гонял мяч по футбольному полю дни на пролёт, ковырял по вечерам свой бас и горя не знал.
Была весна, я уже закончил школу, в колледж не поступил, а искать работу не торопился - родительское состояние позволяло.
Была весна и ни что не предвещало беды.
Был вечер, я как раз собирался уходить с поля.
Именно тогда моя жизнь измеилась в корне. Или правильнее будет сказать "кончилась".
Я встретил его в первый раз именно тогда. Он неуверенно обогнул сетку, ограждающую поле и подошёл к нам. Почему-то он обратился именно ко мне. Не сделай он этого, может всё повернулось бы иначе.
Он спросил, с трудом подавляя волнение, можно ли с нами поиграть.
Только потом я узнал, что он одного со мной возраста. Он был ниже меня ростом и его лицо было до крайности детским.
Оно таким и осталось. Но тогда я ещё не знал, что этой наивности не стоит верить.

Кою так на него посмотрел, что я всерьёз испугался за ребёнка. И совершил самую большую ошибку в своей жизни.
Я разрешил ему играть с нами.

Мы гоняли мяч до самого заката. Таканори оказался очень весёлым, быстро подавил смущение и как-то сразу стал частью нашей небольшой компании. Мы поняли, что он останется с нами на долго.

А я влюбился. Как последний идиот, влюбился так, что дыхание перебивало всякий раз, когда я просто вспоминал его имя. Таканори, Така. Така. Влюбился так смертельно, что даже сам боялся думать о своих чувствах. Не то, чтобы ему сказать.
Така просто обожал красоваться перед девчонками, обожал выделяться из толпы.
Его волосы были розовыми. Мои тоже.
Он играл на ударных, немного на гитаре. Я играл на басу. Кою уже тогда был прекрасным гитаристом.
Группа не могла не появиться.
Я, идиот, был счастлив быть с ним рядом, я делал всё, чтобы проводить как можно больше времени в непосредственной близости.

Со временем я научился просто любить, не нуждаться в ответном чувстве. Это чувство, эта моя любовь стала для меня много большим, чем воздух. Огромная часть меня.
Время неслось со скоростью звука, мы сменили несколько групп, Така стал вокалистом, потом появились "GazettE", ушёл Юне, пришёл Каи, всё вертелось, тысячи событий, взлётов и падений.
Всё это время Така был со мной рядом. Мы доже стали неплохими друзьями. Сейчас я думаю, что не сдавался, пёр вперёд, сметал все преграды во имя группы только потому, что был он. Был рядом. Он не был моим, но был со мной.
Я выдумывал себе девушек в тех же пропорциях, что он рассказывал о своих. На деле я честно пытался найти себе постоянного человека, пол мне был не важен. Ни что не было важно. Потому что я прекрасно понимал, что никто и никогда не сможет заменить мне его. Ни кто не умеет так улыбаться. Ни кто не умеет так мастерски обижаться на пустяки, так легко прощать и с таким упоением делать глупости. Ни кто не умеет писать такие песни, так проникаться мелочами, взращивать их до масштабов трагедии.
Ни у кого больше нет таких потрясающих губ. Словно припухших, словно только что целованных.
Я сходил с ума от ревности, сжирал себя заживо, бичевал за трусость. Но я молчал. Я бы ни за что не мог позволить ему потеряться.

А потом, совсем недавно, пару месяцев назад, он сказал, что у него есть девушка, на которой он хочет жениться.

Как я это пережил - одному Богу известно. Но я принял это стоически, улыбался, поздравлял. Даже сам поверил, что рад за него.

Тогда началась первая стадия моей смерти. Я совершенно не знал, куда себя деть, куда спрятаться от этой боли. Не мой.
Не мой. И никогда не будет моим.
Одно дело - постоянно меняющиеся девки, и совсем другое - жена.

Я думал тогда, что должен использовать свой последний шанс. Пока ещё есть хоть какая-то надежда. Успеть, пока он не женился. Признаться. Удержать его.
До того дня, когда он сказал о своей помолвке я никогда не плакал. Тогда я вышел из здания студии, завернул за угол и разревелся как пятнадцатилетняя девчёнка.

Конечно, я не признался. Испугался. Решил, что лучше приятельские отношения, почти дружба, чем ничего.

Господи, какой же я кретин... Я бы мог дать ему возможность соврать, соврать так, что я бы не узнал правды. Потому что любовь слепа.


Вчера я понял, что сдохнуть - единственный способ избавиться от боли. Такой ревущей, огромной, совершенно немой, бессильной боли.
Я способен простить почти всё. Всё. Кроме предательства.

Вчера Така поймал меня в коридоре студии и... Его слова я никогда не смогу забыть. И никогда не смогу простить.

Нет и не было никакой девушки. Тем более - помолвки. Он всё наврал.

Он всё наврал.

И зачем? Чтобы заставить меня ревновать!

Чёртов придурок, если бы он только знал! Если бы ревность была пищей, моей хватило на все страны третьего мира!

Но во мне что-то переломилось. В один миг из любимого человека, из смысла почти десяти лет моей жизни он превратился в банальное пустое место. В досаждающую занозу. В мелкий раздражающий фактор.
Меня не стало. Боль стала такой огромной, что отказались работать все, совершенно все органы чувств.

Он плакал. Я всегда мечтал увидеть его слёзы. Как знак доверия, я сам никогда не сделал ему больно.
В той, прошлой жизни.
Он плакал навзрыд, захлёбывался слезами, оправдывался, умолял о чём-то.
А я не чувствовал ни-че-го.
Я даже почти его не слышал.

Потом я сидел в кресле, его слёзы падали на мои щёки, он целовал мою кожу, едва касаясь. Наверное, это было хорошо. Приятно. Я и мечтать о таком не смел.
В той, прошлой жизни.

Теперь же мне было противно. Я не выношу прикосновений чужих людей.
И я оттолкнул его в тот момент, когда отвращение перешло границы. И я вышел из комнаты.

Я понимал, что иду умирать.
Как кошка, в дали от глаз любящих людей.
Шёл подыхать, как чёртова кошка.

Боль не могла сформироваться ни в одно обвинение. Не было во мне ни обвинений, ни претензий. Ничерта.

Через несколько дней эти самые обвинения, всё-таки, сформировались.
Я прекрасно всё сознавал. Такая кристальная ясность в сознании.
Во-первых, я ему поверил. Я понял, что он не врёт ни сколечки: любит. Любит до одури. Всю нашу жизнь. Так глупо. Немного смешно.
Пустое всё это.
Во-вторых, я понимал, что убиваю не только себя, но и его. Но во мне не осталось ни трепета, ни уважения, ни привязанности к тому, чем я жил все эти годы.

Я написал в блоге. Трусость? Да. Низко? Возможно.
Плевал я.
Написал, чтобы дать ему понять, за что именно он наказан. Чем именно мы с ним убиваем нас обоих.

За предательство. За враньё. За чёртово враньё.
Я не собираюсь мучиться один сознанием того, что мы могли бы быть вместе с самого начала. Пусть знает тоже.
Как он это переживёт - мне плевать.

Чёртово враньё.

Потом он позвонил. К тому моменту мне было плевать на столько, что я спокойно взял трубку.
Да, Така. Да, любил. Нет, не прощу. Сам виноват. Нет, никогда. Ты всё убил.

Сказал.
Жизнь тут же потеряла всякий смысл. Для чего?
Музыка была во имя его. Старания были во имя его. Дышал, ходил, смеялся, был смелым, стал сильным - во имя его.
Теперь всё кончено. Всё прошло.

Прошла примерно неделя с того телефонного разговора. В те дни, когда я появляюсь на студии - пустое место по имени Така становится действительно пустым - он не приходит. В те дни, когда я не нахожу в себе сил даже встать с постели - приходит он. Парни то смеются нервно, то лезут с расспросами. Но мне нечего им сказать.

Самое страшное время - ночь. Становится тихо, мысли лезут в голову, как споры смертельного вируса, от которого кровь идёт носом. Постоянно идёт носом кровь.
Нет. Всё кончено. Только тело пока этого не понимает. Ничего, это не на долго.
Скоро всё кончится. И станет хорошо. Тихо. Спокойно. Никак. Даже если ад существует - мне туда прямая дорога. И я пойду туда с удовольствием. С блаженным трепетом. Там лучше. Я знаю. Я видел настоящий ад. Да что там - я живу в нём.

Ещё неделя, вроде бы ещё и ещё. Концерты проходят на "ура". Така в своей стихии. Всё, как обычно, преувеличенно, всё плохо. И чёрт с ним.
Смотрю на него, словно только что узнал. Не знаю ни его привычек, ни характера. Ничерта не знаю.

Ха.

Если бы всё так было на самом деле. Память, чертовка, постоянно подкидывает сцены из прошлого: как сердце замирало сладко, когда Така, пьяный, висел на мне, умолял дотащить его до такси, а в итоге засыпал на моём диване. Как он улыбался, как красовался в новой рубашке, взахлёб рассказывал о проделках Корон. Я ненавижу собак, но Корон я полюбил почти как своего сына. Если бы знал, каково это - любить сына.

Ещё неделя. Сумятица. Всерьёз стал думать, как именно это всё прекратить. На что мне точно хватит смелости.
От чего-то прекрасно понимал, что мысли Таки заняты ровно тем же. Идиотизм.

Я не знаю, что случилось в моей одуревшей башке, но когда я решил - газ, это точно будет газ, я так развеселился, что смеялся от облегчения наверное, час.
А потом, чёрт меня дёрнул позвонить Таке.
Трубку он взял сразу же. Словно ждал.

- Привет. - Мне никак не удаётся успокоиться, перестать смеяться.

- Рэйта? - Теперь между нами только официальные и только полные имена.

- Привет-привет! Чего делаешь?

- Н-ничего.. - Его растерянность рассмешила меня ещё больше.

- Слушай, я так хочу подохнуть - прямо сил никаких нет! Нет, правда, Ру. С ума сойду скоро.

- Я тоже места себе не нахожу.

- О! Значит я угадал! Как хорошо... Слушай, я долго вот думал - а как лучше помереть? Всё думал, думал.. И решил. Я вот газом траванусь. А ты?

- Рэй... Рэйта, не надо, пожалуйста! Прошу тебя... Умоляю, не надо! - Он там плачет. Снова плачет, девка чёртова. - Рэй... Аки...

- Думаешь, не газ? А ты-то собираешься на тот свет? Или, думаешь, переживёшь? - Истерика. Форменная истерика.

- Аки... Я умоляю тебя, не вздумай! Я?! Я не переживу. Если ты... если ты это сделаешь, я точно пойду за тобой, понял?

- Я это и хотел предложить. Двойное самоубийство - как смотришь? Какая романтика.. И песня уже есть.

- Успокойся. Прошу тебя. - Прямо вижу, как он там в трубку вцепился. - Не умирай...

- А я уже умер. Всё, Ру. Ты же понимаешь. - Смех куда-то делся. - Я не могу так больше. Я не могу терпеть. Больно. Правда больно. Просто ужасно.

Я и не понял, когда начал плакать. Снова плакать. Мне вдруг стало необходимо пожаловаться. Просто рассказать всё. Динамик телефона громко всхлипнул Такиным голосом. Стало страшно.

- Мне тоже больно. Очень больно.

- Така... - Я лёг на пол и уставился в потолок. - Для чего ты врал?

- Я... Я хотел, чтобы ты ревновал. Чтобы ты испугался меня потерять... - Голос у него такой бесцветный, шелушащися. Неприятный.

- Если бы ты знал, КАК я ревновал... Я чуть с ума не сошёл от страха тебя потерять.

Я захотел всё ему сказать. С пометкой "задержка на вечность".

- Почему ты не сказал? Почему ты не...

- Почему ТЫ не сказал?.. У тебя были постоянные девки..

- У тебя были постоянные девки.

- Я всегда любил только тебя. Только тебя. Понимаешь? Я дышал тобой. Я даже не хотел взаимности. Я просто любил. И ревновал. Страшно.

Така замолчал. На долго. Я знаю, он пытается выдавить из себя хоть слово. Не получается. Знаю, вижу, как лопается его сердце и раскалённая кровь заливает его тело. Почему знаю? Потому что у самого тоже самое.

- Я... Тоже... Только... Тебя... Аки, не умирай, пожалуйста... Не умирай без меня!!!

Наверное, через минуту я понял, что слушаю короткие гудки.

Сил не осталось. Даже на то, чтобы убрать телефон от уха. Боль стала другой: ледяной, чистой, как водопад или что-то такое. Стало ужасно холодно. Время замерло вокруг меня и стало сужаться.

Потом раздался звонок в дверь. Потом стук. Сил нет. Ни открыть, ни видеть кого-то, ни реагировать на этот стук.
Надо доползти до кухни. Включить газ, голову в духовку и можно, наконец, уснуть спокойно.
Как это ни странно - дополз. Ужасно раздражает этот стук в дверь. Словно они хотят её выломать. И пусть себе.

Но Така просил не умирать без него. Просил! Господи, хоть секунду побыть с ним. Может там, за гранью, всё сотрётся и мы сможем...

Чёрт! Бесит этот грохот!

Сам не знаю, как, встаю, дохожу до прихожей. Я включил газ? Не помню. Открываю дверь. Долго, с трудом. Пальцы не слушаются. Включил или нет?

Меня сшибает на пол, я ничего не понимаю. Кто-то проносится в глубину квартиры, но быстро возвращается.

Така падает передо мной на колени. Заплаканный, бледный, едва живой.

Интересно, всё уже произошло?

- Если мы умрём, то только вместе, ясно? - Как всегда, делает обиженное лицо, дует губы, сердится. Мне становится весело.

- Ясно.

- Аки...

- Рэйта.

- Нет, Аки. Аки! - Он просто ложится на меня сверху, обнимает, прячет голову у меня на плече.

Это так хорошо, оказывается... Тяжесть его тела, его запах, его дурацкие длинные волосы... Это так приятно... Господи, чего я лишал себя почти пол-жизни? Сколько раз я мог вот так обнимать его? Только без слёз, без боли и без пущенного газа.

- Аки, прости меня... Умоляю, прости меня! Не будь кретином! Ты тоже виноват! Зачем умирать, если можно просто любить?

Это такое чудо - чувствовать, как он дрожит, как прижимается всем телом, как дышит сипло. Сколько раз я мог вот так слушать это, чувствовать? Только без слёз. И без одежды.

- Ты плачешь? - Меня это, почему-то, повергло в шок.

- М. - Он кивает и прижимается сильнее. - Аки... Я так мечтал, что смогу называть тебя по имени, вот так обнимать... Прошу тебя, не лишай нас... этого...

- Ты наврал. Ты обманул. Я же тебе верил.

- Ты тоже врал.

- В ответ тебе.

- Мы как в детском саду.

Потом он отрывается, снова делается холодно. Он упирается руками в пол и смотрит в меня. В самые-самые закоулки меня. Взгляд забитый, затравленный. Но живой. И он вдруг... Целует. Нагло, нежно. И только потом закрывает глаза. Я не закрываю. Я не могу.

- Така... - Мы оба вздрагиваем от этого слова. - Така, я уже включил газ.

- Я выключил, идиот. Я выключил. Потому что я не знаю, что там, за гранью. И я тебя не отпущу.

И я его обнимаю. Прижимаю к себе.
И теперь можно плакать. Теперь нужно плакать, обвинять, сердиться, толкать в грудь и снова плакать и обвинять.

Чтобы завтра этого уже не осталось.

Потому что завтра всё будет по-другому. Всё умерло, всё кончилось и теперь начнётся по новой.
Без слёз. Без этой ужасной боли. Без желания сдохнуть. Без пустоты.
И без одежды.


OWARI

@темы: J-Rock, Romance, The Gazette, drama, POV, PG-13, Reituki

---

"из пистолета грусть целилась прямо в голову"

[Saelma Graffity]

аффтар: AkiTaka
мыло: [email protected]
фэндом: The GazettE
бэта: Seamus Finnigan --------------------------------------------------
название: "из пистолета грусть целилась прямо в голову"
рейтинг: PG-13
пейринг: Reituki, Uroi
жанр: Romance, Drama
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои пренадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: название спёрто у Земфиры, "Цветаева". графоманство - фарева. двухтомник. слёзы, сопли, кавай и драма.
всё, как всегда. нет. всё НЕ как всегда.
Каи. я начинаю тебя косплеить и сие - дурной знак.
надеюсь, что ни кто и никогда не переживёт подобного. спасибо.
посвящение: нет.

да простит меня Великая Страна Япония, Японский Император и PSC. *дважды хлопнул в ладошки*

м-да...

parto uno

О, боже... Кретин. У меня точно нет шансов. На него? Господи, смешно даже. Даже смешно.
Не смешно, конечно. Идиотизм.

- Йо.

Я вздрогнул, он сделал важное лицо и показал мне "виктори". Как всегда, придуривается. Никогда не бывает серьёзным.

- Йо. - Я выдавил из себя кислую улыбку и вернулся к созерцанию сигареты.

- Что-то ты мрачный какой-то. - Он наклонился и осмотрел моё лицо. - И зелёный.*

- Имя обязывает. Всё нормально.

- У тебя зуб болит? - Он просто потрясающий. С такой трогательной заботой говорит то, что все принимают за шутки. И он смеётся в ответ всегда. Это его позиция, наверное. Что-то типа того, что дуракам всё прощается. Но я-то понимаю, что он не насмешить хочет. Правда беспокоится.

- Болит. - Киваю. - Немного.

- К врачу, конечно, не пойдёшь. - Он кивнул своим словам, скрестил руки на груди и уставился в потолок. - Ты ужасен просто. И как о тебе заботиться, если ты не позволяешь? А потом ноешь, что ни кому дела нет.

- Я не... Я не ною. И я позволяю. - Мне вдруг стало ужасно стыдно. Перед такой бездумной искренностью. Так стыдно, что чуть слёзы на глаза не навернулись. И ещё стало себя жалко, захотелось стать маленьким. И зуб заболел в придачу. - Прости меня, пожалуйста.

Я решил рискнуть: оторвался от своей стенки и обнял его. Легонько, ненавязчиво. И, как смог, нежно. Он даже ухом не повёл. Только хмыкнул довольно и вдруг скрестил руки у меня на талии.

- Дурак ты. Такой большой-взрослый, лет до жопы, а такой ребёнок. Чего ты раскис?

- Зуб заболел. - Я ткнулся носом ему в шею. Только бы он меня не отпустил. Только бы не решил, что такие объятья - это слишком. - Устал. Я хреновый друг, да?

Он помолчал. Видимо, серьёзно задумался. Но рук не убрал. Потом улыбнулся, я это почувствовал и легонько кивнул.

- Хуже не придумаешь. Просто отвратительный. Капризный, самоуверенный, да ещё и выделываться любишь. Особенно, когда пьяный. Врагу такого друга не пожелаешь. - Совершенно серьёзным, даже строгим голосом. У меня в груди всё болезненно сжалось.

- Правда?...

- Правда. Я тебя не утешаю и не придуриваюсь. Действительно паршивый из тебя друг. - Он, к моему почти ужасу, медленно расцепил руки и мне пришлось отстраниться. Глаза у него сейчас строгие, тёмные, внимательные. - И я знаю, что ты не поменяешься. Ни за что. Ты же гордый.

- П... Прости... Я правда хотел бы... Но...

- Ну нет! - Он со всей дури вдруг треснул меня по плечу и улыбнулся своей фирменной лыбой в пол-лица. - Вот это на тебя совсем не похоже. Знаешь, друзей же не выбирают. По этому, лично я, уже смирился. И никуда от тебя не денусь. - Помолчал немного и потрепал меня по волосам. - Ясно тебе?

Я смог только кивнуть. Всё-таки он потрясающий. Совершенно неземной. Я даже слов не могу найти, чтобы его описать.

- Спасибо. Я постараюсь. Правда. Ничего не обещаю, но я постараюсь.

- Тогда, для начала, может... Я отведу тебя к врачу?

- Ну нет! Это перебор!

Мы засмеялись одновременно. Всех нас, время от времени, штормит, относит к разным берегам, но всё всегда возвращается на круги своя. Я - это я: подчёркнуто-самостоятельный, придирчивый, вредный и много курю. А он - это он. Глупый, искренний, добрый и не способный всерьёз обижаться. Настоящий.

- А я сегодня знаешь, что видел? - Кою без зазрения совести залез ко мне в карман, достал пачку сигарет и прикурил.

- М? - Я прикурил тоже. Каи нас побьёт за получасовой перекур, но у меня так редко получается побыть с ним наедине. Плевать на всё.

- Я видел, как Ру плакал. А Рэй стоял перед ним с каменной рожей и явно не понимал, куда себя деть. - Кою грустно вздохнул.

- Ру девушка бросила. А они уже чуть ли не обручились. Он мне вчера рассказывал.

- Да? Ужас какой, она что, глупая совсем? Бросить Руки...

- Глупая, наверное. - Я невольно улыбнулся. У Кою совершенно детсадовская логика.

- Я его вылечу, ничего. Я знаю лучшее лекарство от разбитого сердца. - Он изобразил что-то вроде Сейлор Мун и, кажется, засиял.

- Дай-ка угадаю.

- Шоппинг! - Это получилось хором. Это пристрастие Кою известно всем. И то, что Руки его полностью разделяет.

Я подумал, что это странно. Довести до слёз такого человека, как Ру... Да не просто "до слёз", а до того, чтобы он исповедался не кому-нибудь, а Рэю... Мне-то он просто рассказал. Грустный, конечно, подавленный. Но плакать он не собирался.

Ночь я спал плохо. Периодически начинал болеть зуб, голова чесалась от мыслей. Было ужасно душно, постоянно хотелось пить. Жуткая ночь. Почти обыкновенная.
Конечно, я думал о Кою. Думал о том, что большего лоха, чем я - сыскать невозможно. Не носит таких земля. Если называть вещи своими именами - влюбиться в простого, как гэта дурачка... Да ещё и парня, ещё и друга. Коллегу по работе. Это ж нарочно не придумаешь.
Но не любить его я не мог. Не могу, как ни стараюсь. Он такой трогательный... Его хочется защищать. Его нужно защищать. Например, от идиотских шуток Рэя. Рэй отличный парень, добрый на самом деле. Просто не понимает, что его шутки могут задеть. Такого ребёнка, как Уру. От ворчания Каи. Каи, конечно, всегда по-доброму ворчит, но Кою это ранит. Он же так старается всегда.
Хочется согревать его. На нём всегда какие-то идиотские свитера. Он, конечно, жуткий модник, но когда мёрзнет - одевается просто смешно. А мёрзнет он почти всегда. Хочется обнимать его, закрывать ему уши от ветра на улице. Ладонями. Хочется смотреть с ним фильмы, научить его смотреть хорошее кино. Играть по вечерам в его дурацкие гонки.
Быть с ним. Просто быть с ним. Смотреть на него спящего. Делать все эти глупости, которые делают парочки.
Измениться. Ради него. Стать для него самым лучшим. Единственным...

В общем, к утру я себя так накрутил, что решил на всё плюнуть и позвонить.

- Да... - На тридцатом, наверное, гудке. Я уже успел себя извести за эти полторы минуты.

- Ты спишь?

- Уже нет. - Мрачный. Он всегда такой, если его разбудить. - С Ру-ру до ночи по магазинам гуляли. Но он теперь живой. - Пауза. - Юу, что стряслось?...

Так странно. Мы никогда почти не называем друг друга настоящими именами. Привыкли, уже так вжились в свои роли. И, по этому, такие вот моменты выбивают из колеи. Просто Кою ещё спит и не соображает. Просто... Просто в своей голове он называет меня по имени. Это так...

- Аой? - Бодрости в голосе стало побольше. - Ты чего?

- Ничего. Слушай, Уру. Я умираю. Я ужасно хочу кофе и не собираюсь его пить ни в чьём обществе, кроме твоего.

Главное, чтобы он не заметил. Не понял, как я волнуюсь. Чёрт, смешок слишком нервный.

- Это ультиматум? - Я слышу, как он потягивается там, в своей постели. Лоб обдало жаром.

- Да. Строжайший.

- Ты как всегда. - Смачный зевок, от которого мне захотелось самому вздремнуть. - Хорошо. Но мне надо сходить в душ, уложить волосы и доехать.

- Я приеду в ресторанчик, который в квартале от твоего дома. Помнишь? На завтрак время не трать.

Я наврал. Ни в какой ресторан я не поехал. Оделся со скоростью света, влетел на байк и дал по газам. По пути притормозил у одного магазинчика... В общем, у его подъезда я оказался минут через двадцать. Это чудо дай Бог из душа вышло.
Ожидание изматывает. Как ни запрещаю себе думать, ничерта не выходит. Что я скажу? Что я буду делать, если он испугается? К чёрту, конечно, не пошлёт - не додумается. Но... Он же не клинический идиот... я надеюсь.
Тушу седьмую сигарету и вижу, как он выходит из дома. Мотает головой и в солнечный воздух взметается тёмное золото его волос. Я отвлёкся, залюбовался. Упустил момент.

- Привет. А чего это ты тут?...

- Привет. Решил тебя подвезти.

- Это так мило! - Кою улыбнулся так, что почти зажмурился. Боже, какой он красивый...

- Это тебе. - Беру с сиденья огромный букет белых роз. Сто штук. Букет тяжёлый, тугие бутоны скрипят. Протягиваю Кою, держа его обеими руками.

- Мне? - Он даже себе на нос указал. Глаза широчущие, улыбка неуверенная. - Чего это?

- Розы. Тебе. - Глупо. Но я должен быть в себе уверен. Должен показать ему, что...

- Почему? - Он улыбается так, словно ждёт развязки шутки. Берёт цветы и комично подгибает ноги под их тяжестью. - Красота такая.

- Потому что. Залезай. - Сам перекидываю ногу через байк. Потом беру у него цветы, протягиваю ему шлем. Кою старательно застёгивает ремень и просит цветы назад.

- Ты сегодня принц? - Он пристраивает букет на коленях. - Только не гони, а то я уроню. Или цветы или себя. - Смеётся. Похоже на медные колокольчики.

- Я всегда принц.

Доезжаем до бара минут за пять. Пешком бы вышло быстрее. Но я свой байк никогда не оставляю вне досягаемости. Кою выбирает столик у окна, уютный, залитый солнцем. Бережно кладёт цветы на стол. Смотрит на меня вопросительно.

- Тебе к лицу эти цветы.

Сажусь напротив. Долго смотрю как он, смущённо улыбаясь, изучает меню. Хотя знает его наизусть. Официант приносит вазу для цветов и графин с ледяной водой для нас. Вдруг Кою поднимает на меня очень серьёзный взгляд.

- Аой... Нет. Юу, почему ты подарил мне цветы? Ты же их мне именно подарил, это не прикол?

- Нет, Кою. Не прикол. Потому что... - И куда делись все заготовленные слова? Чувствую себя кретином под его выжидающим взглядом. - Потому что... я люблю тебя?..

- Хм. Вопросительная интонация хороша. - Он потеребил сочный лист одной розы и снова посмотрел на меня. - Я не знаю.

- Прости. По-дурацки вышло. Я хотел сказать, что... - Набираю в грудь воздуха и смотрю прямо ему в глаза. Потом, после секундной паузы, касаюсь его ладони, лежащей на столе. - Хотел сказать, что люблю тебя. Очень люблю. Я... Я не понимаю, как до сих пор живу без тебя.

- Потому что ты не без меня. Я же рядом. - И снова эта улыбка любимого всеми идиота.

- Рядом. Но ты же понимаешь, о чём я говорю?

- О том, что любишь меня. И мне очень приятно. Это ты решил так хорошим другом стать?

О, Боже... Чего я и ожидал. Кою включает "тупочку". Он правда не понимает. Хотя... я знал, с кем имею дело. Так что надо набраться терпения.

- Зайка. - Я полностью накрыл его ладонь своей. - Я не дарил цветов Каи или Ру. И не собираюсь этого делать...

- А Рэю? - Совершенно серьёзно.

- Господи, Кою! Нет, я не собираюсь дарить цветы Рэю тоже! Ты понимаешь, что это значит?

- Это значит, что... - Он задумался. - Что... Что они не любят цветы?

Это невыносимо. У меня всегда было плохо с терпением. Перегибаюсь через стол и... Господи, какие у него мягкие губы! Как у юной школьницы. Он замирает, но не отстраняется. Через несколько секунд я возвращаюсь на своё место и смотрю на него. Он чуть вжимает голову в плечи.

- Ну?

- Я... Я хочу тортик. - Пищит виновато. И улыбается так, словно только что нашкодил.

- Тортик. Ясно. Понятно. Тортик. Хорошо. Это всё?

- И кофе... Тебе. Тебе надо успокоиться. Юу, не ругайся так... Чего ты так задышал?

- Кофе. Понятно. Я спокоен. - Зову официанта, делаю заказ. - Знаешь что? Ты бы мне хоть по роже заехал. Или кричать бы начал. Или... Я тебя не понимаю...

- А я вообще ничего не понимаю.

- Я люблю тебя. - Сжимаю виски руками и выдыхаю медленно. - Я люблю тебя больше, чем друга. Понимаешь? Я с друзьями не целуюсь.

- Я тоже. - Совсем тихо. Кажется, я его напугал. Вот тебе и "принц".

- А ты меня и не целовал. - Забавно, но эти слова получились такими обиженными, что самому стло смешно. - Прости, я не хотел тебя напугать. Хотел всё сделать красиво, побыть настоящим принцем...

- На чёрном железном коне. - Хихикает Кою. Ему приносят торт, он отламывает вилкой почти половину.

- Что-то типа того... - Смотрю в окно. Идиотская ситуация. Я с самого начала же знал, что всё это в пустую. но попробовать я был должен.

Неожиданно вздрагиваю от прикосновения чего-то холодного и влажного к щеке.

- Съешь тортик. Вкусный тортик. Съешь сейчас же. - Кою с трудом сдерживает улыбку, тыча вилкой с куском торта мне в щёку.

- Кою, детка... Я не хочу тортик. Я хочу понять, как ты относишься к тому, что я тебе сказал.

- Тортик.

- Нет.

- Тортик, говорю.

- Не хочу. - Я уже весь перемазан шоколадом. Люди кругом оборачиваются. Жуть какая.

- Съешь тортик! - Так строго и требовательно, словно я его сын-двоечник. - Я и так половину по тебе размазал!

- Ешь сам. - Стираю сладкое салфеткой. Не помогает. Надо выйти в уборную, умыться. Встаю.

- Нет уж. Не пойдёшь никуда. - Под его взглядом сажусь на место. А Кою начинает пищать тоненько. - Юу, ну съешь меня! Я вкусный, я не хочу, чтобы этот злодей меня размазал! Съешь меня, ну пожалуйста...

У меня начинает болеть голова. Нет, всё-таки Кою - это что-то невообразимое. Делаю раздражённое лицо и откусываю кусок от остатков торта. Кою делается счастливым до ужаса. Торт слишком сладкий - пережевать его - адский труд.

- Сладкое это гормон счастья.

- Такашима Кою - гормон счастья. Если доживёшь.

- Ты сердишься?

- Сержусь.

- И любишь?

- И люблю.

- Хорошо.

Поворачиваюсь к этому чуду. "Хорошо"? Он сидит, гад, преспокойненько пьёт кофе из моей чашки и ему "хорошо"! Охренеть... Лучше бы я застрелился.

- Раз ты принц - то должен выполнять мои капризы и есть тортики. Иначе мы не уживёмся.

- Я стану как Руки.

- Нет, ты высокий.

Потом я понимаю, что он сказал.

- В смысле - "уживёмся"?

- Чего? А... В смысле, что я согласен.

Сижу, глазами хлопаю. Как у него всё легко, а? Сердце резко бьёт по ушам.

- Ой. Или ты не хотел?..

- Хотел... - Теперь и голова начинает кружиться. - Очень хотел... Ты не мог сразу сказать?...

- А ты не мог тортик съесть?

- Я съел же...

- А я согласился. - Улыбается. У него губы в шоколаде.

- Знаешь... - Встаю и сажусь с ним рядом. - Я хочу ещё.

Не даю ему протянуть мне ещё один кусок. Он отвечает очень робко. Но скорее не от страха. Это чудо играет в принцессу. Получает.

- Ты измазался. - Тихо и в губы. Я пока ещё ничерта не понимаю.

- Ты тоже. - Он отстраняется, роется в сумке и достаёт влажные салфетки. Долго и тщательно вытирает мне щёку. Потом улыбается. Потом просит ещё торт. И что-то ещё. Я не слышу.

Наши руки под столом крепко сцеплены.


* Уру говорит, что Аой "зелёный", на что тот отвечает, что это нормально. Игра слов типа^^. Aoi (jp) означает и синий и зелёный цвета. (авт)


parto duo

Я не помнил себя от страха.
Я не мог понять, для чего затеял это больше трёх месяцев назад. На что я расчитывал? Но сделанного не воротишь. Но для чего я сказал ему правду?

Я стою, смотрю в его каменное лицо. Слёзы катятся по щекам, а он похож на одну из сотни одинаковых фотографий - отпечаток живого человека. Стоит, прислонившись плечом к стене. Ему меня не жаль. Ему плевать, кажется.

- Аки...

- Используй "Рэйта".

Это первые его слова за последние пол часа. Как розгой по щеке.

- Прости.

Он не меняется в лице. Фотография ужасного качества, дрянной фотограф. Он же не такой.. Я знаю его так давно... Он не жестокий!
Жестокий.
Я сжимаюсь в виноватый комок. Что я могу? Уйти? Нет. Нет, нет и нет. Я не могу. Кажется, что я его больше никогда не увижу. "GazettO" выпадает из мыслей. "GazettO" не повод видеть его.

Всё кончено.

Господи, ну зачем? Зачем я сказал? Чёрт побери мою смелость! Эту чёртову надежду! Я же знал...
Он откровенно скучает, изучает свои ногти. Потом кидает на меня короткий равнодушный взгляд. Словно говорящий "Ты закончил? Всё сказал?".
Я всё сказал. Много больше, чем всё.

Я влюбился, как школьник, с первого взгляда. Переживал сильно, принимал себя долго. Потом смирился. Но молчал. Два с лишним года. Никогда я не любил кого-то так дого. Тем более - не взаимно. Но я знал, что Аки не согласится. Знал. И хотел его влюбить. Идиот. Придумал историю о том, что у меня есть девушка, что мы обручены. Вчера сказал, что она меня бросила.
Потому что не мог этого видеть: его в клубе, пьяного и счастливого, с какой-то моделькой. Я больше не мог верить в свою сказку о любимлм человеке, ждущем меня дома. Я верил в эту сказку. Готовил на двоих. Всегда. Но я не мог врать дальше. Он мне сочувствовал. Говорил тёплые слова. Утешал. Был рядом. Был таким Хорошим Другом.
Зачем?! Какого чёрта я сознался во вранье? Ещё и причины выложил.

- ... я надеялся, что ты будешь ревновать...

Вот тогда он и стал этой ужасной пародией на фотографию. Ледяную - не прикоснуться.

Почему он не уходит сам? Чего ждёт? Что он может сделать ещё, после "долбаный извращенец. противно. мне - противно."?

Минуты тащатся медленней улитки, сердце даёт удар через каждые три секунды. Больно. Слёзы душат, царапают горло, не дают дышать.

- Могу трахнуть, если хочешь.

Так же равнодушно. Это больше, чем пощёчина или удар потдых. Это больше, чем плевок в лицо.

- Это не ты. Ты так не думаешь...

Какой же я жалкий.

- Да? - Чуть вздёрнутая бровь выдаёт в нём живое существо. - Уверен?

Он медленно, лениво, отрывается от стены, подходит и сжимает моё плечо. Не смотрит. Сквозь ледяную стену равнодушия просматривается презрение и брезгливость. Он идёт вперёд, не отпуская меня. Затаскивает в комнату отдыха. У меня так болит сердце, совершенно физически. Аки... Нет, Рэй. Рэй падает в кресло, находит пульт и приглушает свет. Раздвигает ноги и смотрит мимо меня.

- Хочешь? Тебе же это приятно.

Вздрагиваю и зажмуриваюсь.

- За что ты так?

- Не за что. Просто так.

Я не верю, что он может быть таким. Я не понимаю, за что.
Я медленно подхожу. Смотреть на него страшно. Я теперь всю жизнь буду бояться его фотографий.

- Можно... Можно я тебя поцелую?..

Така, ты рехнулся?! Какое "поцелую"?! Тебе предложили отсосать. Хочешь - вперёд. Хоть что-то получишь с барского плеча. Рэй снова приподнимает бровь.

- Мне плевать.

И вот столько усталости в голосе я никогда не слышал. Столько обречённости. Выстраданной и теперь совершенно не важной. Почему?... От этих двух слов стало больнее, чем от всего до.
Медленно забираюсь в кресло, почти не касаясь его. Упираюсь руками в спинку за его головой.

- За что ты делаешь мне так больно?

Он вздрагивает, когда одна чёртова слеза падает ему на щёку. Морщится неприязненно.

- Ты мог бы просто сказать "нет". Я бы всё понял. Я и не ждал другого.

Понимаю, что всхлипы уже не остановить. Становится стыдно за эту сырость на его щеке. Плевать. Уже всё потеряно. Всё уже кончено.
Осторожно касаюсь губами этой капельки. Я хочу дать ему нежность. Показать всё, что чувствую. Он не реагирует. Фотографии не реагируют.
Руки сами собой тянутся к узлу его повязки на затылке. Он не сопротивляется, я медленно развязываю, снимаю. Я всю жизнь мечтал это сделать. И через весь этот кошмар я вдруг понимаю, сколько эротизма в этом простом действии. Как это красиво, должно быть.
Если бы не было так грязно. Так больно и так испачкано его жестокостью.
Я невесомо целую его щёки. Ну подумай, подумай, что это делает девушка. Умоляю.
Такое чувство, что он впадает в литоргический сон. Он не закрывает глаз, он смотрит в пустоту своих мыслей. Он меня даже не ненавидит.
Натыкаюсь губами на уголок его рта и вздрагиваю. Чувствую, как кривится его рот. Он и не думает сдерживаться.
Если топтать - то в пыль, я понял.
Топчи, Сузуки Акира. Возможно, я буду тебе благодарен потом.
Убей.

Потом я оказался дома. Я помню, как он вдруг оттолкнул меня, процедил что-то сквозь сжатые зубы. Я не расслышал. Я очнулся дома. Разбил стекло кулаком. Не от злости. От бессилия. Где-то читал, что физическая боль заглушает душевную.
Сижу на полу и комкаю в руке осколки. Дурак.
Я стал самой гулкой из существующих пустот. Пустота не болит.
Я полюбил самое жестокое из существ. Его жестокость почти такая же большая, как моя любовь. И совсем чуточку меньше моей боли.

Всё кончилось. Всё прошло. Прошёл я. И слёзы. Всё. Это конец.
Меня даже не выкидывали за ненадобностью. Раздавил, как насекомое, одним ударом грязного ботинка.


Потом я прочитал на форуме его первый за долгое время пост.

"я ненавижу ложь. ненавижу. я любил. человек врал. врал безбожно, пусто и бесполезно. и теперь его не существует для меня. на всегда.
пусто.
больно.
ненавижу лжецов."

Любил.
Акира.
Любил. Меня.
А теперь всё кончено.
Убито. Кем? Мной.
Мной самим.


Я выхожу из дома и попадаю под машину. Сразу, быстро, насмерть.

Потом просыпаюсь и набираю его номер.

- Это обо мне?

- Нет. Того человека больше нет.

- Ведь и меня больше нет.

- Да.

- Прости. Прости меня.

- Нет. Ты всё убил.

Короткие гудки. Как последние звуки во вселенной.

Потом я плачу.
Глупо и уже ни кому не нужно.


OWARI

@темы: графоманство, Romance, The Gazette, drama, PG-13, Reituki

---

kotodama

[Saelma Graffity]

аффтар: AkiTaka
мыло: [email protected]
фэндом: The GazettE
бэта: ------------------------------------------
название: kotodama
рейтинг: PG
пейринг: Reituki
жанр: AU, Romance
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои пренадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: ПОВ, графоманство. Сама идея спёрта с непомню кого^^ так что если чё - тапками - бить)
* - цитата из Високостного Года тоже.
посвящение: Руки.

да простит меня Великая Страна Япония, Японский Император и PSC. *дважды хлопнул в ладошки*


"а он клянётся, что вернётся.
сойду - так с места не сойду.
врёт. сойдёт."
(с) Високосный Год

chotto itai

"Привет. Я немного скучаю. Потому что..."

Сотый, наверное, листок полетел в угол, нещадно смятый.
Он не знает, что написать. Он не уверен, что нужно. Он не уверен, что сможет. Но рука в который раз тянется к стопке неровных листов, на которые он пролил кофе, и карандаш снова и снова выводит дурацкие канджи в кривую линию.

"Привет. Ты обещал вернуться скоро, но даже не звонишь."

Это всё не правда, потому что ему не в чем обвинять. Он не хочет обвинять. Он не винит.
В нём сидит что-то, оно большое, оно острое, как блюда корейской кухни, оно мешает ему жить. Ему кажется, что бумага может спасти. И он снова и снова старается выдавить из себя хоть одну мало-мальски сносную строчку. Ничего не выходит, потому что он ненавидит "выдавливать".

"Я пролил кофе на эти листы. Что-то должно оставаться неизменным, да?"

Неизменной остаётся его неуклюжесть, тщетные попытки смеяться над самим собой искренне. Но не слова его, уехавшего. Только не его слова. Только не его обещания.
Он лежит на уже две недели разобранной кровати, совершенно больной этой остротой внутри. Он думает, было ли хоть одно обещание искренним. Хоть за одним из них стояла мысль "совру - с места не сойду."? Ему кажется, сейчас кажется, что нет, не стояла.
И ведь какая глупость, право, верить его словам. А не поверить - грех.* И он верил. И верит сейчас.

"Я пролил кофе, когда придумывал слова для этого письма. Так что с тебя поход в кофейню."

Ну что за чёрт? Он злится на себя.
Он находит в себе силы, встаёт и пьёт воду из-под крана. Вода чуть тёплая, не смотря на совсем не тёплый ноябрь.
Он смотрит на своё предплечье и кропотливо перещитывает синие точки. Одиннадцать. Одиннадцать точек тонкой ручкой. Одиннадцать недель. А обещал вернуться через две. Обещал "звонить почаще". Обещал.
Он позвонил в первый раз на исходе второй недели. В шестом часу утра.

- Привет! Хей, ты меня слышишь?!

Он слышит помехи, жуткие помехи и шум в ушах.

- Почти шесть утра.

- Да? Ой, извини, у нас всего девять!

Он ужасно громко кричал с того конца планеты, смеялся, был нетрезв. Не скучал. Не скучал. Эта мысль билась в его голове, как горошина в большой жестяной банке.

- У вас... Ну... Как доехал?...

- Ты злишься. - Он перестал кричать и снова, в какой раз, обидился. Ни на что.

- М.

- Ну и злись, бааака!

Короткие гудки, резко сменившие его лёгкий смех.
Было начало сентября, воздух был всё ещё тёплым а воспоминания - совсем свежими. Болезненными через край.

Второй звонок случился четыре дня назад. В более человеческое время. Он тогда и разлил кофе на белоснежные листы.

- Привет! Как ты? Перестал дуться?

- Твой голос изменился.

- Просто мы давно не говорили.

В этот раз он был трезвым, не шумным и очень усталым.

- Тут туман. It`s fog.

- Твой английский ужасен.

Звонивший, от чего-то, рассмеялся. А ему не хотелось смеяться. Хотелось сказать, что он скучает. Что скучает страшно, что ему страшно тоже. Спросить, когда он вернётся. Ведь истекли все мыслемые сроки.

- Чего молчишь?

- Смотрю в окно на Токио.

- Токио... - Он усмехнулся невесело. - Я скучаю по нему.

- По нему? Только?

Ответа не последовало. Только тихий шелест международной связи. И настенные часы. Там, на другой стороне планеты.

- Я не помню, как ты выглядишь.

Тогда он сам повесил трубку. Не выдержал. Слёзы набухали внутри, он чувствовал себя воздушным шариком, который наполняют солёной водой. Плакать ему не хотелось.

Он сел на подоконник в кухне, достал сигарету из полупустой пачки. Прикурил без удовольствия. Уставился на темнеющий город. Он не говорит пустого. Хоть сейчас надо посмотреть.
То острое, что живёт в нём одиннадцать недель, стало разростаться, как подогретые дрожжи. Неприятно. Он стал думать о том, почему не может найти себе места без этого человека. Без одного единственного, доставучего, необязательного, безответственного, вредного... такого родного, светлого, такого доброго и настоящего человека.
Потому что он скучал. Все одиннадцать точек на левом предплечье, которые старательно обводит каждое утро.
Он вздрогнул, когда подтлевающий фильтр обжёг пальцы. Он почувствовал себя ужасно больным и просто одиноким.
Он ждёт.

В следующий раз звонок случится почти в самом конце зимы. Точек к тому времени станет уже двадцать три. Обводить их войдёт в привычку. Он всё так же будет мучительно выдумывать письмо, засыпать в горстке измятых листов, забывать поливать цветы на лестничной клетке, жевать подсохшие к утру сендвичи из соседнего супермаркета. Он будет засыпать на рабочем месте, вяло ругаться с начальством и маниакально отсчитывать секунды. Восемьдесят шесть тысяч в сутки.
У него сдадут нервы к середине апреля. Он станет думать о...

Он дошёл до ванной и уставился на своё отражение. Он подумал, что зеркало слишком измялось, портя отражение и засмеялся своей глупости. Он решил написать смс. Ему нужно знать.
Ответ пришёл парой дней позже, что-то невнятное, на английском, кторого он никогда не знал. Но он понял. "I don`t know, when, baby. Have fun."
Have fun. Веселись. Неизвестно. Он сам не знает, когда вернётся.
Быть может и не вернётся вовсе? И надо начинать жить, учиться жить самостоятельно. Избавиться от этой недозависимости. Быть собой. Пить то пиво, которое нравится. Проводить выходные не в стрип-барах, а где угодно ещё. Только не в стрип-барах. И что он находит в этих длинных девицах, ненастоящих до мозга костей?!
Сейчас он, наверное, как раз в такоом месте. Он посмотрел на часы, подсчитал время. В Лондоне сейчас около половины первого ночи.
Он мучается вопросом, почемк Лондон? Почему не Осака, например. Почему его отпуск затянулся на два с лишним месяца.
Лондон - это ужасно далеко.

Проходит несколько дней, он понимает, что ещё немного и он сойдёт с ума. Ему нужно развеяться. Выбросить все черновики писем. В них одно и то же: тоска. Жуткая, почти звериная. Да что там. Совершенно обычная тоска, человеческая до крайности. Тоска обычного парня с обычным сердцем.
Это похоже на кислоту, как ему кажется. Только на какую?
Ту, которой выбеливают волосы.

Он принял душ, тщательно расчесал волосы, отгладил джинсы и майку. Одел короткую замшевую куртку с белым мехом на вороте. Долго не мог найти ключи в планомерно разрастающемся бардаке. Нашёл. Вышел на улицу и чуть не захлебнулся лёгким морозом. Влажный ветер уткнулся в его щёку, потрепал волосы.
"It`s fog, baby."
И зачем ему только это дурацкое слово? Не подходит совсем. Как будто он в Нью Йорке каком-нибудь или даже на Майами-бич.
А там туман.
А тут ветер, мороз, приклеивающий подошвы к владному асфальту, если застояться.
Он идёт в бар, специально выбирает тот, до которого пешком минут сорок. Прячет привыкшие к домашнему теплу руки. Он ненавидит свой отпуск.
Он пьёт зелёный чай, сыпет в него три ложки сахара. От тоски. Копирует. Страшная выходит гадость, а он пьёт. Конечно же, он взял с собой листы и карандаш. Ещё конверт с давно написанным адресом. Потом он пьёт кофе, грог и снова кофе, нещадно много курит, молчит и снова курит. Его молчанье становится жирным, маслянистым, тяжёлым.

"Я устал. Понимаешь? Устал. Ты не выполнил ни одного из обещаний."
Смять.
"Я бы хотел просто узнать, когда ты приедешь. Я скучаю."
Не то.
"Я уже себя извёл совсем. Как ты? Когда уже наконец...."
Нет!!

"Возвращайся. Я не знаю, как Токио, не знаю, как люди, живущие в нём, но я тебя жду. Очень-очень..."
Он устало роняет голову на стол и дописывает неглядя.
"Иди к чёрту."

Потом что-то внутри него взрывается, как при старте ракеты, он вскакивает, высыпает горсть измятых купюр на стол и выходит в ночь.

Потому что он любит. Это чувство вдруг стало совершенно огромным в нём, ещё более острым и болезненным. И не стало легче. И не появилось надежды. И осталась только обречённость пить то пиво, которое нравится и прводить время где угодно, но не в стрип-барах.

Потом, снова потом, проходит Рождество, он делается страшно молчалив, закупорен в себе. И эта мысль, стучавшая по черепной коробке в первый телефонный разговор. "Он не скучает. Не скучает."

Зима ползёт к завершению, он стал диким, бледным и совсем больным. Вечный насморк, головные боли, бессонница, сменяющаяся почти литаргическим сном.
Звонок раздался в три часа ночи.

- Ты спишь?

- Нет.

- А я в таком классном месте! Послушай, отсюда видно весь город, как на ладони! Такая красотища! Это что-то!

- Я рад. - Слова выдавливать сложно, они царапают стены спальни.

- Ты заболел там? Are you OK?

- Прекрати. Это пошло и совсем тебе не идёт.

- Така, я...

- Когда ты вернёшься?

Звук собственного имени заставил выдохнуть этот вопрос в трубку, не успев дать испугаться.

- Я не знаю... - Так же тихо. Словно виновато. - Ладно, я пойду. Спи, не болей.

- Не забудь японский.

Выдох в кашель и эти слова адресованы уже коротким гудкам.

Он держится ещё месяц с лишним, пока не рисует тридцатую точку. Горячую точку на карте собственного безумия. Собственного бессилия.
Он достаёт клочёк бумаги из-под кухонного стола, расправляет его. На листе отпечаток подошвы и жирное пятнышко. Он берёт тонкий зелёный маркер и старательно выводит, закусив кончик языка.
"Ты забрал у меня все слова. Я не знаю, что написать, по этому просто спокойной ночи."
Заталкивает обрывок в замызганный уже конверт, с прямой спиной спускается вниз и опускает письмо в ящик на доме напротив. Возвращается в свою однокомнатную квартиру в центре Токио, сползает по стене и плачет.

Пищит автоответчик и голос Акиры пытается продраться сквозь спрессованную пыль воздуха.

- Така! (помехи) Така, слышишь? Куда тебя понесло в ночи? (снова помехи) Слышишь меня? Я возвращаюсь! Я завтра прилечу! Слышишь?... (помехи-его счастье-помехи-лёгкий смех-шуршание-писк автоответчика)

Он не слышит. Он плачет, уронив голову в ладони.

На завтра звонка в дверь он тоже не услышит.


Эпилог.

А потом пойдёт дождь и он попытается встать. Пройдёт почти четверо суток, ноги онемеют, руки станут ватными. У него будет кружиться голова от голода и усталости.

А автоответчик, как заведённый, будет прокручивать одно и то же сообщение.

- Я вернулся. К тебе.

- Я вернулся. К тебе.

- Я вернулся. К тебе.

- Я вернулся. К тебе.

А задверью тот же голос вдруг тихо скажет:

- Така... Така, открой пожалуйста...


Тирдцать точек. Семь месяцев. Бесконечное множество дней, минут и секунд, который по восемьдесят шесть тысячь в сутках.
Тридцать точек и всего один человек.

- Я дома.

- С возвращением. Обними меня.

OWARI

@темы: графоманство, J-Rock, Romance, The Gazette, AU, PG, Reituki

---

виньетка из цифр

[Saelma Graffity]

аффтар: AkiTaka
мыло: [email protected]
фэндом: The GazettE
бэта: Seamus Finnigan (Честная шлюха. И гордится этим. ><
название: виньетка из цифр
рейтинг: PG
пейринг: Reituki
жанр: Romance, POV
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои пренадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: писалось за 5 минут в окне нового поста. тёплое. тёплый Ру. всё хорошо.
посвящение: [J]Kai no Uta[/J]

да простит меня Великая Страна Япония, Японский Император и PSC. *дважды хлопнул в ладошки*

itadakimasu?

я стою у окна и смотрю на улицу. на улице стремительно темнеет, а я улыбаюсь себе под нос и продолжаю смотреть. хотя глаза уже начинают чесаться. в комнате темно, я не включаю свет. только на кухне.
на кухне только что сваренный кофе. ароматный, крепкий. он стоит в морозилке. как будто ему несколько часов.
тихий шелест шин по асфальту, я даже не выглядываю. иду в прихожую, сажусь на пол у дверей.
девяносто семь... девяносто шесть... ... - встать, поставить кофе на стол - ... ... тринадцать... ... ... пять... четыре...
вскакиваю и успеваю долететь до кухни, как всегда, в последний момент. даже состроить скучающую мину.
тебе нужно ровно девяносто семь секунд, чтобы добраться от байка до квартиры.

- привет! что-то ты сегодня поздно.

- поздно.

ты уставший и тихий. смотришь на меня сонно.

- и даже кофе мне не сварил. - ты смеёшься тихо и коротко, падаешь за стол.

- остыл.

ты наливаешь себе полную кружку, ты любишь мой кофе. ты говоришь о работе, тихо и бессмысленно. я слушаю, слушаю. ничего не слышу правда. потом кое что вспоминаю, иду в комнату. возвращаюсь, протягивая тебе конверт.

- вот, плата за этот месяц. ещё раз спасибо, что помогаешь мне с жильём.

ты немного удивляешься, но потом понимаешь, о чём я говорю и кидаешь конверт на стол.

- не за что. один бы я повесился. и кто бы мне кофе варил?

не улыбайся так, пожалуйста.

- ... почти три тысячи дней. это трудно. - я произношу в слух только конец мысли.

- м?

ты вскидываешь голову и смотришь на меня непонимающе.

- мысли в слух. салат остался. вот. поешь, что ли. и бельё высохло.

потом ты уходишь в свою комнату, я считаю четырнадцать раз по сто девяносто два. немного медленней, чем секунды. ты уже спишь. я всё знаю. и осторожно, на цыпочках выхожу в коридор и сажусь под твоей дверью. слушать, как ты дышишь. перебираю минуты, как чётки. восемнадцать выдохов в минуту. я знаю. улыбаться не больно. потому что тихо. если я улыбаюсь широко - ты всегда это слышишь. и бурчишь, чтобы я перестал шуметь. ты, конечно, не знаешь, что я тут.
я откидываю голову на стену, перемещаю спину на мм вправо. пятьдесят первый круг по восемнадцать вдохов. веки тяжелеют. приятно. ты там спишь за стенкой, дверь и парой метров, под пледом синим и в майке белой. спишь. твои волосы растрёпаны. на кресле гора шмоток. рука свесилась на пол. я почему-то так думаю. глаза слипаются совсем, поза из неудобной превращается в единственно-комфортную. так всегда, если ты рядом.

- Така.

вздрагиваю. и замираю. показалось?

- ты же там?

от долгого молчания пересохло в горле и стало жарко. ты знал?

- ну чего ты прячешься? - голос у тебя тихий, мягкий. как подушка. - в шпиона играешь?

- н... нет, не играю. - хочется провалиться сквозь землю.

- удобно на полу?

- удобно. правда.

пауза. мои мысли замолкают тоже, я сновы вслушиваюсь в твоё дыхание.

- почти три тысячи дней. что это значит?

мне кажется, что сейчас ты перевернулся на спину и уставился в потолок.

- кое что. важное.

- и трудное. ты так сказал.

- м. - киваю. - трудное.

- что?

чуть поворачиваю голову, чтобы посмотреть на дверь. за дверью - ты.

- я люблю тебя почти три тысячи дней.

ты молчишь. долго и страшно. или не страшно? сонно.

- это хорошо, что любишь. очень хорошо.

- и мне хорошо.

- больше не отдавай мне деньги в конверте.

- м. буду так отдавать.

скоро утро.

- ты уснул?

- нет. слушаю. - улыбаться так легко. потому что ты рядом.

- тут лучше слышно. полежи со мной. - я встаю с трудом и замираю на пороге твоей спальни. в нерешительности. - пожалуйста.

я ложусь. рядом. не близко, просто рядом. не от страха. просто так хочется.

- и не ставь кофе в холодильник, пока ждёшь меня, хорошо?

ты переворачиваешься и тыкаешься лбом мне в плечо.

и ты неприменно меня полюбишь.

правда же? на девятнадцатом вдохе.

OWARI

@темы: J-Rock, Romance, The Gazette, POV, PG, Reituki

---

Тайфун

[Saelma Graffity]

аффтар: AkiTaka
мыло: [email protected]
фэндом: The GazettE
бэта: _______________
название: Тайфун
рейтинг: PG-13
пейринг: Reituki
жанр: сказка.
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои пренадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: странная сказка, совсем не то, что хотел написать. О_о писалось под инструментал, ОСТ к фильму "фонтан". под него бы и читать. так, зарисовочка скорее.
все пояснения в ПС.
всё, я всё сказал)
посвящение: мне. и тем, кому.

да простит меня Великая Страна Япония, Японский Император и PSC. *дважды хлопнул в ладошки*

itadakimasu?

- Тайфун. - Он вздрогнул и резко повернулся к окну.

- Что тайфун?

- Приближается.

Он чуть напугано прижал ладонь к губам. Я прислушался.

- Я ничего не слышу. - Я честно постарался разобрать хоть что-то, но сейчас меня беспокоят несколько иные вещи.

Он только недовольно дёрнул губой и вдруг весьма больно вдавил ногти мне в грудь.

- Кот!.. Больно.

- Тайфун. Ты понимаешь?!

Он весь напрягся, неприятно сжал мои бёдра ногами и уже совсем по-кошачьи передёрнул выступающими ушами.

- Кот.. Ну мы же не закончили... - Мне захотелось плакать от обиды и... эмм.. незавершённости.

Но Така уже весь превратился в слух и зрение. Уже не ногти, а тупые чёрные коготки. Это больно. Звериные уши и глаза цвета янтаря.
Я всегда любил наблюдать его метаморфозы. Я успел сесть и обнять его за талию, чтобы почувствовать, как по позвонкам тугими волнами прокатывается мощь существа совершенно иного рода. Практически идеального существа. И оно боится только одного.

- Тайфун. Он совсем близко. - Паника, паника животного, загнанного в угол. Тихая, едва различимая.

- Кот. Я с тобой. Мы в доме, у нас закрыты все окна...

- Ты дурак? - Он удостоил меня короткого взгляда и снова повернулся к окну, к темнеющему небу. И вдруг резко качнул бёдрами. ещё и ещё. Это очень странно - заниматься любовью с тем, кто напуган. Напуган почти смертельно. Я попытался отвлечь его, положил руки на его бёдра, но... Но если он чего-то хочет... В общем, хватило меня не на долго. Собственное удовольствие, кажется, его не обеспокоило. - Ты знаешь, что Сванхи* умирают только в сезон тайфунов? Знаешь. И что Сванхи Красной Крови - непременно в Первый Тайфун года.

- Я знаю. Не в этот сезон. Не в этот.

Я прижал его к себе. Теперь его позвоночник больше похож на хребет животного. Мощного, стремительного.И лицо у него чуть вытянулось, нос приплюснулся, Кожа стала словно бархатной. Это красиво. Красиво, когда он не боится. Больше всего я люблю его мягкие уши. Они каштановые с тёмно-жёлтыми пятнышками. Эти уши способны услышать то, чего даже Пхелты** не разберут.
Така весь напрягся, словно перед битвой. Я почувствовал мелкую дрожь. Страх.
Сванхи никогда не сдастся Смерти. Он будет драться до последнего, рожу старухе расцарапает, горло перегрызёт, но не сдастся. На сколько я знаю, ещё ни один Сванхи не ушёл со Смертью на первом свидании.

- Я же сказал, Така. Не в этот сезон. Я тебя не отдам.

- Не называй этого имени. - Голос у Сванхи хриплый, грудной, рокочущий. Не похож ни на что. - Смерти нужно слышать имя. Она слышит лучше меня.

За окнами стало сумеречно. Подул ветер. Пока что совсем слабый, но уже влажный, густой. На восковые листья папоротника упала первая капля. Тяжёлая, ароматная, тёплая. Наш дом стоит в зарослях лесных растений и мхов. На заднем дворе растёт тысячелетняя сосна. Под ней мы разбили сад камней. Сванхи не могут жить в дали от природы. По этому я давно попрощался с уютным душным Токио.
Теперь и я расслышал слабый, едва различимый гул в дали. Така зажал уши руками и зашептал что-то на Сино. Я не понимаю этого языка, он запрещает мне понимать.
Я обнял его сильнее, перевернул на спину и укусил за ухо, оттянул его на себя. Говорить так неудобно, но это лишнее: Сванхи прекрасно понимают без слов. По ритму выдохов.

- Ты Сванхи. В твоих жилах течёт Красная Кровь. Ты забыл? Смерть ещё ни разу не приходила за тобой. Сегодня ты не умрёшь. Я с тобой.

- Тайфун близко.

Я услышал, как тяжёлые восковые листья бьют в стекло, поднятые ветром. За секунду стало совсем темно, ветер загудел вокруг, словно оборачивая нас в кокон. Така напрягся на столько, что кожа вот-вот лопнет. Он вжался в меня со всей силы. Ветер стал ещё громче, мне показалось, что он вот-вот оторвёт наш дом от земли.
Тайфун пришёл.
Я бы подумал, что это красиво, если бы это не было так страшно. Ветер, дождь, оторванные листья и ветки - всё это бьёт в хрупкие стёкла и от гула закладывает уши. Я зашептал что-то, так и не отпустив его уха, вцепился в его руки, стараясь не отпустить.
Бесполезно. Если Сванхи хочет - он делает.

- Отпусти.

Хрупнуло и свет погас.

- Нет. - Я понимаю, что не имею права на панику, но мне страшно. За него. Я человек, да. Просто человек. Но я научился чувствовать через него. - Нет!

- Отпусти, я не хочу делать тебе больно. - Слова едва различимы за рычанием и какофонией за окнами.

- Нет, я не отпущу! Я обещал! - Вцепился в него из всех сил. Я не отпущу. Я не...

- Идиот, она уже близко!

Я не успел ничего понять: Така вытек из моих рук, подобно воде. Желтовато-коричневый всполох от постели к стене, противоположной окну. Сейчас он похож на гепарда: прекрасного, тощего и мощного. Кожа вся покрыта короткой шерстью, хотя тело по-прежнему похоже на человеческое. С оглушительным звоном разбилось огромное окно. В комнату ворвался дождь, грязь и сильнейший ветер. Така оскалился. Зубы у него короткие, округлые, неровные. Это красота уродства.

- Не... Шевелись!... Не... Дыши. Мол-чи!

Я вжался в уже намокшие простыни и стал молиться. А что мне осталось? Я не верю в богов, точнее - не верил. Теперь принялся молиться всем, чьи имена вспомнил.

Така прижался к стене, раскинув руки. Задрал голову и зарычал. Так громко, что этот звук перекрыл шум бури.
И тут я увидел Её. Тонкие линии слабого сиреневатого света, образующие контур бесформенной фигуры. Мантия или широкий плащ. Така говорил, что у Сванхи смерть другая, особенная, Сильная. Но я не думал, что она окажется такой... Успокаивающей. Фигура двинулась к тихо рычащему Таке и заговорила на Сино. Я не слышу слов, я чувствую кожей: она просит его пойти с ней. Така молчит, его глаза горят очень неприятно, пугающе. Он слушает и едва заметно мотает головой. А потом оскал превращается в усмешку и он плюёт под ноги фигуре. Выкрикивает что-то отрывисто, грубо. Похоже на карканье.
Фигура замерла на мгновение и вдруг странно дёрнулась: из её центра словно вытек слабый ручеёк света, но он быстро превратился в почти визическу ладонь, отвесившую Таке пощёчину. От которой он отлетел на пару метров.
Я не успел себя остановить.

- Не прикасайся! Этот Сванхи - мой!

Я и не заметил, как вскочил и бросился к фигуре. Я успел заметить ужас в покоричневевших глазах. Успел заметить, как Смерть развернулась ко мне, словно вопросительно. Успел понять, что Така становится человеком. Это конец. Смерть Сванхи жуёт людей, как сухой завтрак. Но я не успел испугаться. Така дёрнулся, снова становясь Зверем, дёрнулся к Смерти, уже медленно текущей ко мне.

- Не смей! Сука, это мой человек!

Его пальцы прошли сквозь светящиеся линии.

И я понял, что умирать не страшно. Совсем не страшно. Така - Сванхи, он справится. А я... Когда Смерть приблизилась, она стала чётче. Плащ с капюшоном, узкие ладони, совсем молодые и очень красивые. Капюшон сполз на тонкие плечи, прошелестел по бледной коже неимоверно-красивого существа. Настала тишина. Нет, я слышу, как рычит Така, как воет ветер, вижу, что вся спальня залита водой. Даже то, как пригибается к земле наша сосна за окном. Но это больше не имеет значения. И почему все думают, что Смерть - уродливая старуха? Я никогда не видел более красивого юноши. Даже мальчика, ему всего лет четырнадцать. Но глаза у него - бесконечно-синие провалы. Холодные. Влекущие. Он схватил меня за лицо и резко дёрнул. Я ещё успел заметить, как другая его рука бросилась назад, преграждая Таке дорогу. И я услышал, как он заскулил: тоненько и безнадёжно. Потому что Смерть может отпустить Сванхи, но никогда не отпустит человека. Така знал это. И я знал. И я успокоился. Смирился. Как и мой любимый кот.
Смерть наклонился ко мне почти в плотную и прекрасное лицо исказила злость.

- Сванхи не умеют любить.

Его голос... У меня нет слов, чтобы описать его. И я понял, что говорит он на Сино, но каждое слово словно впечаталось мне в сознание. Смерть не врёт. Сванхи не любят. И я расслабился окончательно. Мне не за чем бороться за жизнь, если в ней нет Таки. Моего Таки.

- Тварь!

Дикий рык. Оглушительный. Меня отбросило в сторону, я ударился головой о стену. Почувствовал жжение там, где были его пальцы. Тайфун сейчас, вероятно, прямо над нами. И как наш дом ещё выстоял?...

Дальше я не смог ничего толком разобрать. Всё слишком быстро. Всполохи цвета жжёного сахара и другие, цвета колокольчиков. Всё вперемежку. Крики Таки, человеческие и напуганные. Рык Сванхи, животный, дикий. Рёв ветра, шум дождя. Время сбилось, у меня закружилась голова и пошла кровь из носа.
Я понял, что Така проигрывает. Он показал свой человечий Запах. Он дал слабину. Смерть забирает его. Вот он уже берёт Таку за руку.

- Така...

Я словно очнулся. Прижался к стене и сел.

- Мать твою! Рафаель, мать твою! Какого чёрта?! Ты хочешь быть слабейшим? Раздери глотку этому уроду! - От собственного крика заложило уши и наступила настоящая тишина. Я немного испугался того, что впервые назвал его Истинным Именем. - Вы мне весь дом сломали! Надери задницу этому мелкому уроду и марш убираться!

Я сам поразился идиотизму собственных слов. О чём я вообще думаю?! Сейчас Смерть заберёт моего любимого, а я о доме беспокоюсь?..

Така вздрогнул. Замер. И вдруг как-то странно извернулся, прыгнул и сбил с ног то, что снова стало едва разлечимым контуром. Секундная борьба. Тонкий девичий визг. Фонтан ярко-салатовой жидкости, будто фосфоресцирующей. Из того места, где у мальчика должна быть шея.

Тайфун пошёл дальше.

Така подполз ко мне, едва живой. Через всё лицо - тонкий шрам. Осколки, грязь. Он посмотрел на меня и его глаза стали медленно угасать, становясь снова карими. Он вздохнул и выругался на Сино. Я точно знаю, что выругался. Самым непечатным образом.
И вдруг залепил мне пощёчину. Сильную, больше похожую на оплеуху. Я снова ударился о стену. И почувствовал на шеке ещё четыре царапины.

- Дебил. Акира, ты дебил. Какого хрена ты полез? Ты мог умереть! - От злости у него, кажется, прибавилось сил. - Я же приказал не шевелиться! Не дышать даже! А ты полез!

- Что это было? - Я указал на лужу мерцающего зелёного.

Така вытянул руку, уже почти человеческую, обмакнул пальцы и нарисовал что-то у меня на груди. Стало неприятно. И очень холодно. Как от жидкого азота.

- Смерть слепой. Он идёт на звук и на запах. Но он не трогает тех, кто пахнет его кровью.

Слова застряли в горле. Навалилась усталость. Стало холодно.

- Ты победил.

- Тайфун ушёл.

Он снова стал собой: меланхоличным и обращённым в себя, как всегда по вечерам. Встал, потянулся так, словно ничего только что не произошло. Снова сел по-турецки, выудил откуда-то промокшие сигареты и уставился в разбитое окно. Словно он не стал первым Сванхи, выдернувшим из тонких пальчиков Смерти человека. Из лап Смерти, предназначенной ему самому. Словно наш дом не раскурочен до основания.

- У меня кровь.

Он обернулся и окинул меня спокойным взглядом. Но через секунду его глаза округлились, он опёрся на руки и приблизил лицо вплотную к моему.

- Красная. - Изумление граничит с детским. Он коротко лизнул мою щёку. - Солёная. Ты Сванхи?

- Э... У всех людей такая кровь.

- Не лги. Красная Кровь - Дар. Редкий и исключительный. Только для Оборотных *** Сванхи. Нас не больше сотни.

- Така, не идиотничай. Я устал. Я чуть не погиб и чуть не потерял тебя. И... - Мысль, упавшая в сознание, заставила сердце болезненно сжаться. - Смерть сказал, что Сванхи не умеют любить.

- Не умеют. - Он кивнул и положил голову мне на колени. - Точнее - могут крайне редко. Только такие, как я. Да и то - не все. Подожди. - Он перевернулся на спину и провёл кончиками пальцев по моей расцарапанной щеке. - Ты... Ты ему поверил? Поверил, что я?... Акира, ему нужно было забрать тебя. Он знал, что я пойду за тобой.

- Смерть не врёт. - Во мне появилось детское упрямство. Стало очень себя жалко вдруг.

Така встал, я только сейчас понял, что на нём нет никакой одежды. И, смешно сказать, приревновал. К самому Смерти.

- Пошли. Другие комнаты Тайфун не тронул.

Он взял меня за руку и я подчинился. От усталости, бессилия и страха, что Смерть был прав. Мы вышли из убитой комнаты, дошли до гостинной. Она оказалась совершенно целой. Тёплой и уютной. Така лёг на диван, потянув меня к себе. Я лёг. Заглянул в его глаза. Что-то плещется на дне чуть вытянутых зрачков. Но что это?

- Киса. Смерть не врёт. Он говорит только ту часть правды, которая ему выгодна. В конце концов, кому ты веришь - взбалмошному мальчишке или мне?!

Я засмеялся. Назвать Смерть "взбалмошным мальчишкой", да ещё и так капризно надув губы может только Така. Мой кот. Мой Сванхи.

- Тебе.

- Я люблю тебя. Ты не имеешь права об этом забывать. Я спрятал тебя от Проводдника Сванхи. Теперь я к тебе привязан до конца. На совсем. Крепчайшим из узлов. Вот таким. - Така перебрал пальцами по моей груди и улыбнулся. - Но в следующий раз - молчи. Это моя драка. Иначе нельзя.

- Обещаю. - Я наклонился поцеловать его. Страх, он остался. Но превратился во что-то новое. Думаю, в то, что чувствует он.

- Кстати. Мы кое-что не закончили.

Тайфун ушёл за другим Сванхи. Этого - я ни за что не отдам. Какому-то красивому мальчишке. Вот ещё.


OWARI


ПыСы:

* Сванхи.
Сванхи - существа, похожие на крупнокошачьих. Могут принимать вид иных существ, если сочтут это нужным. Срок жизни Сванхи неизвестен, но крайне продолжителен. Сванхи существа воинственные, но воюют больше с самими собой, со своими страхами и мыслями. Больше всего на свете Сванхи ненавидят Смерть, так как привыкли сами решать что и когда делать, в том числе - умирать.
Численность Сванхи не привосходит нескольких тысячь.
Сванхи варливы и самолюбивы. Если они решают принять облик человека - как правило очень красивы, избалованны, чувственны. Принимают свой настоящий облик только в случае борьбы со Смертью. Защищают только самих себя. Обладают сверхчувствительным слухом, сильным телом. Боятся Тайфунов, потому что с ними приходит Смерть.
Сванхи - древний народ, говорят они появились на Земле ещё до первых рептилий. Живут как обособленно так и среди людей.
Не умеют любить.

Сванхи Красной Крови - это высшая каста Сванхи. Их очень мало и они разительно отличаются от прочих. Некоторые даже способны любить.
Красная Кровь - прямое определение цвета крови. Обычно кровь Сванхи зеленоватая и полупрозрачная, сладкая на вкус и тягучая. Обладатели Красной Крови у Сванхи приравниваются с особам Голубых Кровей у людей, и чаще всего именно они стоят у власти.
Сванхи Красной Крови обычно более миролюбивы, намного сильнее, как физически так и духовно. Иногда обладают небольшими магическими способностями.
Способны развить в себе нежность, привязанность.
Если Сванхи влюбляется - это, скорее всего, на всю жизнь. По этому Сванхи остерегаются любить людей из-за их короткой жизни.

Сино - язык Сванхи. У них считается, что человек не достоин знать его. К тому же это опасно для человека, для его неустойчевой психики.


** Пхелы - малочисленная народность, обитают в лесах. Обладают самым острым слухом после Сванхи. Чаще всего нанимаются к людям в качестве шпионов и разведчиков.

*** оборотные Сванхи - Сванхи имеющие оба пола и способные выбирать нужный. не единожды, а по ситуации.

@темы: сказка, графоманство, J-Rock, Romance, The Gazette, AU, PG-13, Reituki

---

Танцующий Улькиорра

[Saelma Graffity]

аффтар: AkiTaka
мыло: [email protected]
бэта: ________
название:
фэндом: Bleach
рейтинг: PG
пейринг: 4\6 espada
жанр: POV, Romance
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои пренадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: травень, вызванная любовью к Уле. Джаггерджака любил ДО становления его в Банкай, но что делать) выкладываю для Кая, пусть поржёт в нелёгкий период сессии)))

да простит меня Великая Страна Япония, Японский Император и PSC. (в данном случае - Тато Куба)*дважды хлопнул в ладошки*

потанцуем?

...Танцующий Улькиорра... Это зрелище подобно гипнотичеким глазам Айзена, завораживает. Как желание вспороть глотку этому рыжеволосому шинигами - лишает способности дышать. Подобно его изумрудным пустым глазам не даёт возможности пошевелиться.
Он кружился в совершенной тишине и только полы его белоснежных одеяний печально шуршли, влекомые его плавными движениями. Он кружил по пространству одного из огромных залов Лас Ночеса, считавшихся его аппартаментами. Его изумительные руки, которые почти всегда покоились на дне его огромных карманов, и только изредка взметавшиеся для одного короткого и смертоносного удара, теперь вычерчивали в воздухе совершенно непостижимые медленные волны. И эти тонкие, такие живые пальцы с чёрными ногтями оставляли за собой секундный след цвета свежей травы.
Иногда он на мгновения отрывался от земли, и тогда его ладони касались бледного, всегда печального лица.
Кажется ещё тогда, когда я был в любимцах Айзен-сама, он говорил мне, что все мы лишены сердца. И сейчас я серьёзно задумался - что же тогда так бешенно колотится в моей груди, так сильно, что, кажется, это видно через белую ткань моей куртки?
Я стою, затаив дыхание, под сводом огромной арки, символично отделяющий этот зал от остального пространства Лас Ночеса. Я стою, и молю наше мёртвое небо, чтобы он меня не заметил. По хорошему, нужно тихонечко развернуться и уйти. Но это невозможно.
Его танец настолько завораживающий, на столько холодный и вместе с тем - тягучий, почти интимный. Мне кажется, что сейчас я вижу самое личное, самое сокровенное, что может быть у Улькиорры. Но я всё равно продолжаю смотреть. Ладони стали совсем холодными и влажными, когда он выгнулся назад, начертив в темноте слабую, словно пастельную радугу. Его ноги, всё-же легко касающиеся мраморного пола, не издавали ни звука. Только шелест его плаща и редкое, почти неслышное позвякивание ножен его зампакто о крепления.
Его глаза закрыты, и от этого его белоснежное лицо с тонкими губами и двумя зелёными полосами по щекам кажется каким-то беспомощным, бесконечно спокойным в своей невысказанной скорби.
Я уверен, что сейчас он слышит что-то внутри себя. Какую-то бескрайне-печальную музыку. Неприменно - фортепианную.* Его собственную мелодию, под которую он танцует. Танцует то, о чём не имеет права даже думать. Он танцует о такой огромной боли, что то, что так оглушительно грохочет в моей груди - боязливо замирает.
Неожиданно Улькиорра поворачивается, я вижу тихую и спокойную улыбку на его равнодушных губах. От этого зрелища хочется кричать. Убежать от этой невозможности, потому что это - не Улькиорра, нет. Он не может так... Не может...
Его руки, очертив слабо сияющее кольцо вокруг груди, плавно опускаются, полы одеяний с мягким шёпотом ложатся к его ногам. Он смотрит куда-то вверх и его улыбка становится немного шире. Я видел, так улыбалась эта девка, когда излечивала раны кого-то из своих друзей. Я сжал ладонью кожу в левой части груди, всеми силами стараясь подавить нервный вдох.
Боги несуществующие, как же он прекрасен...
Через мгновение он снова наклоняется в сторону, его тонкие руки с небольшим опозданием текут за ним. Он снова кружится, всё меньше и мнеьше касаясь холодного пола. И когда его лицо, чуть прикрытое разметавшимися чёрными прядями, поворачивается в мою сторону, глаза на мгновение приоткрываются. Но ресницы снова падают на щёки, он кружится дальше и...

- Джаггерджак... - Губы подрагивают в привычной брезгливости, голос ледяной и немного раздосадованный. Он исчез. Через долю мгновения возникнув за моей спиной. Его ладонь, прохладная и шелковистая, легла на мою шею. - Джаггерджак... - На таком крохотном расстоянии я вдруг почувствовал почти истеричные нотки в этом шёпоте. И я испугался. Он выше меня на две ступени. Он сильнее. И он не знает пощады. Я просто прикрыл глаза, когда вторая его ладонь капнула на мою спину, между лопаток. Я прекрасно знал, что он всегда убивает именно так - бьёт в то место, где у него самого дыра.

- Какого чёрта?.. - Он уже почти справился с собой - тепеь только непередаваемый холод и бесконечное ровнодушие. Его рука сильнее сжалась на моей шее. Руки стали совсем влажные. Я положил их на эту ладонь. Я никогда не чувствовал его пальцев, никогда не прикасался к нему. Я с изумлением плдумал, что его тело, кажется, совсем не имеет температуры.
Рука на моей шее брезгливо вздрогнула, вторая, на спине - вжалась сильнее, потом почти отпустила. Я зажмурился, глотнул воздуха, но не отпустил его руки. Я прекрасно знал, что он убрал руку только для небольшого размаха. Сейчас я вкушу его Церо, и с такого близкого расстояния мне не увернуться. Но он медлил. Наклонился к самому моему уху.

- Я повторяю вопрос. Какого чёрта ты тут делаешь? - Никакой злобы, агресси. Просто любопытство и даже немного сожаления о том, что сейчас ему предётся меня убить. Всё, как всегда.

- Смотрю. - Прокашлял я. Врать бесполезно. Да и ничего подходящего я придумать не успел.

- Что ты забыл а моих аппартаментах? - В слове "моих" звучала гордость, спокойная и оправданная гордость любимца Айзен-сама.

Я молчал. Я не мог сказать ему правды - всё равно не поверит. Но правдоподобной лжи никак не выдумать...

- Улькиорра.... - Я постарался вывернуться из цепких пальцев. - Задушишь...

- Задушу. - Ровнодушно прошелестели его губы. Что-то в моей груди снова загремело о рёбра. - Ты так и не ответил, Джаггерджак.

- У меня есть имя, и ты его знаешь. - От страха проснулась моя наглость. Больше всего во мне Улькиорру бесила именно моя наглость.

- Оно меня мало интересует. Что проку от твоего имени, если тебе осталось носить его совсем немного... - Кажется, что он говорил с самим собой. Потом задумался и добавил. - Гриммжо... - Распробовал его на вкус, слегка сморщился и выплюнул на пол.

- Я... Я просто... Хотел... - Дышать становилось всё труднее, от страха, от холода его голоса, от его прекрасного танца, всё ещё происходящего под моими веками. И от такой близости его тела. - Я хотел... Увидеть.. Да не дави ты так! Всё равно ты мне спину продырявишь! А если хочешь услышать от меня хоть что-то - дай возможность сказать!
К моему великому изумлению хватка на моём горле действительно ослабла. Видимо, ему действительно стало интересно. Мы оба прекрасно знали, что ему не составит труда прикончить меня в любой момент. Из-за моей спины, щекоча загривок почти неощутимым дыханием, снова раздался этот голос. Уже не шёпот, но всё ещё очень тихий, размерянный голос.

- Что ты хотел, Джаггерджак?

Мысли понеслись в моей голове с неописуемой скоростью. Даже если решиться на безумство сказать ему правду, то с чего начать? Как сказать то, во что даже мудрый и знающий каждого из нас наизусть, создавший нас Айзен-сама - не поверит? Я не знал. От идиотизма положения мне стало смешно. Я не выдержал и легонько засмеялся.

- Не зубоскаль, Джаггерджак, Секста Эспада. - На секунду мне показалось даже, что это был вовсе не приказ, а (смешно даже предположить!) просьба.

От этого я только улыбнулся шире. Если б не его сильные пальцы, я бы, пожалуй, даже запрокинул голову в громком смехе. Только сам Улькиорра никогда бы не узнал, что смеюсь я над самим собой.

- Эй, Пьеро, не будь таким угрюмым! Ну что ты, как старая дева? Мы с тобой коллеги, нам положено иметь приятельские отношения. - От безумного урагана, бушующего в моей голове меня понесло, я уже не мог остановиться. - Ну зашёл я к тебе, ну и что? Может, просто попболтать захотелось! А то с Заэлем так скучно.. И с прочей мелочью.. Я бы с Ноиторой поболтал, но он такой крутой, что просто невоз...

- Церо.

Темно и жарко.
Почти не больно. Почти. Или же больно на столько, что сознание просто не способно осознать этого. Да, скорее всего именно так. Темно и душно. Чуть ниже грудной клетки и справа - словно струи раскалённого металла.. Это - Смерть? Как глупо... Как глупо.. Какой же я идиот! Мог бы просто головой подумать, хоть раз в жизни.. И не выпендриваться. Мне же давали шанс! Идиот.. Но..
Я помню, как танцевал Улькиорра. Как прекрасны его плавные движения, как нежны, да-да, именно нежны его руки, в той звенящей тишине, укутанной в шёпот его одеяний... И его улыбку. Если мне повезло, если я получил такой дар, то умереть не так страшно. Да, я так и не доказал Айзену и его дружкам, чего я стою на самом деле.. Да, я так и не прикончил этого морковноголвого... Да, я ничерта не добился.. Но! Я видел то, что, я уверен, не видел никто - улыбку Кварта Эспада, Четвёртого из Арранкар, Улькиорры Шиффера. До сих пор не могу поверить...
Стоп. Стоп, я сказал! Почему источник боли - в боку? Почему не в груди? Я ещё тогда, когда почувствовал на спине его ладонь, представил себе это очаровательное подобие восьмёрки в своём теле... И почему боль продолжается? Почему я не... Не исчезаю?..
Пришлось заставть себя открыть глаза. Перед этим, с трудом заставить себя из почувствовать.
Мир вокруг - янтарного цвета, тёплый и спокойный. Рядом с собой я вижу две ладони. Но это не его руки.
Через мгновение яркий тёплый свет исчез и я понял, что лежу на полу всё той-же залы, в лужице крови и рядом, подогнув под себя колени сидит эта девка, Орихиме, кажется.

- Какого...

- Можешь идти, женщина. Ты больше не нужна. Пока. - Холодный, вкрадчевый голос быстро вернул меня к реальности.

Вот оно как, оказывается. Притащил сюда эту девку, чтобы она меня подлатала.. Мне подумалось, что я, вероятно, окончательно потерял рассудок - сначала тепло улыбающийся, а потом ещё и спасающий меня Улькиорра? Нет уж, не уговорите поверить! Орихиме посмотрела на меня с равнодушным сочувствием, встала, поклонилась Улькиорре и ушла. Я сел, осмотрел свой бок. Да, раны не было. Единственным свидетельством Церо была опалённая по краям дырка на белой ткани куртки. Довольно маленькая, и совсем скраю. Поняв это я уставился на него.

- Почему...

- Потому что Айзен сама пока считает тебя нужным Эспаде. - Лаконично и немного печально ответил он. - А я не собираюсь портить его планы. К тому же мне действительно интересно, зачем ты сюда пришёл. - Улькиорра подошёл ко мне - руки в карманах, взгляд устремлён прямо перед собой. Не помню, когда он смотрел прямо на собеседника. Если это, конечно, не Айзен. - Но если ты снова начнёшь меня раздражать и зубоскалить, я сразу же подам официальное прошение о твоём уничтожении, Джаггерджак. Уверен, что ко мне прислушаются. Так что не рискуй.

Раньше я думал, что меня невозможно унизить. Даже когда Айзен наказывал меня на глазах у всех. Даже когда я возвращался проигравшим тому шинигами.. Но только одно слово. Просто моя фамилия, произнесённая ледяным, почти звенящим, брезгливым голосом.. На микроскопическую долю мгновения мне вдруг захотелось расплакаться.

- Я тебя слушаю. - С плохоскрываемым отвращением сказал он.

Ну вот что ты слушаешь? Что ты собираешься услышать? Какую часть правды? Или какую ложь? Что я под тебя копаю, чтобы уничтожить? Что я жду момента, когда ты расслаблен, чтобы ударить со спины, потому что такому ублюдку как я не в привычке говорить о честной драке? Чего из этого ты ждёшь, Кварта Эспада? Мои руки стали совсем ледяными, я с трудом скрестил их на груди.

- Официальное прошение, говоришь? - Я постарался говорить как можно спокойнее, с самым уверенным лицом. Вышло довольно неплохо. Я встал. Посмотрел на него. Хоть мы и стояли совсем близко, его огромные глаза всё равно смотрели сквозь меня. И я понял, что сейчас - никак не смогу сказать ему правды. Потому что... - ... Потому что мне ничто не угрожает.. Пока.. Я не могу сказать...

Снова доля секунды, и его зампакто упёрся в моё плечё. По руке потекла тёплая струйка. Металл стал проникать в моё тело всё глубже, даря какую-то особенную, совершенно новую боль. И я понимал, что не могу отстраниться - дёрнись я в любом направлении, только сильнее протолкну в себя лезвие. И я снова улыбнулся.

- Помогаешь?

- Не зли меня. - Спокойно приказал Улькиорра, и немного изменил наклон лезвия. Я скривился от боли. Его лицо было снова слишком близко. Всего в десятке сантиметров слева. И снова меня наполнил страх. Страх перед беспристрастным, холодным, очень сильным убийцей. - И.. - Он помедлил. - Я солгал. - Я вздогнул. - Пока тебя лечили, я уже подал прошение. И получил разрешение. На твоё уничтожение. В том случае, если сочту это нужным. - Опять-таки, спокойная констатация факта, обёрнутая слабым сожалением и солвно жалостью.

Меня прошиб холодный пот. Я знал, что Улькиорра никогда не запугивает. Он всегда говорит только то, что есть на самом деле. И всегда делает то, о чём говорит. Значит меня уже сбросили со счетов. Меня просто отдали, как развлечение, самому равнодушному из палачей.
Проклятый Айзен! Он же знал! Он прекрасно знал! Пусть и не верил, но... И отдал меня именно ему! Не Ноиторе, не Заэлю, не Гину или Тоусену... Не даже этому проклятому шинигами с его прихвостнями, нет! Именно Улькиорре... Чёртов всезнающий жестокий ублюдок!.. Я закусил губу, закрыл глаза и спросил.

- Ты когда-нибудь видел снег? - Тихо, но чётко.

Железка в моей руке дрогнула, причинив ещё большую боль, но я только сильнее закусил губу.

- Что? - Холодно поинтересовался Улькиорра.

- Снег. Ты его когда-нибудь видел?.. - Я уже бросил любые попытки говорить спокойно. Я просто говорил то, что хотел сказать. То, зачем шёл сюда. Много раз шёл, но всегда останавливался на середине пути.

- Я не глухой. Но почему ты об этом спрашиваешь? - Уже не ледяное, уже прохладное любопытство, всё так-же устремлённые куда-то мимо меня глаза, левая рука всё так-же в кармане.

- Потому что я никогда его не видел. А ты бываешь в мире живых чаще меня. - Боль в плече становится почти невыносимой. И он это чувствует. По этому проталкивает меч ещё на миллиметр вглубь.

- Ты думвешь, что я идиот?

- Нет.. - Говорить становится всё труднее. Он слишком близко, боль в руке слишком сильная (что с его зампакто? Просто колотая рана не может причинять столько боли!), и мне слишком страшно. Но я всё ещё держусь. - Мне правда... Правда интересно...

- И ради этого ты потревожил моё одиночество? - Шёпотом осведомился он.

- Да. Нет... Не только... - Я инстинктивно задирал плечё и даже поднимался на носочки, чтобы хоть сколько-нибудь обезопасить своё тело. Он это чувсвовал, позволял мне это. Но только для того, чтобы через несколько секунд вонзить клинок ещё глубже.

- Что ещё?

- Убери свой меч.. Пожалуйста.. - Я уже готов на любое унижение, хоть в ногах у него валяться, лишь бы это прекратилось. Я положил руку на его ладонь, сжимавшую зампакто и потянул её вниз.

- Ты жалок, Джаггерджак. Ты не достоен быть в Эспаде. - Мне показалось, или я на самом деле услышал слабую усмешку. Но лезвие медленно, издевательски-медленно выходило из моей руки. Оставшись на несколько сантиметров в плоти, оно замерло. - Что ещё?

Я понял, что не могу больше этого выносить. И, к своему удивлению, что не могу молчать. Точнее - терпеть. По этому я сделал то, чего никогда не собирался делать, не смотря на непреодолимое желание - повернул голову к нему, слегка наколнил и.. Поцеловал.

Во мне всё ликовало. Потому что я сумел удивить самого Улькиорру! Я сумел даже шокировать его! На столько, что первые несколько бесконесных секунд он не отстранялся. Его губы оказались леляными и шёлковыми. Напяжёнными, но, всё-же, мягкими. И это заставляло моё естество взрываться от восторга! Я смог! Я наконец-то смог! О, как давно я мечтал прикоснуться к этим губам... Резкий толчёк, лезвие выходит из моего тела, тонкая рука взметается в воздух и меня припечатывает к противоположной стене пощёчиной.
Когда я открыл глаза, то увидел, что он указывает на меня пальцем и его губы дрожат.

- Ублюдок... - Его голос тоже дрожал, звенел, как ледяная крошка. - Мразь... Це... Как ты посмел?.. Це...

На этот раз от Церо мне отчно не увернуться. Потому что сейчас он и не собирается промахнуться. Не слабо я его разозлил...

- Подожди! Подожди.. - Я с трудом поднялся на ноги. - Ты просил меня сказать, какого хрена я припёрся к тебе! Вот я тебе и разъяснил! - Снова было страшно, но теперь к страху добавилась злость. - Не будь истеричкой, Ульки...

- ЦЕРО!!!! - Никогда, никогда в жизни не поверил бы, что он может так кричать! Так нервно, прозительно и эмоционально.

Я каким-то чудом умудрился отскочить.

- Прошу тебя, успокойся! Ты сам виноват...

- ЦЕРО!!! - Ещё громче, срывающимся голосом выкрикнул он. На этот раз меня задело, но не сильно - в аккурат по только что обретённой и всё ещё кровоточащей ране. От удара Церо обвалилась стена, так что я успел спрятаться за одной из колонн.

Когда пыль осела, он стоял, обхватив себя одной рукой. Его трясло мелкой дрожью. В таком гневе я никогда его не видел.

- Никчёмный ублюдок! Жалкий слабак! Где ты?! Как ты посмел?! Думаешь, подобная выходка сработает со мной?! Я тебе не Заэль, которому можно заплатить телом, чем ты и занимаешься! - Он дышал ужасно тяжело, я даже испугался за него. - Выходи и умри, как подобает члену Эспады, Джаггерджак!

Он кричал, как обиженная девчёнка. Я вышел из своего ненадёжного укрытия, стараясь прийти в себя от полученного шока.

- Церо! Церо! - Вспышки срывались с его пальцев с невероятной скоростью, разнося залу в пыль. - Церо! - Но я успел уворачиваться. - Церо! ЦЕРО!!!!

Он смотрел в сторону своего последнего выстрела, от которого мне повезло увернуться только чудом. Сквозь каменную пыль я, как мог быстро и беззвучно, подскочил к нему со спины, схватив за запястия и заговорил в самое ухо.

- Успокойся. Я никогда тебя таким не видел. Что я такого сделал? На столько ужасного? - Он вырывался, но, каким бы крутым ты ни был, Церо требует приличного количества реяцу. И теперь мы с ним были примерно на одном уровне. Так что я, всё-же смог его удержать. Я с силой дёрнул его руки. - Успокойся! Я... Я... Чёрт.. - Я встряхнул головой, вдохнул пыльный воздух и сказал. Гормко и чётко. - Я люблю тебя, Кварта Эспада, Четвёртый из Арранкар, Улькиорра Шиффер. Делай со мной что хочешь. Я не лгу тебе. - Я отпустил его запястия и приготовился к смерти. - Я знаю, что у нас нет сердца. И я не знаю, что бьётся в моей груди, когда я тебя вижу.
Поняв, что никакой реакции не следует, я поднял на него глаза.
Улькиорра стоял рядом, уставив на меня свои прекрасные, огромные глаза. Его капризнвй рот чуть приоткрыт, с губ срываются сиплые выдохи. Его руки подрагивают. Я решил, что договорю всё до конца.

- Я правда люблю тебя. На сколько я могу понять это человеческое чувство. Но мне хочется держать тебя за руку и просыпаться рядом. - Меня самого начало трясти. От пережитого стресса, от пережитой боли, от всё ещё неотступающего страха смерти, от радости, что я всё это говорю и от безвкусного вкуса его губ на своих. - И прятаться от всех, и целовать тебя в каждую удобную минуту.. - Силы стали покидать меня, и я опустился на колени. Что-ж, неплохой подарок любимому - такое самоунижение. - Я приму смерть от твоей руки, как подарок, Улькиорра.

Но ничего не произошло. Только его сиплое дыхание стихло. Но я боялся открыть глаза. И вдруг почувствовал ледяной шёлк на своей щеке. Его пальцы подрагивали. Я вдруг понял, не почувствовал, а именно понял, что он совсем близко, так близко, как никогда до этого. Я, всё-же, осмелился посмотреть.
Улькиорра, в испачканных одеяньях, ещё более бледный, чем обычно, с блестящими от гнева глазами, стоял на коленях напротив меня и смотрел в глаза. Его узкие ноздри ритмично раздувались от тяжёлых выдохов. В этом напряжённом молчании прошли минуты.

- Он похож на меня. - Неожиданно тишину прервал его уже спокойный, но совсем не ледяной голос. Я вздрогнул. - Снег. Он холодный и белый. И бесприсирастный.

Я нервно сглотнул. Что это может значить? С чего он вдруг рассказывает мне это? Я просто устал пугаться за последние полтора часа.

- Иногда я умею читать мысли. - Вдруг добавил он. Странно, почти виновато. - Ты похож на Ичимару Гина.

- Что? - Оказывается, моих нервов ещё хватило на то, чтобы по настоящему удивиться. - На Гина?

- Я сейчас услышал, что ты думаешь обо мне. Что ты всегда обо мне думал. Ичимару Гин думает тоже самое про своего бывшего лейтинанта, какого-то Киру.. Так забавно, вы с ним одинаково громко думаете... И как я раньше не замечал?

Его лицо обрело привычное скорбное выражение, только губы не были поджаты.
А то, что было у меня слева снова заколотилось с бешенной скоростью. Мне вдруг стало нестерпимо жарко.
И его губы вдруг очутились на моих.
Мягкий, но настойчевый поцелуй.
Его язык на вкус как золото. Почти безвкусен, но с привкусом недоступности.
Его пальцы текут в мои волосы.

- Ты думаешь, мы способны любить? - Прошептал он мне в губы.

- Не знаю. Но я же люблю... - Я из последних сил старался дышать.

- Идиот, где ты был так долго?... - Почти детская, прозрачная обида. Через несколько минут он снова прервал поцелуй, на этот раз отстранившись от меня и серьёзно посмотрел в глаза. - Я ни за что не буду спать в твоей спальне, она ужасна. И узнаю что-нибудь про Заэля - ты знаешь. - Он показал мне свой указательный палец.

- Знаю. - Я улыбнулся и прижал к себе тоненькое и холодное тело. Наконец-то.. И пообещал себе, что неприменно его согрею. Осторожно нашёл его ладонь и сжал её в своей. - Я люблю тебя...

- Ты знаешь... Я солгал.

За мгновение во мне всё рухнуло. Я и не думал, что он может избрать настолько беспощадный, на столько жестокий способ уничтожения. Всё моё естество сжалось в крохотную точку. Улькиорра поёжился в кольце моих оцепеневших рук и посмотрел на меня.

- Что с тобой? - Потом вдруг улыбнулся, широко и даже весело, и вдруг слегка хлопнул меня по лбу. - Ты неисправимый дурак, Гриммжо Джаггерджак, Секста Эспада! - На мгновение он уронил невесомый поцелуй на мой висок и продолжил почти неслышным, но каким-то новым для меня, неизвестным шёпотом. - Я солгал о прошении.. Я никогда не позволил бы тебя убить...

И, знаете что? Мне кажется, что этот шёпот был счастливым.


OWARI

* - "Pople Error" The Gazette

@темы: other, не_жрок, графоманство, Romance, POV, AU, G

---

кварта

[Saelma Graffity]

аффтар: AkiTaka
мыло: [email protected]
фэндом: The GazettE\ BLEACH
бэта:
название: кварта
рейтинг: PG
пейринг: Reituki
жанр: трава
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои пренадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: ну что? я пересмотрел Блича) и по новой влюбился в двух персов. ну не мог я не написать подобного бреда) так что гомменочки)

да простит меня Великая Страна Япония, Японский Император и PSC. *дважды хлопнул в ладошки*

bankai?^^

Руки стоит перед зеркалом. Его лицо выбелено до снежного. Он старательно рисует две вертикальные по щекам зелёным. Всё предельно серьёзно: он чувствует лёгкое жжение под ключицами - раздражение. Его злит это глупое имя из мира смертных, это глупое, неказистое тело. Он чувствует злость на своего бывшего Повелителя. Бывшего.
Мёртвого Повелителя.
Он не понимает, как его Повелитель мог позволить... Нет, как он мог ПОСМЕТЬ позволить этому рыжему слабаку разрушить то единственное, чем он жил? Негодование, недовольство тем, кому раньше он был так предан теперь выходит только кривой усмешкой. Он всегда знал, что люди ничерта не стоят. Даже бывшие. Даже Сильнейшие. Хорошо хоть, что теперь, в этом отвратительном, вонючем мире Смертных он, наверняка, сдох.
Руки заканчивает макияж, придирчиво осматривает идеально-чёрные ногти. Передёргивает плечами, стряхивая с них это уродливое имя, которое уже начинает к нему приклеиваться.
Не вспарывать же себе самому глотку теперь?
Оправляет складки белоснежных хакама. Хотябы он может носить то, что ему нравится. И неожиданно задыхается от резкого толчка. Сквозь дыру в груди скользит грубая цепь. Нет, ему не ведомо чувство боли. За то дискомфорта - вполне. Он перехватывает цепь, останавливая её движение и презрительно хмыкает.

- Слышь, урод?! Повернись лицом к своей смерти! Или тебе страшно стало?! Струсил?

Руки оборачивается на неприятный голос и видит существо, доселе ему не знакомое. Мимолётно злится на себя всё за то же: он уже сам себя зовёт этим именем.

- Черви не стоят моего внимания. - Его голос холоден и бесстрастен, как всегда. Хвала Тьме, он этому рад.

- Да?!

Кажется, это заявление очень обрадовало существо. Он осмотрел его. И оно смело назвать его "уродом"? Тьма густеющая, ну и наглое же насекомое. Всё чёрное, отливающее алыми бликами. Дуга таких же волос напоминает вопросительный знак. Какие-то серые лохмотья вместо штанов и нарукавников. В руках у Существа парные мечи, похожие на двусторонюю косу. Их соеденяет та самая цепь, которая до сих пор пронзает его грудь.
Он медленно убирает руки в карманы и фыркает.

- Твоё имя.

- А достоин ли ты его знать?

Существо рассыпалось каркающим смехом. Действительно весёлым. Счастливым даже. Он терпеть не может смертных чувств.

- Как пожелаешь. Хотел отдать тебе лишь дань уважения за то, что ты смог сюда попасть.

Он медленно вынимает правую руку из кармана и указывает на пришедшего. Лишь на мгновение отводит взгляд в сторону и выдыхает себе под нос "Улькиорра".

- Цер...

- Да ладно тебе!

Существо неожиданно подняло руки, всё ещё скаля белозубую пасть. Его оружие с лязгом упало на каменный пол.

- Пошутили и хватит, Ру.

Он задыхается негодованием. На мгновение теряет контроль над ситуацией. Существо тем временем дёргает свою цепь, что-то невнято шепнув и вот уже оба двусторонних лезвия у него в руках. Он немного сбит с толку тем, что его не задело, хотя цепь так явно проходила через его тело.

- Имя. Статус. Цель. Тебе повезло, обычно я не спрашиваю дважды.

- Ой, да перестань ты. Всё давно в прошлом. - Существо делает шаг к Руки со скучающим видом. - Кому нужны эти церемонии? Ну были мы врагами, и что? Сколько вечностей смертного Мира прошло с тех пор?

Он кривит губы и снова указывает пальцем на непрошенного гостя.

- Хорошо! Вот придурок... Казешини. Банкай Лейтенанта Девятого Отряда Готей-13, бла-бла-бла...

- Банкай? - Он даже позволяет изумлению промелькнуть на своём лице. - Лишь жалкий Банкай, сбежавший от своего хозяина?

- Руки, не начинай. Это уже не смешно.

- Кватра Эспада. - Теперь в его голосе властность и угроза. - Уль...

- Улькиорра Счиффер, да-да-да. Ты знаешь, что твоему телу это имя совершенно не идёт, Эспада?

- Церо.

Всполох ярчайшего света врезается в стену. Когда пыль немного оседает, Руки... Улькиорра понимает, что существо увернулось. Теперь оно висит на потолочной балке, уцепившись за неё ногами и нагло смеётся.

- Ты так всю квартиру разгромишь!

- Не смей так говорить о моих покоях, меч.

- Не смей так говорить о моих покоях, меч! - Передразнило существо, раскачиваясь на своей балке и неожиданно выбросило вперёд один из своих мечей.

Он быстро среагировал, отстранившись на каой-то миллиметр. Даже позы не сменил. Он смотрит под сводчатый потолок огромной пустой залы, смотрит на Банкай, отливающий алым, словно кровью. И неожиданно что-то вспоминает.

- Я видел тебя в мире смертных.

- Он меня видел... - Меч пожал плечами и неопределённо фыркнул. - Интересно, мог бы ты не видеть того, с кем спишь? Хотя... Ты мог бы.

Казешини соравлся со своего места и исчез, тут же появившись совсем рядом с Руки.

- Что. Ты. Несёшь? - Он по-прежнему бесстрастен. Но он начинает злиться.

- Глаза протри, белобрысый! - Казешигни хватает его за плечи и встряхивает. Он захлёбывается возмущением. - Ты уже задрал!

У него немного плывёт перед глазами и чёрное, отточенное лицо с лазуритовыми глазами и звериной усмешкой расплывается, уступая место обычному лицу Смертного с копной выбеленных волос, не достающих до плеч.

- Рэй?

- Ну надо же! Сегодня намного быстрее, тугодум несчастный. - Этот самый "Рэй" улыбается теперь, почему-то ласково и явно собирается его обнять. Но он успевает оттолкнуть.

- Ты пришёл за рыжей девкой?

- О, Тьма... - Собеседник нетерпеливо сдул чёлку с глаз и скрестил руки на груди. - Дорогой мой. Косточки той девки уже успели истлеть и в мире Смертных и во всех остальных. Как и...

- Кто ты? И учти, я хочу получить ответ. Любой ценой. - Его пальцы сжались на эфесе катаны.

- Я уже сказал. И я не собираюсь потокать твоей шизе.

"Рэй" неожиданно повёл плечами, стряхивая с себя это чёрное и, чего скрывать - красивое, тело. Теперь перед ним стоит совершенно обычный смертный. Не высокий, не красивый. Никакой.

- А что за праздник и без меня? Привет, ушастый!

В залу ввалилась странная женщина. Грязно-розовые волосы доходят почти до пола, а бесстыдное одеянье, оголяющее большую грудь больше похоже на зелёную шерсть. Её бёдра обмотаны цепочкой. Её голос совершенно мужской. Отвратительное созданье. Улькиорру начинает подташнивать.

- Привет, Мартышка.

- Боже, он снова ФАНТАЗИРУЕТ? - Следом за уродливой женщиной в комнату влетает ребёнок лет двенадцати с цикломеновыми волосами, в белоснежной одежде. Клоунской. Конец цепи на бёдрах женщины крепится на его шее.

- Какого демона?! - Он почти в шоке. Он не выносит уродства. Он поочерёдно наставляет палец то на денщину, то на ребёнка.

- Да, Змейка. Никак не могу вбить в его тупую башку, что...

- Церо.

Они не двигаются с места. От его Церо ещё ни кто не уходил. Он открывает глаза и видит, что все трое продолжают разговор, как ни в чём ни бывало.

- ... что его Церо не сработает. Срок годности вышел. - Закончил "Рэй". - Ну вот что с ним делать?

Он протирает глаза. Снова что-то меняется в пространстве его родного Лас-Ночес и эти уродливые тела спадают с двоих последних. На их месте оказывается высокий мужчина со смоляными волосами и крупными чертами лица и второй, невысокий и лучезарно улыбающийся.

- Меносы! Что происходит?! - Он начинает выходить из себя. Слишком много нервов. Он не может оставаться собой, бесстрастным и спокойным. Он не в силах. Ему кажется, что он сходит с ума.

- Ну не знаю... Может его в холодную воду кинуть? - Смеётся тот, что пониже.

- Кто вы? Кто вы, Менос вас возьми?

- Руки, выражения, содержащие в себе слова "Менос", "Тьма" и "Демон" - давно вышли из моды. - Черноволосый не смеётся, но издёвка в его голосе слишком явная. - Теперь надо говорить "какого хера" или, на худой конец, "чёрта".

Он делает над собой усилие. Ему нужна тысячная доля секунды, чтобы вынуть свой Зампакто и оказаться рядом с наглецом, уперев лезвие в его шею.

- Назови своё имя. Я предпочитаю знать, чью жизнь забираю.

- Аой. - Он усмехается теперь явно, но Улькиорра чувствует нотки страха.

- Ты тоже! - он кивает на второго.

- Каи. Можно подумать....

- Я не просил пояснений. - От ощущения чужого страха он немного приходит в себя. Берёт себя в руки. Его голос снова совершенно ничего не выражает.

- Руки, успокойся, умоляю тебя... - Это белобрысый. Смертный.

- Что? Он тебе дорог? Тогда я убью его для тебя.

- Хорошо. Будь по твоему.

Тот, который пониже его жертвы щёлкает пальцами и Руки (или Улькиорра? Он начинает путаться) снова видит их такими, какими они должны быть.

- Я - Змейка. Половина парного Банкая Лейтенанта Шестого Отряда Готей-13, Абараи Ренджи. Моё имя Забимару.

- Не твоё, а наше, Змейка! Не наглей! - Кажется, эту уродину зовут Мартышкой. Она держит его руку, чуть отстраняя от себя лезвие и ни капельки не боится. Его это злит. - Это наше имя!

- Я не желаю делить имя с такой уродиной с огромной задницей! - Змейка показал напарнице язык.

Тот, который называл себя "Рэй" тоже стал собой.

- Сначала тебе придётся убить меня, моль бледная!

Он снова засмеялся, подпрыгнул и, оттолкнувшись ногами от стены, полетел на Улькиорру. Он успел выставить вперёд руку, создавая барьер, о который Казешини ударился и сполз на ледяной пол.

- С удовольствием.

- Слушай, Казешини! - Крикнула Мартышка. - Может прибьём его и мучениям конец? А то и в правду достал.

Он слышит слово "Банкай". Он краем глаза замечает, как Мартышка выбрасывает вперёд Змейку, как они вместе превращаются в одну огромную змею с черепом вместо морды. Он слышит слова "Секи!" и "Реви!".
Он понимает, что сейчас он не выстоит. Он ослаб в последнее время. Да, он всё ещё Кварта Эспада. Но он устал. Он ослаб. Он резко поворачивается вокруг своей оси и оказывается в другой зале.

Полы этой комнаты выстланы лиловыми коврами, стоят мягкие кресла и столики.
Он всегда призерал Октава Эспада, этого самовлюблённого психа. Но теперь, после того, как Повелитель оставил их, оставил ЕГО, Заельаппоро стал единственным, с кем можно поговорить. Единственным, кому хватило гордости не пачкаться о мир Смертных.

- Гранц. - Он не опустится до крика. Достаточно просто тихо назвать это имя. Он всё ещё старше, сильнее. Его всё ещё боятся. - Не заставляй меня ждать.

И одной из потаённых дверей появляется он. Как всегда идеальный. Поправляет маску, ставшую очками и удивлённо смотрит на вошедшего.

- С каких пор ты заявляешься сюда так запросто? - Заельаппоро падает в одно из кресел и углубляется в изучение своих ногтей.

- В Лас-Ночес нарушиетели.

- Да? Какая прелесть. И кто же? - Гранцу, кажется, нет до этого ни малейшего дела.

- Два бесхозных Банкая из Серейтея. - Он тоже садится в кресло. Кто-то из служек Гранца подносит ему бокал кровавого вина. - Лейтенантские.

- И ты не смог с ними справится? - Гранц вскидывает бровь, берёт бокал из рук своего служки и пинает его ногой.

- Не хами. Не забывай, что ты лишь Октава.

- Прости-прости. Так что, Ледяной Принц не смог побить две жалкие железяки? Даже не капитанские?

- Один из них парный. - Неожиданно тихо говорит Счиффер.

- И что?

- Я слабну, Гранц. У меня мало сил. После того, как Айзен...

- Да забудь ты про эту суку. Мы никогда не были ему нужны. Надо жить своими силами.

- Ты знаешь... Мне страшно.

Раньше Улькиорра никогда бы не сказал подобного Гранцу. Никому. Раньше он никогда не почувствовал бы страха. Но теперь всё иначе.

- Я понимаю.

Раньше Заельаппоро никогда бы не посочувствовал Счифферу. Никому. Он не был способен на это чувство. Но теперь всё иначе.

- Моё Церо их даже не оцарапало! Они пачкают меня смертным именем! Знаешь... - Он делает глоток вина. - Мне иногда кажется, что я вижу это жалкое тело в зеркале.

- Мне тоже иногда так кажется. И имя мерещится.

Улькиорра поднимает на него вопросительный взгляд. Лёгкое раздражение от истошного цвета его волос приятно щекотит грудь.

- Да. Но я борюсь. Я не желаю заканчивать всё вот так. Я не поверю в эту иллюзию. Мы в Лас-Ночес и мы те, кто мы есть. Мы Эспада. Мы жалкие остатки Эспады. Но я не пойду вслед за остальными. Нет.

- Я слышал, что Гин не умер. Что он вернулся в Серейтей.

- От кого? Кварта, от кого ты мог это слышать? - Гранц обрывает себя и переводит взгляд на высокий потолок.

- Чёрные Бабочки. Пустые. Я слышал. - С нажимом говорит он.

- Возможно. Всё возможно.

- Нужно убрать этих... Чужаков. Они не смеют топтать МОЙ Лас-Ночес.

- Уберём. Ты знаешь, система Лабиринтов осталась прежней. Пусть погуляют. Кстати... Они пришли убить тебя?

- Нет. Или да. Я не понял.

- У тебя царапины на груди, ты знаешь?

Улькиорра опускает взгляд и видит, что вокруг дыры и в правду множество царапин. На подобии мёртвого солнца.

- Эта тварь меня достала. Его меч прошёл сквозь меня. Как это возможно?

- Мы слабнем, Кварта. Но мы не имеем права подохнуть.




Он стоит в своих покоях и смотрит на мёртвое небо через небольшое окно под потолком. Он собой не доволен. Он зол. Он поднимается по воздушным ступеням к окну и смотрит на Белые Пески. В дали, у самого горизонта, ползёт пустой. Он шепчет "Церо". Пустой издаёт вопль и рассыпается пеплом. Это его немного успокаивает. Он не помнит, когда убил Женщину. Он не убивал Женщину, он не получал такого приказа. Почему тогда меч сказал, что она давно мертва?
Он идёт по Лабиринтам Лас-Ночес и размышляет ни о чём. Петляет по бесконечным коридорам, известным ему, как свои пять пальцев.
Он слышит голоса. Те самые голоса. Те самые Банкаи. Он напрягается, достаёт Зампакто и замирает. Он слышит и голос Гранца. Он останавливается у поворота и слушает.

- Я не понимаю тебя, Уру! Какого чёрта ты ему подыгрываешь? Ты хочешь, чтобы он совем с катушек слетел?

- Я не могу иначе. - Гранц говорит тихо и виновато. Кварта презрительно морщится. Какого чёрта он говорит с НИМИ? - Мне его жалко. Он такой одинокий...

- Он псих! Понимаешь, он гордый псих! Сколько веков прошло с тех пор, как Айзен ушёл в Мир Смертных?

Улькиорра вздрагивает и весь обращается в слух. О чём они?

- Три. Почти три столетия.

- А я тебе о чём говорю! Все, все уже смирились! Ни кто не пожелал дохнуть! Господи, ну мы же живы! Для Вечности совсем не обязательно обретаться тут! Каи, ну скажи!

- Да, Уру, Рэй прав. Ты не должен потокать его шизофрении. Мы должны убедить его. Ради его же блага.

- Я не уверен, что он поверит. Всё-таки, он был Кварта Эспада. Он гордый.

- Аой!

- Что "Аой"? Я уже чёрт знает, сколько лет "Аой"! Скажите ещё, что вам самим так нравится шататься в шкуре этих смертных!

- Нет! Но... Но я люблю его, ты можешь это понять?!

- Я понимаю. Но он - не поймёт. Он всё ещё Арранкар. Пусть только в своей голове, но он - Арранкар и он не способен на любовь. А ты уже стал человеком.

- Не смей произносить этого! Я тебя сильнее, ясно?

- Всё-всё. Не психуй, Казешини. Не хватало ещё друг друга переколечить.

Настала тишина. Кварта чувствует, что у него подкашиваются ноги. А четверо в зеле словно слышат его незаданный вопрос.


- Где сейчас Айзен? - Это голос Гранца.

- Там же, где Гин, Хьёринмару, Гримжо и Бьякуя. В Мире Смертных.

- Это я понял, не идиот. Где именно? Чем они занимаются?

- Тем-же, что и мы. Хернёй страдают со скуки. - Это Мартышка. Его противный голос ни с чем не спутать.

- Как могло получиться, что они - вместе?

- А что делают вместе два Банкая и двое Арранкар?

- Трое! Не считай на одним целым!

- Каи, ты невыносим...

- Так они тоже развлекаются музыкой? Строят из себя кумиров?

- Типа того. Айзен теперь зовётся Дайске. Ужасно глупое имя, на мой вкус.

- Да нет! Ты всё напутал. Это дурацкое имя взял Гин. У него всегда было плохо с юмором...

- Да хрен с ними, пусть они проавлятся! Что с Руки делать?

Улькиорра прислонился спиной к холодной стене и с трудом подавил тошноту. Что всё это значит? Почему Гранц с ними? И... Значит предательство Айзена ещё больше.. Он не предпочёл смерть. Он выбрал эту грязь... Ему страшно. И ещё.. Какое-то странное, незнакомое чувство вокруг дыры в груди.

- Погоди! Дайске? А Гриммжо...

- Мой коллега. - Мрачно говорит тот, кто носит имя Казешини. Кварта Эспада не желает принимать смертных имён. Даже для врагов. - Басист.

- Вы оглохли? - Взрывается Октава. - Что делать с Руки?

- Может... Если бы найти Куросучи... Или Унохану... Они ж лекори-изобретатели...

- Или Тоусена.

- Или дать ему по башке, чтобы всю дурь выбить!

- Твоя любовь опасная, ты знаешь? - Смеётся Мартышка.

Улькиорра понимает, что сошёл с ума. И что ему не хватит сил призвать Банкай. И что Церо не работает. Но ему плевать. Он смотрит на свои руки. Совсем не белые. От них пахнет миром Живых. Человеком. Он опускает глаза вниз и понимает, что смотрит на пол уже не с привычной высоты роста Кварта Эспада. Много ниже. Он взрывается.

- ЦЕРО! ЦЕРО! ЦЕРО!

Он влетает в заполненную дымом и обломками залу, бьёт Церо куда придётся. Ему плевать, что он останется один. Он убьёт этого предателя, он будет копить силы и он отомстить бывшему Повелителю.
Айзен. Тот, единственный, в котором Кварта НУЖДАЛСЯ. Рядом с кем он почти чувствовал что-то бьющееся в груди.
Предатель. Тот, который, спасая свою шкуру, просто забыл его в огромном Лас-Ночес. Оставил его. самого верного из солдат.
Это новое непривычное ощущение теперь жжёт всю грудь. Улькиорре это не равится. Он этого не просил.

Он смотрит на Казешини. Потрёпанного, но живого. Тот больше не улыбается.

- Бей.

- ЦЕРО!!!!!

Волна красного света поглащает почти ненавистное существо, треплет его длинные волосы, но не причиняет и малейшего вреда.

- Бей.

- ЦЕРО!

Снова. Тоже самое. И так по кругу. Пока он не выбивается из сил.
Неожиланно его обнимают. Тот самый чёрный, такой красивый, Банкай. Обнимает, прижимает к себе.


- Послушай меня, Кварта Эспада, Четвёртый... Нет, Последний из Арранкар. Ты не нужей своему Господину. Тебя предали. Ты можешь либо сдохнуть от потери Силы, либо спуститься в мир Смертных и жить до бесконечности в нём. Можешь отомстить. Решай. Твоё Оружие бессильно даже против мух. Тут ты - ни что.

Он вырывается из крепких рук, поднимает свой меч и наносит удар по... воздуху. Казешини исчезает, появившись совсем рядом.

- Он прав. Мы живём там и мы можем бывать тут. Быть собой. Иногда. - Гранц смотрит с отвратительно-человеческой улыбкой. - Ты можешь быть с нами.

- Какого чёрта я вам нужен? - У него не получается. Не получается говорить ровно. Но уже плевать.

- Потому что ты... - Мартышка мягко вынимает меч из ослабевших пальцев. - Уже давно живёшь там.

- Просто не желаешь с этим согласиться, гордец. - Говорит Змейка. - Ты предпочитаешь упираться и тухнуть тут. В центре Ничто.

- Это не правда.

- Это правда. - С нажимом говорит Казешини. - Ты живёшь в моей кваритре уже четыре года. Но ты предпочитаешь спать и видеть эту дрянь. - Он обвёл рукой залу.

- НЕТ!

Он опускается на колени, сжимая пальцами грудь. Это чувство. Странное и отвратительное.

- Знаешь, что это, Эспада? Это Боль. Её способны испытывать только те, кто живёт в мире Смертных. Побочный эффект. Смирись.

- Я не хочу! Мне не нужно!... - Он всё ещё зажимает грудь. "Боль" становится нестерпимой. Ему страшно.

- Пойдём. - Казешини снова снимет своё тело, как надоевшую рубашку и садится на корточки рядом с Улькиоррой. - Пойдём, Ру. Тебя Корон заждался. Я тебе кофе сварю.

Улькиорра не понимает ни слова, он не понимает, почему это Смертное говорит с ним с таокой теплотой. И у него нет сил, совсем нет сил сопротивляться чужим рукам, которые берут его за маску и тянут её вниз. Мучительно-медленно. Жарко. И, почему-то, неловко. Смертное снимает с него его привычное тело и отбрасывает в сторону. Жарко. Новое тело такое неказистое, такое несовершенное. То самое, что иногда мерещилось ему в зеркалах Лас-Ночес.
Он закрывает глаза и падает в Мир Смертных. Он слишком устал. В конце концов, он не должен хранить верность тому, кто его предал.






- Блин, Аки! Аки! Да проснись же ты, соня! Проснись, говорю!

Така с такой силой затряс своего любимого, что тот чуть с кровати не свалился.

- Господи, да что с тобой?!

- Мне такая херня приснилась! - Говорит Така со смесью веселья и лёгкого страха.

- А я тут при чём? - бубнит Аки, в прочем, обнимая Таку.

- Я соскучился. - Мурлыкает Така. - И я завязываю с анимэ на ночь.

- Это мудро. Давай спать, кот. На работу скоро. Я люблю тебя.

- Киса, ты самый лучший косплеер Кё по чати сна.

Така сворачивается уютным клубком в кольце рук Аки и зевает. Улыбается. Смотрит на дверь в коридор.
Улыбка спадает с его губ: в коридоре стоит парный меч. Две двусторонние косы, соеденённые цепью.

- Казешини... - Шепчет он. Его сковывает ужас.

- М? - Совсем сонно.

- Не смей называть Кварта Эспада "Котом". Я не переношу Джагеррджака.

- Завязывай с анимэ, кот. Совсем завязывай... - Акира улыбается ему в загривок и засыпает.

Он кладёт руку себе на грудь. И пальцы проваливаются в пустоту дыры чуть ниже ключиц.

OWARI

@темы: сказка, other, не_жрок, J-Rock, Romance, AU, PG, кошмар, Reituki

---

Крыша напротив

[Saelma Graffity]

аффтар: AkiTaka
мыло: [email protected]
фэндом: The GazettE
бэта: Seamus Finnigan (по скольку бэтер утопился в слюнях по поводу приезда ДИРОВ, срочно ищу новую. срок неизвестен. принимаю предложения.)
название: Крыша напротив
рейтинг: PG-13
пейринг: Reituki
жанр: Romance, AU.
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои пренадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: сказка. больше ничего не скажу)
посвящение: ну угадай!!!! угадай, не скромничай!!! Ну Каай, ты чего? тебе-тебе) ну и, конечно, Тонкс. Ибо вот так вот)

да простит меня Великая Страна Япония, Японский Император и PSC. *дважды хлопнул в ладошки*

по крышам!!!!

Я в какой уже раз проводил его взглядом. Он грациозно прошёл в нескольких метрах от меня, по самому краю. Он просто обожает крыши. Из моего окна прекрасно видна его излюбленная часть - плавный жестяной скат с несколькими смотровыми окошками. Он мягко потянулся и улёгся на прогретую солнцем поверхность, мурлыкая себе под нос какую-то забавную песенку. Я уселся на подушку, лежащую на подоконнике и приготовился наблюдать за ним: если он решил позагорать - это на долго. Он часто тут появляется и я уже выучил кое-какие из его привычек.
Он всегда лохматый, словно только что вылез из постели. Или попал в переделку. Платиновая шёрстка - по другому не скажешь - кажется такой мягкой на ощупь. Даже с такого расстояния заметны его длинные ресницы. На его шее блестит серебром что-то вроде ошейника с небольшим кулоном. Наверняка, на нём есть какая-то надпись. Я бы не сказал, что он очень стройный, но его тело кажется мне идеальным: крепкое, грациозное, плавное. От него очень оторвать взгляд.
Он потягивается, жмурится на ярком солнце и сыто улыбается. Ему совершенно плевать на голубей, которых тут, кажется, тысячи. И они уже к нему привыкли: не взметаются в небо серой тучей всякий раз, когда он появляется. Спокойно прохаживаются. Один даже лёг совсем рядом с ним, бросая на глаза лёгеую тень.

Я наблюдаю за ним больше месяца и иногда мне кажется, что он бездомный: слишком часто он тут появляется. Я бы сказал - постоянно. Но ему больше идёт слово "свободный", вот что. Эта самая Свобода окружает его, как рой разноцветных бабочек. Я немного ему завидую. Я сам слишком привязан к своей квартире, к своим обязанностям и распорядку дня. Мне, наверное, не хватило бы смелости жить так, как живёт он.
Я думаю, что он настоящий бандит. Хулиган. Об этом говорит его растрёпанность и наглый взгляд. Такая весёлая, тёплая наглость. Раньше я не замечал, но сейчас в его ухе блестит крохотное колечко.
Неожиданно мне хочется поговорить с ним. Раньше таких желаний не возникало. Я подбираюсь к самому краю открытого окна, минуту уговариваю себя подать голос.

- Эй... Эй, там, на крыше! - А он и ухом не повёл. Как лежал на боку, распластавшись по крыше, так и лежит. - Э-эй! Ты там уснул, чтоли? - Мне даже пришлось крикнуть, хотя нас разделяет всего несколько метров.

Он сонно вздрогнул и чуть повернул голову в мою сторону, разлепил один глаз. Вопросительно мурлыкнул. А я потерялся: что я собираюсь ему сказать?

- Э-э... Почему ты тут всё время торчишь?

- Я тут живу.

- Да? - Значит, я был прав. - Почему?

- Люблю свободу. - Его голос тихий, немного сиплый и до одури приятный.

- Здорово тебе. Голодаешь, наверное?

Он мягко перекатился на живот, весь вытянулся и сел, чуть склонив голову. Улыбнулся мне и коротко облизнулся.

- Пропитание легко достать, между прочим. Не ресторанная, конечно, еда, но вполне сносно. Я бы сказал, много лучше ресторанов. А ты чего?

- А я живу тут. - Я коротко обернулся в глубь квартиры. - Вполне сносно. - Я коротко улыбнулся. - За тобой наблюдаю.

- Вот как? Что, так скучно? - В его голосе звучит мягкая издёвка, совсем не обидная.

- Просто ты очень интересный. Никогда таких не видел.

Он встал, беззвучно подошёл к самому краю крыши и вытянул шею.

- Руки. Меня зовут Руки.

Я немного смутился.

- Забавное имя. Я - Акира. Приятно познакомиться.

- Да плюнь ты на эти церемонии. Что, мы с тобой на приёме, чтоли? Пошли гулять.

- Я... Извини, я не могу. У меня... Я кое кого жду.

- Ты что, дурак? - Он легонько спрыгнул на тонкую балку, соеденяющую два дома и оказался совсем близко. В нос ударил его завораживающий запах улиц и авантюризма. - Думаешь, они без тебя не обойдутся? Слушай, Акира. Ты так до конца дней дома проторчишь, чего интересного в такой жизни? Давай, вылезай. Обещаю доставить тебя домой к закату.

Я сомневаюсь всего несколько секунд, потом ступаю на корниз. Это страшно, я не привык к такому экстриму. Совсем не привык. Но от Руки веет такой уверенностью, что я в один шаг оказываюсь на той же балке. Перевожу сбившееся дыхание, вцепившись в старое дерево под ногами.

- Боишься, чтоли? - Он рассмеялся и ткнул меня в бок, от чего я чуть не свалился. - Да брось, надо просто поверить в себя. Пошли. Отсюда по крышам можно легко добраться почти до самого центра. Там есть спуск к древнему храму, ручей и прочие романтические радости. Я тебе всё покажу, Домосед-сан.

От его смеха, одуряющего запаха, мягкого голоса, от блеска его почти белоснежной, едва-желтоватой шёрстки мне вдруг самому стало очень легко. Я расслабился. "Поверил в себя". В след за Руки я перебрался на "его" крышу, через окошко - на чердак, потом на другую крышу. Тут я никогда не бывал. Голова закружилась от нахлынувшего ощущения свободы. Захотелось поднять глаза к небу и закричать во всё горло. От ощущения пьянящего счастья.

- Смотри, поосторожней. Мне твои кости с асфальта соскребать не хочется. - Он снова засмеялся и пошёл дальше по плоскому участку крыши. Я зашагал за ним.

- Что значит твоё имя?

- Не знаю. Я сам себя так назвал. То имя, что досталось мне при рождении... Оно скучное. А тебя всегда звали Акирой?

- Всегда. - Мне вдруг этот факт показался позорным. - Я как-то об этом не думал.

Руки остановился и уставился на меня тёмно-шоколадными глазами. Завораживающими, хитрыми.

- Я буду звать тебя Рэйтой. "Рэй" - второе чтение твоего имени. Тебе нравится?

Он не стал ждать ответа и пошёл дальше, огибая трубы и антенны. "Рэйта"? Хм. Мне нравится.

- А откуда ты знаешь? - Мне удалось с ним поравняться. Я глянул в сторону. Высота показалась мне головокружительной. Синющее небо над головой с редкими кляксами перистых облаков, белёсое солнце, висящее уже сбоку и бесконечность крыш, разбегающаяся к горизонту причудливым лабиринтом - всё это окончательно вскружило мне голову. Такго никогда не было в моей жизни. И Руки. Конечно, Руки. Думаю, это главная причина моего сладкого безумия.

- У меня много времени, не забитого ненужными домашними заботами. Я читаю. Ну, книги, которые нахожу на свалках. Люди не любят книг. А я люблю.

Мне стало сташно стыдно. Я, такой домашний мальчик, любимый и окружённый заботой - никогда не питал страсти к знаниям. Но так не хочется сознаваться, показывать, что я смущён.

- Расскажешь?

Он утвердительно кивнул, улыбнувшись так заговорщецки, что я невольно прыснул. У него приятная манера растягивать слова. Как у дорогущей кошки. Он, конечно, понял моё смущение, но не подал виду.

- Вот, тут спуск к храму. Но иди тихо - в этом доме живут отвратительные людишки, они ненавидят таких, как мы. Точнее, таких, как я.

Руки грациозно соскользнул на чердак через дырку в крыше. Так быстро, что я его потерял. Спустился за ним намного осторожнее. Коснулся его спины.

- Таких, как мы. - Поправил я. - Если ты не против.

- Что, понравилась Свобода?

Я кивнул и мы молча, крадучесь, сбежали по лестнице до первого этажа. В этом полумраке мои глаза отвыкли от солнечного света, по этому на улице я зажмурился. Руки подтолкнул меня в перёд и побежал по извилистой улочке, сквозь редкую живую изгородь, через чей-то садик (я ужасно испугался, что хозяева нас увидят и поднимут шум, но всё обошлось.). Наконец, мы вышли к старому храму в тени древних приземистых деревьев. Я заслышал шум воды в отдалении. Это действительно оказалось безумно красиво. Красные столбики храмовой ограды, чёрное дерево стен, ярко-зелёные листья и всё тоже безумное небо над головой. Моё сердце замерло от восторга. Я остановился, стараясь рассмотреть всё-всё. Руки уселся на тёплый песок, перемешанный с белой галькой рядом со мной огляделся. С таким видом, словно это всё - его владения. Думаю, он и в правду так считает.

- У тебя милый ремешок. - Тихо мурлыкнул он, бросив короткий взгляд на мою шею. На ремешок из тонкой кожи и кулон-колокольчик на нём. Его голос тихий, завораживающий. Спокойный. Сейча он знакомит меня сразу с целым миром и он это знает. - Жарко. Пошли к ручью?

Я кивнул и сам пошёл на звук журчащей воды. Ручей бежит по серым камням, обросшим мхом. По берегам растёт молодой бамбук и высокая трава. Такая высокая, выше моего роста. Руки садится на самый большой камень и наклоняется к воде. Мне вдруг тоже захотелось попробовать эту прозрачность на вкус. Всё так странно. Ещё вчера я и не мог предположить, что со мной может произойти подобное: я без предупреждения сбегу из дома, прямо по крыше, с незнакомым бездомным парнем, убегу на другой конец города и буду пить воду из источника, а не из бутылки с дорогой этикеткой. Вода показалась мне замечательной, ледяной и сладкой. Така поднял на меня глаза, не прекращая пить и вдруг обдал меня снопом искрящихся в заходящем солнце брызг. Засмеялся, сорвался с места и побежал.
А я впал в какой-то ступор. Я не люблю воду. И ни кто никогда не позволял себе подобного со мной.

- Ты чего замер? - Раздался его голос в паре десятков метров за моей спиной. - Рей!

Я обернулся. Руки стоит на краю храмового парапета, таком узком, что кажется, на нём невозможно устоять. Но он стоит, улыбается широко и жмурится в оранжевом свете заката.

- Засранец!

Я смеюсь тоже, потому что всё это такое чудо, такое счастье. Это Свобода. Я спрыгиваю с камня, на котором сидел и мчусь за ним, уже сорвавшимся с ограды и бегущим в запросли ароматной, горькой травы. Я догоняю его (хотя, думаю, он просто позволил мне себя догнать), последний прыжок и я хватаю его за холку. Мы падаем в траву. Земля тёплая и немного влажная, пахнет сладко. Голова кружится. Я смеюсь, перекатываюсь, подминая его под себя. Но Руки вырывается, всё ещё дико улыбаясь. Серёжка в его ухе пылает, словно пламя свечи и приятно слепит глаза. Он вырывается с тихим мурчанием-рыком, оказывается надо мной и замирает. Рассматривает мои глаза. Я понимаю, что мне нечем дышать. Его бабочки обволакивают нас обоих. Я жду. Жду, что он сделает.
И он вдруг коротко облизывает мой нос. И снова смотрит в глаза, вопросительно. Я... Я не понимаю. Совсем. Руки вдруг проводит своей щекой по моей и изгибается всем телом. Он так пахнет... Так... Я не знаю имени этого волшебного запаха. Он мурлычет там, в своей груди и не отпускает меня.
А я понимаю, что мне это нравится. Очень нравится. Всё, что было сегодня. Хотя... Из всего можно было бы оставить только Руки. И это уже было бы самой Волшебной Сказкой в моей жизни. Я поворачиваю голову и быстро, немного смущаясь, касаюсь языком его уха. Того самого, с серёжкой. Я чувствую его довольную ухмылку.
Он сползает с меня, склоняет голову на бок.

- Когда я был котёнком, мне дали имя Така. Таканори. Но я сбежал ещё ребёнком и дал себе другое имя.

Я уже говорил, что у него просто потрясающий голос? Я перекатываюсь на живот и смотрю на него. Он долго молчит, думает.

- Пошли. Отведу тебя домой.

- Я не хочу домой. - Говорю я и подползаю к нему на согнутых лапах. Он смотрит недоверчиво и машет гладким хвостом. - Мой дом там, где есть ты. Ты же меня поцеловал.

- Поцеловал. - Така кивает. - Но мой дом - это весь город. Моя столовая - задние дворы ресторанов. Моя постель - это крыши и чердаки. Нет ни расчёсок, ни шампуней, ни мягкой корзинки. Оно тебе надо?

- А я тебе нужен? Не помешаю твоей свободе? - Мне страшно немного. Что он ответит?

Он снова топит меня в своих глазах.

- Нужен. Город большой. Найдём хорошую крышу. Большую и уютную. - Он толкается носом в мой и снова, снова мурлыкает. - Твои люди будут скучать.

- Они купят нового котёнка. Ты же знаешь людей. - Мне хочется смеяться, громко и по-детски. Он разрешил быть с ним!

- Пошли. Нужно найти новый дом на сегодня. - Он подходит на мягких лапах и снимает с меня ошейник. - Он тебе не нужен. А мой... Я надел его сам. Так что оставлю, и не упрашивай! - Мы смеёмся.

- Давай останемся тут? Тут так красиво.


Солце падает за горизонт, мы сидим на крыше древнего храма и целуемся часами. Потом Така рассказывает мне диковенные истории из книг, где вкуснее еда и как он провёл прошлую зиму.
Потом мы снова целуемся. Думаю, мы останемся жить в этом храме. А зимой переберёмся на ближайший чердак.
Мне не жаль расстаться со своей уютной клеткой. Мне теперь нужны только крыши, новые и новые, бесконечное небо и моя Свобода по имени Така.

Вот так я встретил своего единственного кота. Своё счастье длинной во все девять кошачьих жизней.


OWARI

@темы: сказка, vingette, J-Rock, Romance, The Gazette, AU, PG-13, Reituki

---

Shiawase

[Tokyo-Seoul Stories]

аффтар: Taka
бэта: ну где же ты? ты мне так нужна...
название: Shiawase
фэндом: The GazettE
рейтинг: PG-13.
пейринг: Reituki
жанр: romanse
Дисклаймер: моя больная фантазия чистой воды) на обладание героями уже почти не претендую.)
размещение: с разрешения аффтора
предупреждение: POV Рейты. Очередная графоманская сага об одиночестве с хеппиэндом. А то достало депрясники сочинять.

itadakimasu?

Повторюсь: в графе "о себе" - идиотское слово "исцарапанная". Именно так - с женским окончанием и глупым девчачьим истеризмом. Иногда мне кажется, что в меня запихнули слишком много женского. Слишком много девочек - Боль, Истерика, Злоба, Обида.
Да, я именно такой - "исцарапанная". До мяса. Тонкой кожице не вытянуть всего этого бреда. Кошмара. И чем я, интересно, это заслужил?..
И вот эта вот дурацкая неопределённость. Размытость гендерной самоиндефикации. Тотальное отсутствие самоопределения.

Распятый. Нет, правда. Это не глупое стремление привлечь к себе внимание громкой банальщиной.
Вот оно - моё славное, уже родное, мёртвое дерево: большое, старое, хотя древностью ещё даже не пахнет. Просто старое, голое дерево. Ни намёка на кору или ветки. Бесконечность в обхвате.
Вот они - уже потеплевшие, отшлифованные.. Гвозди, или что это такое? Не знаю - посмотреть страшно. Нет, уже почти не болит. Дерево зовут Одиночество. Глобальное. Такое, знаешь, Господи... Когда кругом - миллиарды людей и даже пара десятков хороших знакомых. Плюс два-три хороших друга. Одиноко... Мааамочка... Плакать? Ну нет, я не на столько распустился. Я не настолько... Я сильный, чёрт.
И вот вишу я на этом дереве, идиот идиотский, и думаю только о том, что плечи сильно затекли. Страшно затекли плечи, и шея ноет. Дырки в теле уже не беспокоят. Болят, да, страшно болят. Не ноют - кричат до сипа, но не беспокоят. Надоело беспокоится. Знаешь, Бог, когда сумеешь привыкнуть к боли, от неё становится смешно. Вишу себе такой и глупо хихикаю. Кретин кретином. Это нервы. Сдают, чёртовы.
Сколько это длится? Прости, Бог, я забыл, сколько мне лет. Но ты-то знаешь, так ведь?
Боже мой, я на столько одурел от этого всего, что начинаю выдумывать тех, с кем можно поговорить. Да толку-то?.. Вот оно, моё дерево, прекрасно знает все мои истерики.
Страшно. И ещё холодно, знаешь.. И капает. Ритмично, монотонно, по капельке в минуту. Что это? Видимо та самая густая жижа, которая когда-то была кровью. Нет, что-то там пока ещё трепыхается в груди, и даже болеть старается. Чёртово! Бог, когда ты это всё прекратишь? Ну хоть сделай меня бесчувственным и простым. Как большинство "моих". Дай мне позволять себе прыгать из постели в постель, согреваться бесконечными руками и не утруждать себя запоминанием имён. Так нет-же. Виси себе, Акира, и не жужжи. Радуйся, что живой.
Нахрена мне это?! Как я ещё разум не потерял? Хотя, думаю, что потерял. И довольно давно. Иначе плюнул бы уже, дёрнулся, разодрал руки, оторвал себя от гладкого, холодного тела своего Одиночества и подох бы наконец.
Рассвет сменяется жиденьким закатом, тот снова - мутными сумерками. Ни ветра, ни смены температуры: монотонное ничто, и холодно. Я уже даже не помню вкуса банального кофе. Я вообще ничего не помню, кроме тихого гула в голове.

И тут, вдруг, нереально. На столько нереально, что, по началу, я даже не обращаю внимания.
Садится под моим голым деревом, голову откидывает на его прохладное тело и замирает. Курит. В груди медленно ворочается зависть. Молчит: он курит. Смотрю на него равнодушно. Очередной, просто очередной некто. Разве что - чуточку ближе остальных. А он вдруг вздрагивает, поднимает на меня глаза. Даже в этой мутной дымке замечаю - живые. Долго смотрит: изучает, чуть склонив голову на бок. Так забавно. Кривлю пересохшие губы в попытке улыбки.
- Ты чего тут?
- С ума схожу. - пытаюсь пожать плечами, но не получается: железки в ладонях напоминают о себе, я болезненно морщусь.
- Больно? - с какой-то наивной заботой в голосе. Подозрительно щурюсь. - Ты что, дурак? Больно же так висеть. - выкидывает окурок и лезет за новой сигаретой.
Снова щурюсь. В груди поднимается непонимание.
- Ты что, деревце моё видишь? - замираю.
Пожимает плечами и смотрит на меня, как на идиота.
- Ничего себе - "деревце". Ты знаешь, твоё Одиночество на Эверест больше похоже. Боже мой, как ты живёшь с ним?..
- А я не живу. - слова с трудом выталкиваются из сжавшегося горла. Голова начинает кружится. Он - видит??
- У тебя кровь. - почему-то обиженно бурчит он. А я начинаю тихо истерично хихикать.
- Кровь? Нет, ты шутишь? Ты поиздеваться пришёл? Как ты вообще сюда забрёл? "Кровь"!... - я отвык говорить с теми, кто меня слышит, от этого в горле начинает першить и, кажется, кровоточит.
Он отшатывается и смотрит на меня во все свои шоколадные глаза. Смотрю на него сверху вниз. Боже, какой он маленький!.. Смотрит на меня во все свои глаза шоколадные и его губы начинают подрагивать.
- Замёрз?.. - он протягивает ко мне руку и касается пробитой ладони. Снова морщусь. - Прости.. Боже мой, у тебя в груди дырка!.. - с таким отчаяньем, от которого мне, почему-то, становится себя жалко. - Да кто ж тебя так?.. - проводит тёплыми подушечками по моим бесконечным царапинкам.
- Многие. - голос предательски дрожит. - Так получилось.
- Бедный... - совсем тихо выталкивает звуки в разряжённый воздух и ёжится. - Я не видел ещё на столько одиноких людей... Как зовут-то тебя?..

- Сузуки Акира... - перед глазами плывёт: этого всего просто не может быть! Неожиданно вся, давно притуплённая, титаническими усилиями притуплённая боль, накатывает с новой силой. Закусываю губу, чтобы не завыть.
Он дует губы, словно его просто не устраивает подобный расклад.
- Тебя никто не любит. - не вопрос, не утверждение. Приговор. - Мне не нравится это дерево дохлое, эти штуки в твоих руках и твои ранки. Не нравятся! - с какой-то обиженной мольбой натыкается на мой взгляд и сглатывает. - Уроды проклятые.
А мне становится смешно. Спасибо, Бог. Ты, наконец-то, лишил меня разума. Только шутка твоя вышла какой-то больно неказистой, Не особо феерично. Вместо смеха сплёвываю хриплый кашель.
- Да что за чёрт!! - он звонко возмущается, встаёт на цыпочки. - Так нельзя! Мне не нравится! Не нравится, когда так! - и двумя тёплыми ладошками сильно зажимает ту самую "дырку" в груди. - Всё равно льётся!... - Непонимающе, совсем ребёнок. - Льётся!.. Да что такое... - закусывает кончик языка, стараясь её заткнуть.
- Перестань. - я поражаюсь глухости своего голоса. - Ты перемазался. Не надо. Заразишься ещё. Иди, малыш.. Спасибо тебе, но это не поможет. - и, кто бы знал, Бог, КАК я испугался, что он может послушаться!
А он смотрит на меня мокрыми глазами. Мокрыми! Из-за меня? И, чёрт подери, это не жалость. Хотя.. Может, мне просто слишком хочется, чтобы это не было жалостью.
- Ты идиот? Нет, ты правда идиот, Сузуки Акира! Ты что, не понимаешь?! У тебя сплошные царапины! Я даже не могу разобрать, какого оттенка твоя кожа! - я подумал, что он сейчас капризно топнет ножкой и снова попытался усмехнуться. - У тебя в груди дырень больше, чем весь ты! Боже мой...

А потом случается то, чего я никогда, никогда не смогу забыть. Он отчаянно приподнимается, весь вытягивается и... Целует. Меня. В сердце. Гудящее, отчаянно бьющееся, щемящее. В самое сердце. Просто прижимается тёплыми губами к этому месиву. Не дышит даже. Не дышу. Боюсь, не могу, не смею. Начинаю терять сознание. А он всё не отстраняется, и я, с его детской паникой, понимаю, что у него рубашка запачкалась.
- Сейчас-же прекрати болеть. - строго, как пятилетний, приказывает он. Прямо мне в грудину. - Прекрати сейчас-же!
И я с изумлением, сквозь головокружение, понимаю, что моё глупое, идиотское сердце.. слушается.
- Вот так-то. Подожди немного. - он отходит за моё чёртово дерево. во мне закипает паника, но он скоро появляется, толкая перед собой довольно большой камень. Я вспоминаю имя этого разочарования, оставшегося тут мёртвым грузом. Что он задумал?
Он подталкивает его к моему изножью, забирается на него и серьёзно смотрит мне в глаза.
- Будет немножко больно, но ты потерпи, ладно?.. - Он протягивает руки к моей ладони и подцепляет пальцами железо. - Господи, да что за сволочи... Ужас какой... Переубивал бы, - бубнит он, стараясь поудобнее ухватить неровный край. - Я Матсумото... Ну, Таканори... Так... Да как ухватить-то его? Ты специально так всё сделал?
А я вообще перестаю что либо понимать. И я не смею поверить в то, что он делает, боюсь осознать. Только отчаянно борюсь с обмороком. И вдруг...
Да, это в правду больно. Жаль, что потерять сознание так и не вышло. Я прекрасно чувствую, как между сухожилий продирается зазубренный металл. Таканори тихо что-то говорит себе под нос, но я не разбираю слов: уши закладывает. Он сильно дёргает, еле удерживая равновесие.
- Вот так-то лучше. Чёртовы железки. - тихо ругается он. - Потерпи ещё немного, Сузуки Акира... Сейчас ещё раз...
Вторая вспышка боли, прорезавшая другую руку, ни чуть не слабее. Но мои руки отлипают от уже привычной гладкости ствола. Я понимаю, что сил во мне совсем нет, и опадаю прямо на его маленькое тело. Но он подхватывает меня и осторожно укладывает на землю. Поражаюсь - оказывается, тут есть трава... Сил не хватает даже на то, чтобы открыть глаза. Каждая мышца ноет, напряжённо подрагивает от резкой смены привычного положения. Он кладёт мою голову себе на колени.
- Бедененький... Ну всё, всё.. Скоро станет полегче... Заживёт.. Не будет больше болеть... - он осторожно берёт мои ладони и прикасается к пробоинам губами. И мне кажется, что ранки затягиваются. Я не могу дышать. Я просто не понимаю, что я чувствую. Ибо никогда не чувствовал ничего подобного. А потом.. Потом он просто дышит на мои пальцы. Долго, упорно отогревает мои ледяные пальцы. - Холодные какие, ужас... Сколько ты так мучился?.. Кошмар какой... - тихонько всхлипывает, и снова дышит, греет. И аккуратно, трепетно, водит пальцами по краю дырки в груди. По краю стремительно затягивающейся дырки в груди: видно я и в правду сошёл с ума.
- Я тебя забираю. - твёрдо говорит он.
- Подожди. - Я нахожу в себе силы чуть приоткрыть глаза. - Что это значит?..
- Глупый ты, Сузуки Акира... - Он тихонько улыбается. Так.. Нежно? Мне? Отводит прилипшие к моему лбу волосы. - Влюбился я, вот что это значит.
И он меня целует. Мамочка... Бог, ты знаешь, меня целуют в первый раз в жизни. И я.. Я ему верю. Может, от того, что чувствую тоже самое. Потому что он первый, кто захотел меня просто согреть. Он целует меня. Просто прикасается губами, не прижимается даже, и рисует тёплыми пальцами по напряжённым плечам. И я расслабляюсь, впервые в жизни, и легонько сжимаю его руку. И даже.. Осмеливаюсь на лёгкую улыбку.
- Спасибо.. Спасибо тебе, Матсумото Таканори... Я не зря так долго тебя ждал... - И я целую его: просто прикасаюсь губами, не прижимаюсь даже. Целую в первый раз в жизни. Того, кого люблю в первый раз в жизни.
Поцелуй невесомей бабочек.
- Всё было. Всё случилось: твоё Одиночество. Его нет.
Поцелуй - нежнее бабочек.
Я - не один.
У меня есть ты.

***

- Така, зараза мелкая, куда ты подевал мою любимую безрукавку?!
- Отвали, Аки! Никуда я её не девал! Нужна она мне, как Урухе колготки!
- Засранец! - хватаю его за загривок и пристально смотрю в глаза. - Дурацкое сравнение, Уруха любит колготки!
- Уруха любит чулки, идиот несведущий! - визжит он и делает серьёзное лицо. - Тогда, как Каи колготки!
- Ещё скажи, Как Аою жена! - треплю его по макушке.
Он выворачивается из моих рук, залезает за кресло и вылезает с победоносным видом, тыча мне в лицо моей безрукавкой.
- Аой уже год, как женат, большой ты идиот. На, держи. Такое чувство, что ты повязку не на носу, а на глазах носишь! - показывает мне язык и ретируется.
- Засранец! - Срываюсь за ним. - Поймаю, мало не покажется!
- И нифига я не женат. - Серьёзно говорит Аой, протягивая мне Таку, которого держит за шкирку, как нашкодившего котёнка. - Кою не женщина.
- Кругом враги. - Обиженно заявляет Така. - Даже в собственном доме не спрятаться от врагов и предателей.
Я принимаю из рук Юу сей бесценный дар и обнимаю.
- Люблю тебя. - провожу губами по его виску. - Дурак ты.
- Подлиза! - он довольно щурится. - Как был подлизой, так и остался подлизой.
- Так. Прекращаем детский сад. Боже, что я несу?.. - Аой картинно прикрыл глаза рукой. - Сузуки и Матсумото прекратят детский сад... Ах, мечты... Рей, одевай свою чёртову безрукавку и нацепи что-нибудь на свою половину. Нас Каи уже потерял. Или он в одиночестве должен отмечать ваше пятилетие?

Вот так. И я счастлив.

OWARI
[\more]

запись создана: 16.09.2009 в 03:39

@темы: J-Rock, The Gazette, PG-13, Reituki

---

yume (сказка)

[Saelma Graffity]

аффтар: AkiTaka
мыло: [email protected]
фэндом: The GazettE
бэта: номинально - Seamus Finnigan (но ему мало интересно что-либо, ибо ДИРЫ же приезжают! *возвёл очи к потолку*)
название: yume
рейтинг: PG
пейринг: Reituki
жанр: Romance
из цикла "сказки"
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои пренадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: графоманство, нежность, немного сказочности.

да простит меня Великая Страна Япония, Японский Император и PSC. *дважды хлопнул в ладошки*

сказка

По моим окнам не перестают струиться змейки капель, закрывая и без того незаметное небо. У нас сейчас царство воды и асфальта, тёплого и ароматного. Я отворачиваюсь от оконного проёма, огромного, как шекспирово сердце и смотрю на прогиб его спины: он идеален, плавен и гибок. Впадина позвоночника, две небольшие ямочки над бёдрами. Слабый свет от уличного фонаря вырисовывает их так чётко, что появляется ощущение нереальности происходящего. Он спит, отвернув от меня голову и его светлые волосы причудливо обрамляют тонкую шею. Позвонки на ней, наоборот, выпирают. Я закрываю глаза всего на секунду и думаю о хребте древних скал, выросшем меджу двумя озёрами: свет расплостался по его чуть выпирающим лопаткам и теперь они кажутся водной гладью, серебристой в свете древней луны.
Я тихо встаю и достаю из ящика тушь и кисть для калиграфии. Сажусь на пол и осторожно, тихо, чтобы не разбудить, растираю тушь в плошке с тёплым молоком. Неприменно тёплым. Ставлю плошку на край кровати, осторожно обмакиваю в неё мягчайшую кисть и легонько касаюсь светлой кожи. Он чуть вздрагивает во сне, но его сновидения всегда притягивали его слишком сильно - он спит.
Несколько минут монотонного шума дождя за окном, который чуть раскачивает уличный фанарь, даря мне новые и новые образы. Несколько минут я боюсь дышать, потому что его телу так идут тонкие изломанные линии канджи. Молоко впитывается в кожу, тушь рассыхается и опадат на простыни нежной мягкой пылью. Я рисую только пока идёт дождь.
Но он заканчивается, стихает постепенно и исчезает вовсе, освобождая промытое небо для нового рассвета. Я засыпаю, положив руку на своё исчезнувшее произведение искусства и знаю, что совсем скоро он сам меня разбудит новым капризом.
Открываю глаза и вижу его лицо совсем близко к своему: он чуть дует губы, он сонный и его волосы растрёпаны. Первые лучи утреннего солнца запутались в непослушных прядях, он делает вид, что недоволен, но я знаю, что он рад. Он скучал.

- Мне снились походы. Доспехи, знамёна. Ночёвки в скалах. Думаю, одиннадцатый век.

- Кем ты был? Воином? - Я целую его плечо и улыбаюсь в ответ.

Белоснежное золото его волос взметается в утренний воздух отрицанием.

- Я был принцессой. Меня несли в паланкине и охраняли лучшие из воинов.

Я улыбаюсь теплее и роняю короткий поцелуй на его плечо.

- Кем был я? - Мне не нужно уточнять: я всегда с ним рядом. Даже во сне.

- Тем, кто спас меня. Вражеская стрела с огненным наконечником попала в мой паланкин, враги подрезали ноги лошадям и убили воинов. Но ты спас меня. Ты подхватил меня на руки, наплевав на запреты, на мою неприкосновенность высшего рода, и унёс дальше от пожарища утихающей битвы. - Его лицо снова стало недовольным: как я смел прикасаться к нему-принцессе?

- Ты злился? Пытался вырваться?

- Я пообещал, что тебя казнят. Мой отец, Сёгун, он не простил бы тебе подобной наглости.

- Даже за то, что я спас его любимую дочь? - Я переворачиваюсь на бок и подпираю голову ладонью. Он сидит напротив мнея и очень сосредоточено думает.

- Даже за это. Аки, ты не имел права. Ты даже не был капитаном отряда. Ты был рядовым. И ты ко мне при касался. Ты обнимал меня. Ты посмел.

Я встаю на колени и обнимаю его. Со сна его кожа тёплая и совсем бархатная в тех местах, где ночтю были канджи. Легонько повторяю их пальцами.

- Вот так?

- Да. - Чувствую его кивок. Он не обнимает в обтвет. Он всё ещё немного дочь Великого Сёгуна. - И тебя повели на казнь. Ты должен был вспороть свой живот у меня на глазах. Потому что даже рядовому солдату ведома Честь Воина.

- И ты не остановил меня? Не спас?

Он молчит. Может, вспоминает.

- Нет. Не остановил.

- Это не справедливо, кот. Я спас тебе жизнь, а ты позволил мне погибнуть.

Я не верю плохому в снах. Тем более - умереть за любимого - Честь. Даже для простого рядового, не знающего запаха битвы.

- Не позволил. - Он говорит тихо, словно это ниже его достоинства - сознаваться в подобном.

- Как так? - Повторяю кончиком пальца линию цепочки на его шее.

- Тебя остановил мой отец. Он придумал наказание хуже.

- Что может быть хуже смерти?

- Он приказал тебе взять меня в жёны.

- Что же в этом плохого? Простой солдат женится на Принцессе. Это же мечта.

- Я был редкостной стервой. Ни кто не хотел жениться на мне. - Я слышу его самодовольную улыбку и чуть касаюсь губами шеи, запуская пальцы в волосы. Они совсем спутались.

- Но ты был красив?

- Красив. Все говорили, что я самая красивая девушка во всём мире. Но я был вредной, капризной, избалованной девчёнкой. Мне было пятнадцать, а тебе - шестнадцать. И хоть я был врединой, я очень хотел замуж.

- И я взял тебя? Я согласился?

Он привстаёт не отстраняясь, словно плющ течёт по древним стенам, обнимает мне за плечи.

- Взял. Ты не хотел смерти. С самого детства ты мечтал служить мне. Правда меня лишили наследства. - Кажется, это сильно его раздосадовало. - А потомя проснулся в твоей постели и понял, что я - это я, а никакая не принцесса. Я обрадовался. На моих руках, и на ногах и везде были нарисованны тончайшей работы канджи.

- Я с самого детства мечтал служить тебе. - Эхом повторяю я и провожу руками по озёрам-лопаткам.

Така довольно жмурится, чуть прогибается и требует поцелуев. Он получает их много, потому что я правда готов служить ему. Моей избалованной нежной принцессе.
Така капризничает за кофе, капризничает в душе. Он капризничает всю жизнь, потому что я позволяю. Я любуюсь им. Я люблю его.

Больше всего мне хочется, чтобы этой ночью тоже шёл дождь, уснуть с ним и смотреть один сон на двоих. Погибать за него-принцессу, соблознять его-королевича из какой-нибудь средневековой европы, собирать на краешке луны камешки ему на ожерелье, победжать драконов или приручать единорога, чтобы побаловать его-снова-принцессу.
Под вечер он приходит домой, немного вымотанный работой, но от этого ещё более красивый. Он приносит фильмографию Куросавы, целует меня в висок. Ест неаккуратно, весь перемазывается. Я смеюсь и протягиваю ему салфетки, но он капризничает и я вытираю сам.

Мы живём так. В этом мире для нас есть только мы, наше огромное шекспировское окно и серебристый фонарь за ним. Часто я начинаю подозревать, что это осколок луны или меркурия.
Така идёт в спальню и развешивает пд потолком звёзды новыми созвездиями. Мурлычет себе под нос одному мне понятные слова любви, на нём моя рубашка. Он выполняет свою работу щепетильно, он любит звёзды. Потом ложится в кровать, укрывается моим телом и мы занимаемся любовью: долго и плавно. Мы занимаемся Самой Настоящей Любовью. Думаю, Единственной. Абсолютной. После этого начинается дождь, я снова рассматриваю струйки воды на стёклах и рассказываю ему новую сказку, из которой он создаст новый сон, где мы будем вместе. Я засыпаю много раньше вчерашнего, сегодня не Молчная ночь. Сегодня - ночь Сказок, а Така уснул, не дослушав. И я кладу голову на его подушку и засыпаю в его сон, чтобы дорассказать.

Серебристый фонарь за окном мерно раскачивается под тяжёлыми каплями. Я подумываю о море или космосе. В этой сказке неприменно будет белое золото. Такое же, как его волосы.

OWARI

@темы: сказка, vingette, J-Rock, Romance, The Gazette, PG, Reituki

---

комедия ошибок

[Saelma Graffity]

аффтар: AkiTaka
мыло: [email protected]
фэндом: The GazettE
бэта: Seamus Finnigan (нет его сейчас ><
название: Комедия Ошибок
рейтинг: NC 17
пейринг: Uroi\Reituki\Reioi\Uruki
жанр: drama, agnst, POV, vingette
Дисклаймер: всё правда, всё так и было, сам всё видел. Герои пренадлежат мне, БВА-ХА-ХА! рублю кучу бабла на шантаже. да-да-да) шутка.
размещение: с моего величайшего соизволения.
предупреждение: самокопание, драма, BDSM

да простит меня Великая Страна Япония, Японский Император и PSC. *дважды хлопнул в ладошки*

комедия ошибок

Он опустился передо мной на одно колено и церемонно поцеловал мою руку. Между тяжёлых портьер пробрался лёгкий ветер и колыхнул жёлтые язычки пламени на алых свечах, расставленных повсюду. В комнате пахнет вином, воском и, кажется, лавандой. Он поднял на меня свои чёрные в этом тусклом свете глаза. В них пляшут отражения свечей. Он поправил тёмно-синюю атласную простынь, покрывающую мои бёдра и провёл прохладными пальцами по щеке, отводя в сторону прядь волос. Он улыбается, эта улыбка прячется в самых уголках его шикарных губ. Он смотрит на меня не отрываясь, снова и снова проводя пальцами по моей пылающей щеке.
Мы всегда молчим. Ни слова, практически ни звука. И только тихая надрывная скрипка. Иногда габой. По праздникам - орган. Я не понимаю, откуда льётся музыка. Я никогда этого не понимал. В комнате очень жакрко, бардовый свет наводит дремоту. Простыни прохладные, но это мало спасает. Я лежу на огромной кровати так, чтобы он видел каждую линию моего тела. Я уже давно не смущаюсь его прямого взгляда. Я медленно провёл языком по губам, показывая, что хочу пить. Его тонкая бровь скользнула вверх и улыбка стала чуть более явной. Он встал, подошёл к низкому столику на витых ножках и налил в большой бокал красного вина. Поднёс его к моим губам и пролил пару капель. Вино оказалось ледяным, я жадно слизал эти капли. Он наклонил бокал сильнее и вино потекло по моим губам, щекам, залило простынь. Но я смог сделать пару небольших глатков.
Он удовлетворился. Поставил бокал на ковёр, в последний раз провёл рукой по моей щеке вверх и с силой дёрнул за волосы. Так, чтобы я приподнялся, опираясь на локоть. На глаза навернулись слёзы, но только из-за резкой боли. Он всё так же спокойно улыбается, не отрывая от меня глаз.
Потом бьёт на отмашь. Щека хапылала с новой силой, но это не вызвал эмоций. Никаких. Потом он бьёт ещё и ещё, он ждёт, когда я начну плакать, умолять. Когда я пророню хоть слово. Хоть звук. Когда я соглашусь с тем, что он сильнее. Приму его власть. Но во мне не осталось ничего из того, что можно унизить. Я забыл уже все слова, потерял все чувства и давно потерялся в безконечных язычках пламени, шелках и ароматах, которыми он заботливо окутывает мои ушибы, в мягких мазях, которыми он мажет мои разбитые губы. Чтобы в следующий раз они были бы такими же нежными и мягкими.
Я уже давно ничего не боюсь. Не помню ничего. Даже его имени. Даже своего. Это не нужно. Я просто прихожу в положенные четыре вечера в неделю. Мне всё равно. Мне всё равно, как именно он понимает любовь.

***


Он шепчет, развязно и пошло, я поражаюсь, как подобная грязь может рождаться в таких красивых губах. Он сжимает в кулаках измятые пожелтевшие простыни и двигается так быстро, что я сам постоянно сбиваюсь с ритма. Он стонет бессвязно, громко. Мне не нравится. Меня это злит. Мне хочется быть с ним нежнее, называть его по имени. Но это не для нас.
Он кончает долго, двигаясь ещё быстрее и стоны его становится всё откровенней. Его совсем не заботит моё удовольствие. Его вообще ничего не заботит. Он переворачивается на спину, подползает ко мне, грязно ухмыляясь. Опускает взгляд на них моего живота, облизывается и я сразу чувствую жар его рта. Я не могу сопротивляться ему. Не могу не трахать его каждую ночь именно так, как он этого требует.
В дешёвых мотелях отвратительно грязные простыни, пахнет средством от клопов и сыростью. Это заводит его ещё больше. По телу проходит крупная дрожь, я прижимаю его голову к себе и кончаю. Он сразу отрывается и сплёвывает на пол. Вытирает рот рукой и звонкая пощёчина оставляет на моей щеке влажный след.

- Сука, ты знаешь, что я ненавижу вкус спермы. - Он говорит с таким злым весельем в голосе, что я невольно сжимаюсь. Он встаёт на колени и дёргает меня за затылок, поднимая моё лицо к себе. Наклоняется к самым губам. - Вылизывай.

Даже если бы я захотел воспротивиться - не смог бы. Сопротивляться Таке просто невозможно. Я никогда не видел более властного человека. И я послушно вылизываю его рот. Это не просто игра: я дейсвительно обязан убрать всё. В противном случае будет только хуже. Он прекрасно знает все самые чувствительные места на моём теле. Знает, как приласкать, чтобы возбудить и как ударить, чтобы стало невыносимо больно. Он обожает играть со мной, как со щенком. Только намного более жестоко, изощерённо и извращённо. Он в несколько прикосновений, пошлых фраз, парой движений возбуждает меня до предела и, как только понимает это, спокойно разваливается в кресле. Смотрит на меня с лисьей улыбкой и не позволяет приблизиться. Это может продолжаться часами, он держит меня на грани, и только тогда, когда я готов сорваться просто поворачивается ко мне спиной и встаёт на колени, наклоняясь.

Я не понимаю, почему не могу отказаться от этого кошмара. быть может, потому что его власть безгранична и у меня нет сил с ней бороться. Или, быть может, потому, что всё ещё люблю его. Наглую, жестокую, озабоченную шлюху.
Он знает, что я люблю его. Знает, это вызывает в нём какое-то особенно изощерённое веселье. Ему доставляет особенное удовольствие втаптывать меня в грязь. А я не могу бороться. Не смотря на то, что я всегда в активе, я остаюсь снизу. Бьёт он и трахает он.
Этот незримый поводок в его кулаке, кажется, врос мне под кожу.


***


Я прихожу к нему всегда с гордо поднятой головой. Молчу по привычке, потому что со своей куклой я не привык разговаривать. Я прихожу в его простую, уютную квартиру в те часы, когда его наглой шлюхи нет дома, спокойно снимаю обувь в прихожей и вопросительно на него смотрю.
Я бы сказал, что он красивый. Да, точно. Только не такой красотой, за которую я люблю свою куклу, нет. Очень живая, такая... простецкая красота. Его шлюха вытаптывает в нём всё живое, но красота остаётся. Он научился жестокости, равнодушию и агрессии, которые мне так нужны.
Он никогда не опустится до того, чтобы просто ударить. Нет. Он кивком головы приказывает идти в спальню, лечь на кровать, которая никогда не была перепачкана его мелкой тварью. Не знаю, почему они трахаются только в дешёвых мотелях, но это мне не нравится: нет полного ощущения того, что я что-то ворую у сильного, властного, жестого Таки. С кошачьей грацией ложусь на кровать. Он криво ухмыляется, нависает сверху и поднимает мои руки выше. Если бы это были ремни - я бы не жаловался. Но он перетягивает мои запястия лесками, унизанными голубыми стеклянными бусинами - трафит моей тяге к роскоши. Это больно, правда больно. Терпеть можно только пока, и если не рыпаться.
А потом я просто закрываю глаза и отдаюсь ощущениям боли, наслаждения и снова - боли.
Я не мазохист, боль не доставляет мне удовольствия. Эти постельные сцены с человеком, чьё сердце разбито, изтерзанно и оставлено пылиться за ненадобностью - наказание для меня. Наказание за то, что я поступил так же с другим человеком. Сделал из него свою куклу, не мёртвую, не живую. Пустую.
Аки вымещает на мне всё то, что копится под ним в тех самых мотелях: боль-боль-боль. И тело тут вовсе не при чём. Я прекрасно знаю, как он любит Таку. Знаю, но понять не могу. И чувствую серьёзный укол ревности: его мысли никак не покидает грязный мелкий ублюдок, даже в те моменты, когда он жёстко трахает моё божественное, такое податливое тело.
Я с трудом сдерживаю слёзы: это игра. По правилам мы не имеем права проявлять чувства, потому что по сценарию в нас нет чувств. У нас есть только животные инстинкты, удовлетворяемые лишь новой и новой грязью. Он кричит, ругается, я чувствую его сильные пальцы на моей шее. Он злится, потому что это не он, это я. Я выше, сильнее и много красивее. И я прихожу к нему сам, я выполняю его требования: ничерта, похожего на Таку.
И он прекрасно знает, почему я прихожу. И я ему благодарен, потому что он наказывает меня очень жестоко, то, что нужно. Запястия саднят и чешутся под тонкими нитями, завтра будут царапины. Он не заботится, он рвёт меня в кровь и злится, злится. На себя. За свою слабость.
Потом я замечаю слёзы, но не уделяю им внимания. Мы с ним на равных ролях. Я - убийца, он - убитый. И мне жаль его. Отнюдь не высокомерно. А он жалеет Кою, чувствует, понимает его боль и тогда мне все сложгней смолчать, не вкрикнуть от боли.
Через несколько оргазмов он выставляет меня за дверь, как дешёвую шлюху, сукув в руки несколько измятых купюр. Я знаю, что он будет плакать. Как и я.
Но мои слёзы будут течь только по дороге до бордовой задрапированной комнаты, где меня покорно ждёт моя кукла.
Не ждёт даже. Не_живые не ждут ничего.


***


Я обнимаю его хрупкое избитое тело, прижимаю к себе, стараюсь согреть. Он уничтожен чужой жестокостью, ровно такой же, какой я с садистским наслождением уничтожаю единственного человека, который меня любит.
Мы с Кою на равных ролях: он - убитый, я - убийца. Но я не в силах что либо менять.
Я осторожно касаюсь лёгкими поцелуями каждого его синяка, ссадинки. Он всегда молчит и, кажется, не уже не понимает, что я рядом. Он вообще ничего не понимает. Только плачет всё время. Без всхлипов, в звенящей тишине его слёзы катятся по щекам и впитываются в мою рубашку.
Мне жаль его, в нём я чувствую боль Аки. И сам не знаю, почему я так жесток. Словно эта жестокость может наказать Юу за то, что он делает с моим близким человеком.
Укол ревности короток, но ощутим: сейчас наверняка они трахаются на моей постели, Аой молчит и глотает слёзы. Акира не прячет их, он наказывает. Меня, себя, всё сущее. Создателя, быть может, за то, что мы просто есть. За то, что никогму из нас не зватит сил выйти из этой спирали боли.
Я глажу его по волосам, его бездумный взгляд обращён в пустоту. Его больше нет. И никогда не будет. Его губы что-то беззвучно шепчут, но эти слова обращены не ко мне и я не пытаюсь разобрать. Сердце рвётся на части. Я не знаю, когда хоть кто-то из нас сдохнет и тогда, возможно, это прекратится. Я жду этого. Я жду.
Открывается дверь в прихожей, но я уже выхожу, столкнувшись с Юу в дверях, бросаю короткое "шлюха" и выхожу. Я знаю, что Кою будет за это наказан. И он так и не поймёт - за что.
Я выхожу и теперь во мне нет жалости - она осталась в этой отвратительно-роскошной комнате. Я набираю номер и заказываю номер в дешёвом мотеле.

Кто-то из нас должен умереть. Чтобы помочь другим жить. Иначе это никогда не кончится.


OWARI

@темы: angst, vingette, графоманство, J-Rock, The Gazette, drama, NC-17, AU

---

в процессе написания. Рейкаи О_о

[Saelma Graffity]

пока что не читать

- Каи?..

Я просунул голову в дверь студии в поисках драммера. Но оного не обнаружилось. Я пожал плечами ихмыкнул.

- А говорил, что тут будет...

Сам не знаю, чего мне так припекло именно сейчас увидеть каи, но поделать с собой что-либо касательно этого желания оказалось нереальным. Я чаще всего легко давлю в себе нелогичные побуждения, но сейчас аж в груди зазудело: подавай мне Каи и точка!
Минут через десять глупого блуждания по студийным коридорам я догадался ему позвонить.
Через несколько минут в трубке раздался желаемый голос.

- Где тебя черти носят?! - Совсем не дружелюбно гаркнул я.